Его неземные слова допила до дна.

Держи меня ночью, мама, я так сильно больна,

От одного лишь взгляда его убегаю…

Вон, а туман, во всем тумане…

Мысли все о нём, лишь о нём, все о нём.


Артем.

— Эти детки доведут меня! Неужели и мы были такими же?

— Темыч, мы были хуже! Не помнишь, что мы устраивали преподам? Да сам ректор крестился когда видел наш курс! А эти просто слегка бесшабашные, к пятому курсу пройдет. Мужайся, брат — похлопал меня по плечу Серега, зав. кафедры экономистов.

— Ты не представляешь, как сегодня меня измучили первокурсники. Такое чувство, что им не восемнадцать, а пять и это не институт, а детский сад! — покачал я головой.

— Ну, а что ты хотел? Сам же рвался в профессуру. Мог бы остаться в отцовском бизнесе. Я тебя, если честно, не понимаю. Кто отказывается от миллионного холдинга в пользу кафедры? — усмехнулся Серега.

— Я! Даже институт предпочтительней по сравнению с родительской опекой. Они до сих пр считают, что я маленький мальчик, которого надо через дорогу за руку водить. И это в мои тридцать три. А что было бы дальше? До старости под их крылышком? Увольте! Лучше эти мелкие спиногрызы, чем заботливые мама с папой — передернулся я, вспоминая, как неделю назад, перед моим отъездом, мама собрала мне кучу сумок с соленьями и вареньями. Кто бы мог поверить, что входящая в десятку самых влиятельных женщин страны делает самостоятельно заготовки на зиму? Я вот верю, поскольку она заставила меня помогать.

— Богатые тоже плачут — фыркнул Серега.

— Ага — согласился я машинально, пристально вглядываясь в стайку девушек, почти все мои новенькие, кроме одной этой я не видел — твоя? — спрашиваю у друга.

— Моя. Красивая, но стерва — с печалью в голосе замечает Серега.

— Откуда знаешь? Первый день же только — продолжаю я любоваться смуглой шатенкой.

— Она уже устроила разборки со своими однокурсницами. Чего думаешь с твоими кукует? В пух и прах разругалась с девчонками — посетовал друг.

— А в чем причина? — разгорелось во мне любопытство.

— Черт его знает! Мне кажется, в том, что она такая яркая. Когда это девочкам нравились те, кто красивее их самих? — со знанием дела заметил Серега.

— Да уж. Молодежь — продолжая смотреть на девушку, что смеялась над какой-то шуткой согласился я.

— Ой, вы на него посмотрите, старичок, нашелся! — хлопнул меня повторно по плечу друг — ладно, некогда мне с тобой лясы точить, еще ведомости заполнять и вести душеспасительные работы с пятикурсниками, эти засранцы совсем от рук отбились. Вот уж где не везет, так не везет.

— Удачи тебе, в нелегком труде и кровавой обороне — пожелал я Сереге.

Впрочем мне и самому надо было в деканат. Сейчас там будет нешуточная война за классные часы. Никто не хочет вести первые пары и оставаться на последние. Поэтому лучше с самого начала застолбить себе хорошее время. Чем я и занимаюсь вот уже на протяжении шести лет. Помню свой первый год после аспирантуры, тогда я, как и большинство зеленых, вроде меня преподавателей, профукал этот момент и целый год вставал в семь утра, чтобы попасть на первые пары к сонным и вялым ученикам. Много воды с тех пор утекло, но одно я запомнил бетоно — в этом серпентарии профессорских акул надо быть на чеку.

Выторговав свои часы с десяти и до двенадцати, я и не заметил, как испортилась погода. В любой бочке меда, найдется ложка дегтя. Пора уже это понять. Сегодня я опаздывал, поэтому вместо машины поехал на метро, сейчас под дождем до него пилить и пилить, а зонта нет. Чувствую завтра я устрою праздник своим ученикам, не явившись на работу по состоянию здоровья.

Я вышел на крыльцо и стал ждать, вдруг дождь закончится быстро? Хотя, льет он неспешно и монотонно, поэтому вряд ли мне улыбнется удача.

— Вам в какую сторону? — раздается позади меня незнакомый голосок.

Я обернулся, та самая шатенка. И обращается она ко мне. Почему бы не ответить?

— К метро, а что?

— Мне тоже, может, пойдем вместе? — улыбнулась она и только тут я заметил в ее руках черный зонт.

— Учиться еще не начала, а уже задабриваешь преподавателя? — улыбнулся я.

