Любу в семье мужа считали потрясающей, самоотверженной матерью. И Клавдия Игоревна, и Елена Игоревна дружно ненавидели Бориса, бывшего супруга Любы. За то, что тот сбежал, не выдержав семейных будней. Работать не хотел, валялся на диване, смотрел футбол… С детьми не занимался. Даже гвоздь не мог забить. Никчемный.
Но Ларе было жаль Бориса, она его понимала… Жить рядом с этой иерихонской трубой, этим электрическим веником – Любовью… Да у любого мужчины руки опустятся, любой сбежит!
«Она, твоя сестрица, похожа на самку «черной вдовы», паучиху, – однажды, не подумав, ляпнула Лара при муже. – Ее оплодотворили, и она своего самца тут же убила. Сожрала. Потому что больше он ей не нужен. Тебе так не кажется?»
«Господи, Лара, какая ты злая! – расстроился, разозлился тогда Саша. – Тебе же никто не нравится, ты всех людей чудовищами считаешь! Люба – она же святая…»
Однажды, пару лет назад, Саша с Ларой и Люба с детьми поехали вместе в отпуск, в Турцию. Это был самый плохой отпуск за всю Ларину жизнь…
Лара только тем и занималась, что следила за Стасиком и Натусей – бегала за ними, вытаскивала из воды, вылавливала в баре, искала по всей территории отеля, извинялась перед брезгливо-высокомерными иностранцами за «художества» детей…
Нет, Люба и Саша тоже приглядывали за детьми, но даже такого тройного надзора не хватало!
Стасик и Натуся отличались невероятной гиперактивностью. Они бегали, орали, дрались между собой – постоянно, днем и ночью… Особенно буйствовал Стасик, который, ко всему прочему, обожал что-нибудь ломать – раскручивать, развинчивать, дергать, выковыривать. Его едва успевали оттаскивать от стоп-кранов, ручек аварийного выхода, кнопок пожарной сигнализации, розеток, рычагов… Он ломал и корежил абсолютно все. На экскурсиях он приставал к экскурсоводам с глупыми вопросами, не давая другим туристам выслушать полезную и интересную информацию. Поздним вечером Стасик с дикими воплями бегал по коридорам отеля, когда многие уже легли спать… В самолете Стасик раскачивал кресло впереди сидящего пассажира, с размаху опрокидывался на откидывающейся спинке на другого пассажира, сидевшего сзади… Громко пел, выставлял ноги в проход, мешая стюардессам разносить еду, а потом эту же еду непременно опрокидывал на себя…
И ничего, ни одного слова, ни одного замечания Стасик не воспринимал во-об-ще. Натусю, девочку, еще как-то можно было обуздать, заговорить, но Стасик…
Лара ненавидела Стасика. И не понимала, как муж, Саша, может возиться с этим мальчишкой, играть с ним, рассказывать ему что-то, объяснять… Сашу Стасик совершенно не нервировал.
Сейчас Стасику было двенадцать, Натусе – десять, но, кажется, ничего так и не изменилось…
Лара стояла в прихожей, прислонившись к стене, и наблюдала, как Люба воюет с детьми.
Потом, наговорившись, нацеловавшись, прооравшись, все потянулись за стол…
– Ларочка, опять бутерброды… – с безнадежной печалью пробормотала Елена Игоревна, глядя на блюдо с канапе.
– Мам, это для детей, – добродушно возразил Саша. – Смотри, как они уписывают! А я тебе сейчас винегретику положу. Смотри, сколько всего Лара наготовила!
Стасик с Натусей наперегонки поедали разнообразные, разноцветные канапе, которые соорудила Лара.
– Мамуля, за тебя! – Саша налил шампанское в бокалы. Все чокнулись; и дети в том числе – обильно поливая скатерть вишневым компотом.
– По даче соскучилась, – выпив, громогласно заявила Клавдия. – Все жду, когда на природу!
– Да, на даче хорошо…
– Сейчас туда не проедешь – грязи по уши.
– В мае, в мае поедем. Шашлыки сделаем!
– О да, шашлыки…
– Мясо, мясо, мясо!!!
– Стасик, не ори. Зая, давай я тебе буженинки подложу… Теть Лен, смотрите, какое у моей Натусечки платье!
– Шикарное платье! Натусечка, подойди ко мне, деточка моя родненькая, самая красивая, самая моя любимая… Я ведь твоя бабушка тоже. Знаешь, Натусечка?
– Знаю, баб Лен! – радостно ответила Натуся, привычно подставляя щеки для поцелуев.
– А что, Ленк, хотела бы своих внуков? – хитро спросила Клавдия Игоревна, толкнув свою сестру локтем. – А? Признайся!
– Так у меня уже есть внуки! – Елена Игоревна вновь расцеловала круглую мордашку Натуси. – Стасик, иди ко мне, я тебя тоже поцелую, сокровище ты мое.
