Она глубоко вздохнула, и хотя сотни раз репетировала стихотворение, по спине прошел нервный озноб.

Элла вскинула подбородок точно тем жестом, как иногда Роуз и Мэгги, и Чарлз улыбнулся ей со своего места в глубине комнаты. Мэгги выдохнула, кивнула бабушке, устремила взгляд на Роуз в ослепительном платье и начала:


      Я сердце твое в своем сердце ношу,

      и в сердце моем твое сердце живет,

      куда ни пойду я, за что ни возьмусь,

      всегда и везде ты со мной, ты во мне,

      во всем ты со мной, дорогая.

      Я судьбы не боюсь — ведь судьба моя ты,

      и не жажду миров — ты мой мир, ты мой свет,

      лунный блеск на воде, солнца песнь — это ты, —

      ты во всем и везде, дорогая.

И тут у нее перехватило горло. Но Льюис ободряюще кивал, и Элла улыбалась сквозь слезы, и отец, подняв очки на лоб, неловко вытирал глаза, а гости смотрели на нее выжидательно. У Роуз дрожали губы. Мэгги вдруг показалось, что в заднем ряду маячит призрак матери: знакомая красная помада на губах, золотые серьги… Наверное, мать тоже любовалась дочерьми, зная, что, несмотря на все несчастья, они выросли умными, храбрыми, красивыми и очень дружными. Что Роуз всегда будет желать добра Мэгги, а Мэгги всегда будет желать добра Роуз.

«Дыши», — велела себе Мэгги и продолжила:


      Это тайна всех тайн, всех бутонов бутон,

      корень дерева жизни и небо небес,

      сердцевина всех почек, надежда надежд,

      самой дерзостной мысли стремительный бег,

      что всегда ты со мной, ты во всем и везде, дорогая.

      Это чудо, что звездам упасть не дает,

      то, что в сердце моем твое сердце живет.

Мэгги улыбнулась собравшимся, улыбнулась сестре, и на миг ей словно открылось будущее: дом, дети, которые родятся у Роуз и Саймона, летние месяцы, когда они будут гостить у нее и Эллы во Флориде, где будут купаться все вместе: Роуз, Мэгги, Элла, Саймон и дети — в большом голубом бассейне, под ярким солнцем, а по ночам будут сворачиваться калачиком на постели Эммы, все трое, рядом, бок о бок, пока не уснут.

— Каммингс, — заключила она, твердо зная, что сумела, смогла, что гости не сводят с нее глаз и что каждое слово было произнесено именно так, как следовало. Что она, Мэгги Феллер, сделала все как надо.