— Что вы — махнула рукой девушка — Вы у нас вести не будете.

— Я пошутил — на всякий случай объяснил.

— А, ясно. Я шуток не понимаю — серьезно ответила она и раскрыла зонт.

— Как зовут-то тебя, альтруистка? — подстраиваясь под ее неспешную ходьбу, решил я познакомиться.

— Гела.

— Булгакова любишь?

— Не особо, это и правда мое имя — нахохлилась она.

— Ладно, Гела, так Гела. А меня — Артем Алексеевич, приятно познакомиться.

— Знаю, о Вас много говорят.

— И что же говорят?

— Ну… К примеру, половина девушек из Вашего курса только и мечтают, чтобы Вы обратили на них внимание. Они считают Вас очень умным и красивым — совершенно не смущаясь произнесла Гела.

— А ты так же считаешь? — решил я немного поддразнить ее.

— Нет — и снова убийственная серьезность.

— Нет?

— Конечно. Я Вас не знаю, тогда как я могу судить умный ли Вы? А красота такая вещь… В наше время при правильном подходе любой может выглядеть сногсшибательно. И еще, я не рассматривала Вас, как мужчину. Вы ведь — учитель — посмотрела она мне прямо в глаза, глубокий зеленый цвет, ни дать не взять — ведьма.

— Мы пришли. До свидания — не давая мне и слова вставить, Гела вошла в метро, теряясь в толпе спешащих людей.


Ангелика.

Сколько помню себя, меня не покидало чувство одиночества. Уродливое чувство. Сначала в детстве, потом в юности. Оно прочно засело во мне. А еще во мне горел пожар. Такой яркий, что я боялась выпустить его, поскольку была уверена, что он спалит всех вокруг, если я позволю хотя бы искре выбраться наружу. Я сдерживала себя. Всегда и во всем.

Правда, мне нужно было расслабляться время от времени. И тогда в моей спальне менялся интерьер. Не потому, что прежний мне надоедал. Просто, после моего "расслабления" приходилось делать капитальный ремонт в комнате. Поначалу это сильно беспокоило родных, но ни походы к психологу, ни препараты не могли остановить меня. Наоборот только еще больше разжигали пламя. И к десяти годам моей жизни эксперименты по усмирению буйного нрава прекратились. А еще появилась эпилепсия. Поэтому раз в пару месяцев, в моей спальне появлялись рабочие и меняли обстановку. Ведь, если не хочешь припадка у эпилептика, не стоит с ним спорить.

После окончания школы я продержалась дольше обычного. Но, сегодня я знала, что сил сдерживаться не осталось. И волна накрыла меня, сильнее, чем обычно. Больнее, чем всегда. Остановилась, когда сломала мизинец.

— Что же ты натворила, маленькая? — ахнул брат появляясь в спальне. На нем был плащ, значит, только вернулся с учебы.

— Ничего, все как обычно уродливо — пожала я плечами.

— Надо привести тебя в порядок, пока мама не вернулась. Припадок был? — засуетился Дима.

— Она все равно поймет, что произошло. Комнате нужен ремонт. Нет, это не из-за эпилепсии. Мне просто было скучно — оглядывая разнесенную в щепки спальню, вяло отмахнулась я. Силы кончились. Теперь мне хочется спать.

— Ты свои руки видела?! Что это?! Сломала палец? Гела! Все еще утверждаешь, что припадка не было?! Раньше ты наносила урон только интерьеру, но не себе! Надо срочно в больницу!

И мы поехали в больницу, откуда нас забрала тетя. Мне она ничего не сказала, досталось как всегда Диме. Конечно, сын-то у нее вменяемый, в отличии от племянницы. И с него отдельный спрос. К тому же, что взять с эпилептика? Я могу ведь и забиться в судорогах, начать задыхаться и умереть. И сразу же решат, что это тетка виновата. Сейчас я делю наследство с ней, точнее с моим двоюродным братом, тетка мне не приходится родней, она вдова дяди, тот умер почти двадцать лет назад и с тех пор мой брат с матерью жили в доме дедушки. Я жила с ними. Пока и дед не отошел в мир иной. Фактически из родственников у меня остался только двоюродный брат.

— Гела, что опять случилось? — спросила тетя стоило нам только зайти в дом.

— Ничего, все как обычно уродливо — пожала я плечами.

— Но, ведь приступов не было уже больше двух месяцев, почему снова? Скажи, честно, что-то в институте? — продолжила она допытываться.