Маша, дернув сына за руку, побежала в сторону машины, то и дело оглядываясь на бушующее в начале улицы пламя.

– Феликс, мы не можем их бросить… Это люди, живые люди! – прошипела Лара.

– А у меня нет времени все из салона вытаскивать… Лара, садись! Они пешком выберутся!

Лара вдруг почувствовала, что весь ее страх куда-то исчез:

– Феликс… Тогда пусть они в машину садятся, а я пешком пойду.

– Ты спятила? – Он покрутил пальцем у виска.

В этот момент Маша с Ваней были уже рядом.

– Ну, что… куда? Когда? – задыхаясь, скороговоркой произнесла соседка, продолжая то и дело оглядываться назад. – Куда садиться-то?

Она дернула за ручку дверцы, но та была заблокирована изнутри.

– Феликс, открой! – закричала Лара.

– Лара, девочка моя, я тебя в последний раз спрашиваю… ты со мной? Нет? Ты – со мной?

– Если ты не возьмешь Машу с Ваней, то я… Я без них не поеду! – решительно возразила Лара.

– Садись, Лариска… – простонала Маша. – Садись, Ваню только возьми!

– А ты?

– Садись!

– Зачем? Мы все в эту машину влезем! Феликс! – завопила Лара. – Что ты за человек-то такой, а?..

Внедорожник Феликса вдруг дернулся, подпрыгнув на очередной кочке, и продвинулся на несколько метров вперед.

– Пусти нас! – следом за машиной побежала Лара, пытаясь схватиться за ручку дверцы – со стороны водителя. – Феликс! Тут ребенок… Ребенка хоть возьми!

Но тот не отвечал, мрачно глядя только вперед.

– Скотина! Гад ты, а не человек! – вслед за машиной бежала и Маша, таща за собой Ваню.

– Феликс!.. – не слыша собственного голоса, закричала Лара. Машина дернулась в очередной раз и поехала вперед, все быстрее набирая скорость.

Еще несколько метров Лара бежала следом, потом остановилась.

Он бросил их. Феликс бросил их – двух женщин и ребенка – одних, в пылающей деревне…

Не в силах справиться с нахлынувшей на нее бессильной яростью, Лара упала на горячий, шершавый асфальт, и из ее груди вырвалось то ли рычание, то ли вой:

– А-а… А-а-а!..

– Лариска, вставай! – к ней подбежала Маша (только сейчас Лара заметила, что та босиком). – Идем!

Ваня беззвучно рыдал, запрокинув голову назад. Видимо, происходящее его напугало.

Лара поднялась.

– Ваня! Все, не плачь… – шепотом, сорванным голосом произнесла Лара. – Маша… сами выберемся!

Женщины оглянулись одновременно – огонь все еще был далеко, и, самое главное – стих тот страшный гул. Это была уже не огненный шторм, пожиравший все на своем пути, стремительный, беспощадный и страшный, а обычный пожар, если можно так сказать.

– Успеем… – с надеждой произнесла Маша. – Нет, но какой гад… Будь он проклят, этот Феликс!

Подруги торопливо побежали по улице – на другой конец деревни, туда, где царила спасительная тишина и темнота.

Маша то и дело оборачивалась, потом вдруг остановилась и сказала странным, извиняющимся голосом:

– Лариска! Я успею… Вы идите, я вас догоню!

– Ты куда? – оглянувшись на приятельницу, с изумлением, с ужасом выдохнула Лара.

– Документы успею взять. Документы и… еще кое-что! Идите, я вас догоню! – закричала Маша и побежала назад.

Ваня снова закатился в рыданиях.

– Ванечка, все хорошо, миленький мой… мама быстро! – крикнула Маша на бегу, возвращаясь к своему дому.

– Маша!!! Маша, да хрен с ними, с документами! Маша! Ой, да что ж это творится-то…

Лара остановилась, глядя в конец улицы, оценила ситуацию. Огонь сосредоточенно и основательно глодал первый дом и пока не думал перекидываться на второй. «Нет, должна успеть…»

– Ваня, не надо… Все хорошо. Правда! – дрожащим голосом произнесла Лара. – Мама сейчас вернется. Идем. Идем, милый мой, мама нас сейчас догонит…

Она взяла мальчика за руку и повела его. Ваня горестно всхлипнул и покорно заковылял вслед за Ларой, постепенно успокаиваясь.

Улица была длинной – правда, частные дома закончились, теперь Лара с мальчиком шли мимо старого, пустого коровника. В призрачном розоватом освещении выбитые окна коровника казались чьими-то огромными ртами, разинутыми в немом крике.

