Диана Гэблдон - Чужестранка. Книга 2. Битва за любовь

– Морская болезнь? – спросила я недоверчиво. – Но ведь шотландцы ею не страдают!

– В таком случае он у нас рыжий готтентот! – сердито парировал Мурта. – Валяется там зеленый, как тухлая рыба, и его каждую минуту выворачивает наизнанку. Может, спуститесь и попробуете мне помочь, иначе ребра у него проткнут кожу.

– Черт побери! – выругалась я, когда мы с Муртой поднялись ненадолго с вонючей нижней палубы наверх к перилам, чтобы глотнуть свежего воздуха. – Если он знал, что у него морская болезнь, чего ради он настаивал, чтобы плыть морем?

На меня уставились немигающие глаза василиска.

– Потому, видите ли, что он считает немыслимым разъезжать с нами по суше, раз он в таком виде, а оставаться в Элдридже тоже нельзя – навлечешь беду на Макраннохов.

– И вместо этого он решил тихо и мирно почить на море, – с горечью заключила я.

– Вот именно. Так он себе мыслит, что помрет один и никому не причинит зла. Не себялюбивый он, выходит. Только вот тихой смерти не получается, такое дело, – добавил Мурта, прислушиваясь к звукам, доносящимся снизу.

– Поздравляю! – сказала я Джейми часом или двумя позже, стирая грязные брызги со своих щек и со лба. – Ты войдешь в историю медицины как документально подтвержденный случай смерти от морской болезни.

– Прекрасно, – пробурчал он из-под беспорядочной груды подушек и одеял. – Противно думать, что столько всего пропадает зря.

Внезапно он снова повернулся на бок.

– О господи, опять начинается!

Мы с Муртой немедленно заняли свои позиции. Удерживать в неподвижном состоянии мужчину крепкого сложения в то время, как его сотрясают рвотные спазмы, – работенка не для слабых.

Когда очередной приступ закончился, я пощупала Джейми пульс и положила руку ему на влажный и холодный лоб. Мурта поглядел мне в лицо и молча полез следом за мной по трапу на верхнюю палубу.

– Что, совсем плохо ему? – спросил он.

– Не знаю, – беспомощно ответила я, подставив мокрые от пота волосы холодному и резкому ветру. – Я, по правде сказать, никогда не слыхала, чтобы кто-то умер от морской болезни, но у него во рвоте показалась кровь.

Руки маленького человека вцепились в поручни с такой силой, что костяшки суставов, казалось, прорвут кожу.

– То ли он поранил внутренности острыми обломками ребер, – продолжала я, – то ли в пустом желудке кровеносные сосудики порвались. Но во всяком случае, это признак нехороший. И пульс у него все слабеет и делается неровным. А для сердца это плохо, вы же понимаете.

– У него сердце льва.

Мурта выговорил эти слова так тихо, что я не была уверена, вправду ли он их произнес. И возможно, слезы у него на глазах выступили из-за соленого морского ветра. Вдруг он повернулся ко мне.

– А голова буйвола. У вас остался лауданум, который дала леди Аннабел?

– Да, весь целиком. Он не захотел его принимать, сказал, что не станет спать.

– Вот и хорошо. Для большинства людей «хотеть» и «получить» совсем не одно и то же. Не вижу, почему это он должен быть на особом положении. Пошли.

Я осторожно спустилась за ним по трапу.

– Не думаю, что лауданум удержится у него в желудке.

– Предоставьте это мне. Приготовьте бутылочку и помогите мне усадить его прямо.

Джейми находился в полубессознательном состоянии, этакая неповоротливая туша, которая еще и сопротивлялась тому, чтобы ее пристроили к переборке в сидячем положении.

– Я хочу умереть, – слабым голосом, но очень настойчиво заявил он, – и чем скорее, тем лучше. Уйдите и дайте мне умереть спокойно.

Крепко ухватив его за волосы, Мурта поднял ему голову и поднес к губам склянку.

– Проглоти это, мой маленький славненький сурок, не то я сверну тебе шею. И удержи на некоторое время в животе. Я заткну тебе нос и рот, так что вытошнить это ты сможешь только из ушей.

Совместными усилиями мы перелили содержимое склянки в нутро молодого лэрда Лаллиброха. Давясь и задыхаясь, Джейми мужественно проглотил сколько мог, опираясь на переборку, весь зеленый. При малейшей угрозе рвоты Мурта зажимал ему нос, и в конце концов снотворное попало-таки пациенту в кровь. Мы уложили его на постель, и на белой подушке только и выделялся пламенный цвет его волос, бровей и ресниц.

