– Да где же с горя?! – рассердилась Света. – В записке про горе – ни слова! Нет, Виктор, может быть, и переживал из-за того, что ты ему отставку дала, но убивать себя не собирался!
– А почему же тогда его жена и все соседи тоже…
– Да потому что они эту записку не читали! Ты сама-то веришь в то, что Виктор был способен из-за тебя на тот свет добровольно отправиться?
– Не знаю, – тихо ответила Лара. – Я довольно плохо все помню… Это так давно случилось!
– А я все прекрасно помню! – тоже тихо, но страстно воскликнула Света. – Виктор не мог наложить на себя руки. Не тот человек. Добрый, веселый, великодушный, милый… Он так любил жизнь! Он женщин любил… Он всех любил. Жену, детей очень любил. Да, он любил свою жену, при всем при том, что изменял ей! У него было такое огромное сердце… Он всех любил, – повторила, точно заклинание, Света.
– Откуда ты все так хорошо помнишь? – завороженно спросила Лара.
– Дурочка… Слепая дурочка, эгоистка! Вот ты кто, – нежно произнесла Света. – Так я же его любила. Я любила Виктора, чужого мужа и любовника своей лучшей подруги. Самого милого мужчину на свете… – Света вдруг всхлипнула, спрятала лицо в ладони, и круглые плечи ее мелко затряслись.
– Света… – ахнула Лара. – Я догадывалась, но…
– Умер. Погиб. Разбился… – не слушая ее, глухо пробормотала Света. – А я все эти годы о нем думала как о живом. Бедный, милый, хороший мой. Бедный, милый…
– Света, прости!
– Да что «прости»! Ты ни в чем не виновата… ты меня прости. У меня же с ним… было. Один раз.
Лара уставилась на подругу широко раскрытыми глазами. «У нас же никогда не было тайн друг от друга! Я всегда все знала про Светку, а Светка знала все про меня! Хотя… нет. Моя святая тайна, мой вересковый мед… Самым сокровенным мы не делились. И правильно!»
– Света, не плачь. Света, я тебя ужасно, ужасно люблю… Не плачь!
– Ну так я же сволочь, скотина… – сквозь всхлипывания вырвалось у Светы.
– Если бы ты на Сашу глаз положила – я бы тебя убила, это точно, – несколько нервно засмеялась Лара. – И не простила бы никогда-никогда. Но Виктор… да хватит, не реви. Все быльем поросло. И я его никогда не любила…
Подруга смахнула со щек слезы и, нахмурившись, угрюмо сказала:
– Виктор не мог из-за тебя с жизнью проститься. Он ее, жизнь, ценил как никто. Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.
– Но все его окружение – жена, соседи… – «…и дочь» – не договорив фразы, мысленно продолжила Лара. Оленька, наверное, тоже считала, что Лара виновна в смерти ее отца. Раз отняла у Лары Сашу…
– И что? Он им сказал, что умереть хочет? Он сказал, что ты его бросила… А потом разбился. Вот они и сделали такой вывод. Что Виктор из-за несчастной любви покончил с собой.
– Допустим. Но они-то все, особенно жена – они еще лучше нас с тобой знали его характер! Его жизнелюбие, его оптимизм, как ты утверждаешь… Почему они поверили в самоубийство?
– Потому что люди мыслят штампами – это раз. Разбираться в характерах, копаться в психологии – никто не хочет. Зачем? Ведь самоубийство – это же так необычно, трагично, ярко… «Виктор покончил жизнь из-за бросившей его любовницы! Ах, какая ужасная трагедия! О времена, о нравы!» – передразнила Света невидимых оппонентов. И потом продолжила мрачно: – А потом, я думаю, жене Виктора выгодно было из тебя садистку-фашистку сделать… Ой, не могу! Девушка… – Света позвала официантку. – Принесите водки, что ли! Нет, не рюмку… Больше. Лар, я, пожалуй, не вернусь сегодня на работу. Сейчас позвоню начальнику, скажу, что заболела. У меня руки трясутся, и меня в душе такое… Ты будешь пить? Помянуть надо.
– Только рюмку, не больше, – пробормотала Лара. – Мне еще возвращаться… Я ведь, Света, теперь далеко живу. Очень далеко от Москвы.
– Да? Интересно. Вот и расскажешь. Девушка, бутылку водки принесите.
– Свет, я только рюмку…
– И пей свою рюмку. Остальное – мне, – огрызнулась Света. – Я не могу, не могу, не могу… Его нет!
Лара пожала плечами. В очередной раз перечитала записку Виктора. «Может быть, и правда не было никакого самоубийства…» – мельтешила в голове одна эта беспокойная, навязчивая мысль. Как теперь узнать правду?
