Татьяна Тронина - Чужая женщина

Осень, зима, большая часть весны прошли в хлопотах и в счастье. Оленька с Гришей – всегда вместе, всегда неразлучные.

Но когда ночи стали теплыми, Гриша вдруг стал пропадать. Он говорил Оленьке, что гуляет по ночам, что природа манит его к себе – он дышит полной грудью, он глядит в звездное небо, он, точно зверь, бежит по лесной траве и чувствует, как через ступни вбирает в себя силу матушки-земли…

Оленька ему верила и отпускала в ночь с легким сердцем – пока однажды, ранним утром, не застукала Гришу с одной из поселенок.

Она порвала с ним моментально. Не стала мстить, как раньше мстила своим врагам, не стала выяснять отношения… Поняла, что бесполезно. Горбатого могила исправит. Просто выгнала из дома, и все.

Предатель…

Никому нельзя верить, все – предатели. Именно тогда Оленька поняла, что выжить и не сойти с ума можно только одной.

У нее возникла новая мечта – уйти от поселенцев, от людей вообще, забраться в такие глухие места, где никто ее не найдет, где никого не будет – кроме нее одной…

Только тогда никто не сможет причинить ей боль, только тогда она сможет стать счастливой наконец.

…В начале сентября, когда природа жалует еще летним, ласковым теплом, а листва на деревьях только-только начинает расцвечиваться осенними яркими красками, у ограды одного из московских лесопарков остановилось вместительное авто семейного типа.

Первым из машины вышел мужчина – среднего роста, подтянутый, с русыми, но уже начинающими седеть волосами и с молодым еще, открытым, живым лицом. Он помог выбраться хрупкой женщине с длинными черными волосами.

Задняя дверь авто распахнулась, и на асфальт спрыгнул мальчик со светлыми растрепанными волосами, с рюкзаком за спиной, неуклюжий и тощий – как раз в том возрасте, когда дети начинают «пускаться в рост» – лет десяти-одиннадцати… Мальчик сразу же поскакал к воротам.

Женщина отбросила назад волосы, придирчиво оглядела себя, смахнула какую-то соринку с джинсов; мужчина открыл вместительный багажник и наполовину скрылся в нем.

– Вань! – беспокойно позвала женщина. – Ты куда… Нас подожди!

Мальчик остановился, оглянулся.

– Ма-ам! Анну Александровну забыли! – звонко крикнул он.

– Ну да, забудешь ее! – засмеялась женщина.

В этот момент мужчина вынырнул из багажника с раскладной коляской, быстро сложил ее и полез уже в салон – за переносной сумкой-колыбелью, в которой спал младенец женского пола, с такой же русой, как у него (только без седины), прядью волос, выбившейся на лоб. Мужчина установил колыбель на коляске, нажал на брелок, включив сигнализацию в машине, и троица вместе с коляской направилась к воротам.

…Они прошли по длинной аллее к пруду, на берегу которого располагалось летнее кафе, наполовину заполненное людьми, и заняли один из столиков, самый крайний – где было не так шумно, ближе к воде.

Заказали мороженое и кофе, мальчику – еще и сок.

Пока ждали заказ, к их столику подошел уличный художник, предложил нарисовать семейный портрет.

Мужчина тоже вежливо, но не без веселости, отказался, указав на мальчика с рюкзаком:

– У нас свой живописец есть!

Художник откланялся и уже вскоре, установив переносной мольберт, прилежно рисовал портрет какой-то девицы на другом конце кафе.

Мальчик же, словно услышав прямой призыв к действию, достал из рюкзака блокнот и карандаш и принялся быстрыми, легкими движениями делать набросок на бумаге.

– Мам, пап, как? – повернул он к ним блокнот.

На белом листе были одни штрихи – на первый взгляд нанесенные небрежно и бессмысленно, на второй – сквозь хаос линий чудесным образом вдруг проявлялась картинка. Женщина (только профиль, пряди волос, мягкий абрис губ), мужчина (поворот головы, твердая линия плеч), чуть дальше – контур коляски, крошечный нос, ресницы, еще дальше – озеро, рябь на воде, ветви деревьев, полет листьев… Юный художник и себя умудрился запечатлеть – на переднем плане были изображены его руки с карандашом. Словом, получился настоящий семейный портрет.

– Красота!.. – ахнула женщина и обняла мальчика, звонко его поцеловала.

– Отлично, – сказал мужчина. – Вот эту линию не такой четкой надо было делать… Да, правильно, растушуй.

Принесли мороженое и кофе.

Мальчик в один миг съел свое мороженое и убежал к пруду – там кто-то запускал на воде радиоуправляемый катер. Как не поглазеть…

– Лара, смотри… – Мужчина подвинул к своей спутнице рисунок мальчика. – Это правда очень хорошо. Не в том смысле, что он владеет техникой… Еще не владеет, нет. Но он видит только главное. Ничего лишнего. Ни-че-го! И ракурс потрясающий выбран…

– Ты тоже хорошо рисуешь! – возразила женщина.

– Не-ет… – усмехнувшись, покачал головой мужчина. – Формально – да, я владею техникой, я знаю, как правильно изобразить предмет, где тень, а где что… Но художник должен уметь видеть! У меня же вот этого никогда не было, а у Вани – есть. Понимаешь?

– Не очень!.. – безмятежно улыбнулась женщина и с нежностью потерлась щекой о плечо мужчины.

– Слава богу, что я не пошел в художники, – убежденно продолжил мужчина. – Ходил бы сейчас с мольбертом, как вон тот товарищ… – он кивнул в сторону уличного художника. – А Ваня – он талант, он мир завоевать может!

– Может… – кивнула женщина, улыбаясь все так же безмятежно и рассеянно. – Вы такие молодцы оба…

– Лара, да ты меня не слушаешь совсем!

Некоторое время мужчина и женщина сидели молча, глядя друг на друга – словно переговариваясь о чем-то, неслышно для других.

Потом женщина вдруг улыбнулась, вспыхнула и спрятала лицо в ладонях. Мужчина притянул ее к себе, поцеловал в висок.

В этот момент подул ветер, и младенец в коляске заерзал, открыл глаза.

– Саш, она проснулась! – поразилась женщина, точно чуду – пробуждению ребенка. – Ты мое солнышко… ты моя девочка…

– Анна Александровна! Привет! – помахал рукой мужчина.

Анна Александровна же, покоясь в облаке розовых, кружевных пеленок, с удивлением и философской отрешенностью в чистых, прозрачных, синевато-серых, как у всех младенцев, глазах, наблюдала за полетом листьев…

Это была ее первая осень на этой земле.