Чуть позже Мурта присоединился ко мне на верхней палубе.

– Посмотрите, – сказала ему я и показала на позолоченные пробившимися сквозь облака предзакатными лучами солнца прибрежные скалы французского берега. – Хозяин говорит, что через три или четыре часа мы будем там.

– Да, не раньше, – отозвался Мурта, отводя со лба прямые каштановые волосы.

Повернулся ко мне, и впервые за все время нашего знакомства я увидела у него на физиономии нечто столь близко похожее на улыбку.

И вот наконец мы проследовали за двумя здоровенными монахами, несущими на носилках распростертое тело нашего подопечного, в массивные ворота аббатства Святой Анны де Бопре.

Аббатство представляло собой огромное здание двенадцатого века, огороженное стеной, которая защищала его и от морских бурь, и от набегов сухопутных захватчиков. Теперь, в более мирные времена, ворота оставались открытыми, чтобы облегчить сообщение с близлежащей деревней, а маленькие каменные кельи крыла для гостей казались уютными оттого, что в них постелили ковры и поставили удобную мебель.

Я встала с мягкого кресла в отведенной мне комнате, несколько смущенная тем, что не знаю, как приветствовать настоятеля. Надо ли опуститься на колени и поцеловать перстень у него на пальце, или так поступают лишь по отношению к папам? Я ограничилась почтительным реверансом.

Свои удлиненные кошачьи глаза Джейми, безусловно, унаследовал от Фрэзеров. А также и внушительную нижнюю челюсть, но та, на которую я смотрела в настоящий момент, была обрамлена черной бородой. У аббата Александра был такой же широкий рот, как у его племянника, но улыбался он, судя по всему, значительно реже. Меня он приветствовал с приятной и теплой улыбкой, однако голубые удлиненные глаза оставались холодными и серьезными. Ростом он был гораздо ниже Джейми, примерно с меня, причем приземистый. Носил платье священника, но двигался как воин. Я решила, что в свое время он выступал в обеих ипостасях.

– Добро пожаловать, ma niéce[20], – произнес он, наклонив голову.

Я была несколько удивлена этим обращением, но поклонилась и проговорила с искренним чувством:

– Благодарю вас за гостеприимство. Вы… вы уже видели Джейми?

Монахи унесли Джейми помыть, а я решила, что мне лучше не присутствовать при этом.

– Да, – кивнув, ответил аббат, – я его видел и послал брата Амброза перевязать ему раны.

В его правильной английской речи ощущался легкий шотландский акцент. Должно быть, уловив сомнение у меня на лице, он добавил суховато:

– Не беспокойтесь, мадам, брат Амброз весьма в этом опытен.

Он смотрел на меня откровенно оценивающим взглядом.

– Мурта говорил, что вы сами хорошо подготовленный врач.

– Да, это так, – коротко и ясно заявила я.

– Я вижу, вы не грешите ложной скромностью, – заметил он уже с настоящей, открытой улыбкой.

– У меня есть другие грехи, – также с улыбкой ответила я.

– Как и у всех нас, – сказал он. – Брат Амброз, я уверен, охотно побеседует с вами.

– Мурта рассказывал вам, что произошло? – нерешительно спросила я.

Губы большого рта крепко сжались, прежде чем он ответил:

– Да, рассказывал. То, что ему стало известно, во всяком случае.

Он умолк, как бы ожидая, что я стану рассказывать сама, но я молчала. Ясно было, что он хотел бы задать вопросы, но не имел желания принуждать меня к дальнейшему разговору. Поднял руку и благословил меня.

– Добро пожаловать, – повторил он. – Я пошлю брата-келаря к вам с едой.

Он еще раз окинул меня внимательным взглядом.

– И с умывальными принадлежностями.

На прощание он осенил меня крестом, повернулся, так что взметнулась с легким шорохом его коричневая ряса, и ушел.

Только теперь осознав, насколько устала, я присела на постель, вяло размышляя, хватит ли меня на то, чтобы умыться и поесть. Я все еще размышляла над этим, когда голова моя опустилась на подушку.

Во сне меня мучил кошмар. Джейми находился по ту сторону глухой и толстой каменной стены. Я слышала его крики, снова и снова, но не могла до него добраться. В отчаянии я бросилась на эту стену, однако руки мои погрузились в нее, как в воду. Я пробудилась с криком боли и сжала одной рукой другую, сильно ушибленную о реальную – и весьма твердую – стену возле моей узкой кровати. Я начала раскачиваться взад и вперед, стиснув ноющую конечность коленями, но тут вдруг осознала, что крики-то продолжаются и наяву.