– Мясо, мясо, мясо! – Стасик, не переставая орать странным, горловым голосом, затопал к Елене Игоревне.
– Какой большой, какой сильный!
– Ну, давайте еще раз за теть Лену…
– Не, Лар, ты мне эти коктейли не давай, я их не понимаю… Водочки бы.
– Мама! Какая водка! – всполошилась Люба, с тревогой глядя на Клавдию Игоревну. – У тебя же давление!
– А я люблю эти коктейли… – просто сказал Саша, поднимая бокал с разноцветным «Б-52». – Лар, молодец, какую красоту соорудила.
– Спасибо, – пробормотала Лара.
– Мясо, мясо, мясо!!!
Чокнулись, выпили еще шампанского.
Стасик с Натусей убежали из-за стола, принялись носиться по всей квартире. Люба сосредоточенно, самозабвенно ела. Вернее, не ела, а методично уничтожала еду. «Как лесоруб ест…» – подумала Лара.
– Теперь за родителей давайте…
– Ох, это правильно… Только не чокаясь!
– Лар, все очень вкусно, – настойчиво повторил Саша, глядя жене прямо в глаза.
– Спасибо. Спасибо.
– Ларк, ты чего такая кислая? Случилось чего?
– Нет, все в порядке, Клавдия Игоревна. Так, устала немного.
– А прям как на похоронах… И еще вся в черном! Ой, сколько помню, тебя, Ларк, ты все в черном, все в черном…
Клавдия Игоревна откровенно захмелела.
– Ленк, а ты знаешь, что Верка родила?
– Вера, жена Мити?
– Ага…
– Ой! – Елена Игоревна так возбудилась от этого известия, что схватила свою сестру за локоть и потащила за собой в соседнюю комнату. – Я же Митеньку с пеленок знаю… Как у них там с Верой?
Лара собрала тарелки и понесла их на кухню.
Где-то в глубине квартиры дикими голосами вопили Стасик и Натуся.
Лара поставила посуду на подоконник и замерла у окна. Она сама не понимала, почему ей вдруг стало так холодно, так тоскливо…
Она простояла довольно долго. Потом заставила себя пошевелиться, вышла в коридор. Дверь в соседнюю комнату – кабинет Саши – была распахнута. Оттуда доносились взволнованные, счастливые голоса Клавдии Игоревны и Елены Игоревны.
– …как же я за Митеньку рада! Он молодец, хороший парень!
– Не то что Борька…
– Да, руки у него золотые! А как девочку-то назвали?
– Пока думают. То ли Анжелой, то Алисой хотят.
– Алисой… Нет, не то что-то. Анжела – еще куда ни шло.
– Я им предлагала Наденькой дочь назвать.
– Наденька – мило. Простое, хорошее имя. Я вот терпеть не могу имя Валерия. Девочку дразнить будут: Лера-холера. Или еще Лариса! Лариса-крыса. Нет, ни в коем случае девочек этими именами нельзя называть! – ласково, взволнованно произнесла свекровь.
У Лары задрожали руки. Она вернулась в гостиную.
Саша о чем-то весело болтал с Любой, смеялся.
Лара села за стол.
– Лар, это неприлично просто, – сказал муж, внимательно на нее взглянув. – Что с тобой?
– Не обращай внимания… – Лара махнула рукой, допила шампанское из своего бокала. Потом потянулась к коктейлям…
– Лара, давай теперь за тебя! – сказал Саша. – Ну, не кисни…
– Надейся и жди, вся жизнь впереди! – запела Люба, тоже протягивая Ларе бокал.
«Нет, я ничего не скажу. Как будто и не было ничего. Подумаешь, про Ларису-крысу ляпнула… Она же не меня лично имела в виду! И вообще, она старенькая, не надо на нее обращать внимание!»
Из коридора раздался страшный грохот, потом – плач Натуси.
– Зая! Зая, что случилось?! – Люба молнией метнулась на помощь. И тут же позвала: – Саша! Саша, помоги вешалку поднять, они тут вешалку уронили! Зая, а ты не реви. Сама виновата. Кто ж на вешалки залезает… Ну все, все, все, дай твой локоть поцелую…
– Дай поцелую-у! Дай поцелу-ю!!! – горловым голосом запел Стасик.
…В половине двенадцатого гости ушли, довольные, счастливые, наговорившиеся вдоволь. Люба обещала довезти Елену Игоревну до дома. Саша хотел, чтобы мать осталась ночевать у них, но Елена Игоревна заартачилась.
Лара пошла на кухню – складывать тарелки в посудомойку. Складывала, складывала, а потом вдруг села на пол. Пол был теплый – с подогревом…
В груди, в самой середине, внутри – точно ком какой-то разбухал, пульсировал, заставлял Лару содрогаться.