– Света. Свет! А если Виктор написал мне на прощание обычную записку, вот эту самую… чтобы меня не тревожить, а потом взял и… разбился?
– Нет! – жестко, почти агрессивно возразила Света. – Спасибо, девушка, я сама налью. Так вот… Не тот он был человек. И еще кое-что… Когда… ну, когда у нас с ним случилось свидание, на квартире его друга… он, Виктор, там тоже выпил. Мы вместе шампанского выпили. Потом он меня до дома отвез, на своей машине. Я еще тогда сказала ему – как же так, разве можно пьяным за руль? А он засмеялся и ответил, что ничего страшного. За него. Не чокаясь.
Света махом опрокинула в себя рюмку, закрыла глаза, потерла лоб. И продолжила:
– …Ты знаешь, он сказал мне тогда, что сколько раз пьяным за руль садился и ничего такого страшного. Он любил выпить – это я вот только что вспомнила, прямо сейчас.
Лара молчала. Потом тоже опрокинула в себя рюмку.
– Лара. Лара, это ужасно, что на Виктора такой грех вешают… Страшный грех! Он не мог это сделать. Он любил жизнь, женщин, выпить-закусить… Сибарит тот еще! – Света быстро улыбнулась, а потом, видимо вспомнив кое-что, покачала головой. – Нет, не сибарит, а как это… Гедонист, вот! Да и сибарит тоже… Он – не мог. Не мог сделать это! Еще по одной?
Лара отмахнулась:
– Нет, не хочу… Ты меня не сбивай. Я ведь что хотела еще рассказать? Самое главное… А самое главное то, что нынешняя пассия моего мужа Саши – это Оленька, дочь Виктора.
– Не поняла… – пробормотала Света.
– Девушка, которая теперь рядом с Сашей, та самая разлучница – это родная дочь Виктора.
Света захлопала ресницами:
– Да?.. А как такое могло произойти? Дочь Виктора?
– Я увела у нее отца, а она у меня – мужа.
– Ты же не уводила Виктора!
– Но она-то этого не знает! Ей тогда лет десять исполнилось… И это не случайность, не совпадение, что Саша именно с Оленькой встретился, нет. Таких совпадений не бывает.
– Не бывает, – потрясенно кивнула Света. – Ты лишила ее отца (как она думает), а она тебя лишила мужа. Так это – явная месть! Око за око. Саша знает?
– Я ему сказала… А смысл? Что это изменит? Да, это дочь Виктора! – с отчаянием произнесла Лара. – Но теперь это все не важно. Какое сегодня число? Она уже родила, наверное. Или вот-вот родит. Не важно. У них ребенок, у Саши и этой Оленьки… Пусть они будут счастливы. А месть это или не месть… – Лара, не договорив, безнадежно махнула рукой. – Ладно, налей мне еще рюмочку. Но это – последняя на сегодня.
– Но она должна знать, что ее отец – не самоубийца! Вот записка Виктора, покажи ей!
– Зачем? Нет… Ничего не стану показывать, объяснять ей. Она сделала, что хотела, развела меня с мужем, ну и пускай радуется, что у нее все получилось. Пускай я для нее так и останусь негодяйкой и разлучницей, – возразила Лара. – Я не буду ее тревожить. Ведь у нее ребенок. Ребенок все искупил.
– Да, ребенок бы все искупил… – пробормотала Света, явно о чем-то своем – но Лара не стала ее расспрашивать, лезть в душу. У каждого своя – последняя, заветная! – тайна.
– Я желаю и Саше, и Оленьке, и ребенку их только счастья, – упрямо произнесла Лара.
– Это хорошо. Это правильно. Хотя… Все равно, вот не до конца понимаю я эту Оленьку, – покачала головой Света. – Да, она желала, хотела отомстить… Но мстить с помощью ребенка?
– Может, она не хотела мстить. Просто хотела посмотреть на меня, на моего мужа, понять, счастлива ли я… А любовь у них с Сашей сама собой произошла, случайно, и беременность тоже… Мы ведь с Сашей разные очень. Я для него не такая, какая ему нужна, он для меня тоже не такой.
– Ты его любишь? – быстро спросила Света.
– Сашу? Да, – не задумываясь, ответила Лара. – Он мне – родной. Я желаю ему счастья. Потому что со мной он мучился. Я его отпускаю – потому что люблю его… Но это пройдет. Я его забуду.
– Почему это? – прищурившись, спросила Света.
– А потому, что теперь я тебе расскажу свою историю. Начну с того момента, как я села на теплоход…
Лара вышла на станции в Кирюшине уже вечером. Было так жарко, что, казалось, звенела от зноя трава, которая росла на обочине.
Лара не стала звонить Феликсу, чтобы он встретил ее на машине. Она брела по пыльной, высохшей дороге и напряженно думала о том, как ей теперь жить.