– Клэр, – заговорила она настойчиво, встряхивая мои руки, – выслушай меня. Если ты подойдешь к этому ребенку и он умрет – а он непременно умрет, поверь мне, я на таких, как он, уже насмотрелась, – так вот, родители тогда обвинят тебя. Неужели ты не понимаешь, насколько это опасно? Знаешь ли ты, что говорят о тебе в деревне?
Я стояла, дрожа на холодном вечернем ветру, раздираемая между ее очевидным страхом за мою безопасность и мыслью о беспомощном ребенке, медленно умирающем в темноте, с полевыми цветами у ног.
– Нет, – ответила я, убирая мокрые волосы с лица. – Нет, Джейли, я не могу. Обещаю, что буду осторожна, но я должна пойти.
Я вырвалась от нее и, спотыкаясь и оступаясь в воде, на которую уже легли обманчивые вечерние тени, двинулась на другой берег.
Вслед мне донесся приглушенный вопль отчаяния, а затем – бешеный плеск в противоположном направлении. Ну что ж, она по крайней мере не будет мне мешать.
Быстро темнело, и я продиралась сквозь кусты и траву как только могла скорее. Я не была уверена, что найду нужный холм, если не успею добраться туда до наступления полной темноты: поблизости одна от другой было несколько почти одинаковых возвышенностей. Заколдованы они или нет, но блуждать одной в темноте мне совсем не хотелось. К тому же я с немалым беспокойством думала о том, как доплетусь до замка с больным ребенком на руках.
В конце концов я нашла холм – у его подножия росло несколько молодых лиственниц, которые мне помнились. К этому времени сделалось совсем темно, ночь была безлунная, так что я спотыкалась на каждом шагу и часто падала. Лиственницы росли тесно; они негромко переговаривались на вечернем ветру, поскрипывая и шелестя ветвями.
Это проклятое место и в самом деле заколдовано, думала я, вслушиваясь в этот таинственный разговор, пока прокладывала себе дорогу среди тонких стволов. Ничуть не удивлюсь, если за следующим деревом встречу привидение.
Но тем не менее мне пришлось удивиться. Я чуть рассудка не лишилась, когда появилась темная фигура и обхватила меня руками. Я испустила пронзительный крик и замерла на месте.
– Господи Иисусе, – проговорила я, – что ты здесь делаешь?
И я прижалась к груди Джейми, обрадовавшись ему, хоть он меня и напугал.
Он взял меня за руку и повел прочь из леса.
– Я пошел за тобой, – тихо сказал он. – Я должен был отыскать тебя, ведь уже ночь наступила. Я встретил Джейлис Дункан возле ручья Святого Джона, она сказала мне, где ты.
– Но ребенок… – начала я, обернувшись лицом к холму.
– Ребенок умер, – сказал он, поворачивая меня обратно. – Я сначала побывал там и видел.
Я последовала за ним без возражений, подавленная смертью ребенка, но испытывая облегчение оттого, что мне не придется карабкаться на заколдованный холм, а после тащиться долгой дорогой в одиночестве. Темнота и шепчущие деревья угнетали меня, поэтому я шла молча, пока мы не перешли ручей. Все еще мокрая после недавнего погружения в воду, я не стала снимать чулки и зашлепала по воде прямо так. Джейми, пока что сухой, перепрыгнул с берега на лежащий в воде валун, а оттуда перелетел широким прыжком на другой берег.
– Ты не подумала, насколько опасно бродить одной в такую ночь, англичаночка? – поинтересовался он без гнева, просто с любопытством.
– Нет… то есть да. Мне жаль, что я причинила тебе беспокойство, но я не могла оставить там ребенка, я просто не могла!
– Да, я понимаю. – Он на секунду крепко прижал меня к себе. – У тебя доброе сердце, англичаночка, но ты не имеешь представления, с кем бы тебе пришлось иметь дело.
– С эльфами, да? – Я устала и была взбудоражена происшедшим, но попыталась скрыть свое состояние и говорила легкомысленным тоном. – Я не боюсь суеверий.
Внезапная мысль поразила меня.
– А ты… неужели ты веришь в эльфов, оборотней и тому подобное?