– Лара… – прошептал Ваня, дернув ее за руку.

– Что, милый? – отозвалась Лара, закашлявшись – в горле стало першить от дыма.

– Смотри!

Лара повернула голову и обомлела – на них со стороны леса стремительно надвигалась очередная огненная стена. И опять этот зловещий гул – он нарастал и нарастал…

– Маша! – оглянувшись, с ужасом закричала Лара. – Маша!..

Но ждать Машу уже не было времени – огненная волна мчалась с такой скоростью, что через несколько мгновений могла оказаться уже рядом.

В любой момент их с Ваней могло догнать этого страшное, все пожирающее пламя. Или другой вариант – они могли быть отрезаны от внешнего мира и оказаться в огненном кольце. Два варианта – смерть быстрая и мучительная или смерть чуть отсроченная, но не менее мучительная. Поджариться в пламени или задохнуться от дыма? Незавидный выбор…

Лара подхватила мальчика на руки и, ни о чем больше не думая, глядя только себе под ноги, побежала.

* * *

День истины. Вернее – ночь истины…

Вот когда все открылось, вот когда правда стала явной.

Она не любит его. Она – не с ним!

Когда Феликс услышал, что Лара собирается посадить в машину соседку с отпрыском, он был шокирован. Вся машина забита под завязку – куда бы они влезли, эти соседи?!

Да и дело не в вещах, не в аппаратуре, которую Феликс пожалел выбросить. Если на то пошло, он не был жадным. За то время, что они жили с Ларой, он никогда и ничего для нее не жалел.

Надо цветочки – вот цветочки. Надо ее по Питеру покатать? Да ради бога! Подарки, прочие мелочи… Не работай, милая, сиди дома!

По сути, он, Феликс, создал для своей любимой все условия, ни в чем ее не ограничивал. Он отдал Ларе всего себя – со всем движимым и недвижимым имуществом. Он предложил ей руку и сердце…

Но он был готов делиться только с ней и ни с кем больше. Он был готов умереть ради Лары – но никак не ради других людей. Он жаждал спасти Лару, а до хабалки-соседки с ее писклявым отпрыском ему не было никакого дела.

Нет, если бы в машине нашлось свободное место, он, наверное, скрепя сердце согласился бы вывезти из деревни эту Машу. Но специально ради Маши и ее сына выбрасывать на дорогу ценные вещи?..

Маша могла прекрасно покинуть Кирюшино на своих двоих – ситуация сложилась еще не настолько аховая, в последний момент пламя явно стихло, успокоилось.

Наверное, даже не стоило уезжать из деревни. Попытаться защитить свой дом от огня – с помощью огнетушителя или еще чего…

«Дурак, зря уехал! – заскрежетал зубами Феликс. – Теперь мародеры все растащат!»

Он медленно продвигался по дороге, забитой людьми, машинами – все бежали отсюда. Потом пришлось съехать на обочину – навстречу, мимо промчались пожарные расчеты, потом еще какая-то спецтехника.

Значит, выехали все-таки спасатели. Уже хорошо…

– Всех людей вывели? Кто знает? В домах мог кто остаться?..

– Граждане, спокойно, уже едет автобус, сейчас всех вывезет… – доносились до Феликса голоса снаружи.

– У кого машина порожняком? К себе людей возьмите!

Кто-то костяшками пальцев постучал Феликсу в стекло. Не поворачивая головы, Феликс выехал на дорогу. Прибавил скорость, удаляясь все дальше и дальше от Кирюшина.

…Остановился в небольшом подмосковном городке, снял комнату на ночь в местной гостинице.

Ночь Феликс не спал. Если бы он мог плакать – он бы плакал.

Но слез не нашлось – только холодное, мрачное, беспросветное отчаяние. Феликсу было даже все равно, что там, с его домом в Кирюшине, уцелел он или нет.

Лара! Вот главная мука…

Лара предала его. Она была не с ним. Она отказалась от него – ради какой-то дуры… Чужая, чужая, чужая. Выбрала не его, не с ним осталась. Значит, не любила. Потому что если бы любила, то на всех прочих людей, на окружающий мир Ларе было бы наплевать.

Любовь – это когда только он и она, и никто больше.

До последнего момента Феликс был уверен, что Лара всегда на его стороне, что только он ей важен, только его она слушает, только его мнение для нее важно.

Что касается Феликса, он считал так: пусть все погибнут, пусть вся земля покроется пеплом… Не жалко никого и ничего, потому что его, Феликса, тоже никто и никогда не жалел. Главное – чтобы Лара была тоже счастлива им одним, единственным человеком в ее жизни… Он – для нее, она – для него. И все, и умри все живое.