Джейми помолчал, прежде чем ответить мне:
– Нет. Нет, я не верю в такие вещи, но будь я проклят, если бы решился лечь спать на всю ночь на таком вот заколдованном холме. Но я ведь образованный человек, англичаночка. В доме у Дугала у меня был немецкий учитель, очень хороший, который учил меня латыни и греческому, а позже, когда я в восемнадцать лет уехал во Францию, я изучал историю и философию, понял, что мир неизмеримо обширнее наших теснин и болот и наших озер с их водяными конями. Но здешние люди… – Он махнул рукой в сторону темноты, оставшейся позади нас. – Они никогда не отходили дальше чем на день пути от того места, где родились, разве что ради столь великого события, как собрание клана, да и это не более двух раз в жизни. Они живут среди ущелий и озер, и они слышали об окружающем мире не больше того, что рассказывает отец Бэйн в церкви по воскресеньям. Только это да еще старые сказки.
Он отвел в сторону ольховую ветку, и я пригнулась под ней. Мы находились на оленьей тропе, по которой раньше прошли мы с Джейли, и я была обрадована этим новым свидетельством того, что он может найти дорогу даже в темноте. Удалившись от заколдованного холма, он говорил нормальным голосом, порою умолкая для того, чтобы отклонить с дороги какую-нибудь колючую ветку.
– Эти сказки звучат страшно, но и увлекательно в устах Гуиллина, когда ты сидишь в холле, потягивая рейнское вино…
Джейми шел по тропе впереди, и его голос возвращался ко мне, мягкий и выразительный в прохладном ночном воздухе.
– Но за стенами замка, и особенно в деревне, все это совсем по-другому. Люди живут такими сказками. Думаю, в некоторых из них таится правда.
Я вспомнила о янтарных глазах водяного коня. И подумала, в скольких же еще сказках есть эта правда.
– А в других… ну… – Джейми заговорил тише, и мне пришлось напрягать слух. – Родителям этого ребенка легче поверить, что умер именно оборотень, а их собственное дитя, здоровое и счастливое, живет вечной жизнью у эльфов.
Мы дошли до того места, где были оставлены лошади, и через полчаса огни замка Леох приветливо засияли перед нами в темноте. Я никогда не думала, что буду воспринимать это мрачное здание как аванпост истинной цивилизации, но сейчас огни показались мне символом просвещения.
Только когда мы подъехали поближе, я поняла, что своей яркостью свет обязан цепочке фонарей, зажженных вдоль парапета моста.
– Что-то случилось, – сказала я, поворачиваясь к Джейми.
Взглянув на него впервые за этот вечер при свете, я заметила, что он одет не в обычную свою драную рубашку и поношенный килт. Белоснежная полотняная сорочка прямо-таки сияла в свете фонарей, а его лучший – и единственный – бархатный кафтан был перекинут через седло.
– Да, – сказал он. – Поэтому-то я и начал разыскивать тебя. Герцог наконец приехал.
Герцог представлял собой нечто достойное удивления. Я не знаю, кого, собственно, я ожидала встретить, но, во всяком случае, не грубовато-добродушного, крепкого, краснолицего спортсмена, которого я увидела в зале Леоха. Лицо у него было веселое, грубое, обветренное, светло-голубые глаза постоянно смотрели немного вбок, словно он пытался уследить за полетом фазана, глядя против солнца.
На минуту я подумала, что недавнее несколько театрализованное описание герцога отчасти преувеличенно. Однако, присмотревшись к собравшимся, я заметила, что все юноши моложе восемнадцати лет со слегка настороженными лицами наблюдают за тем, как герцог смеется и дружески болтает с Колумом и Дугалом. Значит, дело не в театральном искусстве: молодых людей предостерегли.
Я с трудом сохраняла серьезное выражение лица, когда меня представляли герцогу. Он был рослый мужчина, полный достоинства и солидный, очень похожий на тех громогласных ораторов в пабах, которые подавляют оппозицию громкостью и повторениями. Я, конечно, тоже была предупреждена рассказом Джейми, но внешнее впечатление было столь подавляющим, что, когда герцог, склонившись над моей рукой, произнес: «Очаровательно встретить соотечественницу в столь отдаленном месте» – голосом, похожим на писк взволнованной мыши, я была вынуждена прикусить щеку изнутри, чтобы не осрамиться публично.
Утомленные путешествием, герцог и сопровождающие лица рано улеглись спать. Но на следующий вечер после ужина была музыка и велись салонные разговоры, в которых приняли участие и мы с Джейми в компании с Колумом, Дугалом и герцогом. Сандрингем воздавал хвалу рейнскому вину Колума и был весьма многоречив, повествуя об ужасах путешествия, с одной стороны, и о природных красотах Шотландии – с другой. Мы слушали вежливо, но я старалась не встречаться с Джейми глазами, когда герцог на самых высоких тонах излагал историю своих дорожных мучений.