– Англичаночка, ты думала, что я горюю из-за негнущихся пальцев и нескольких шрамов? – Он усмехнулся. – Я, может быть, и тщеславный человек, но, надеюсь, не до такой степени.

– Но ты… – заговорила я.

Он взял мои руки в свои и поднял меня на ноги. Я потянулась к его щеке и стерла с нее единственную слезинку – маленькую теплую каплю.

– Я плакал от радости, моя англичаночка, – тихо проговорил он; медленным движением приложил ладони к моему лицу с обеих сторон. – Я благодарил Бога за то, что у меня две руки. Две руки, чтобы обнимать тебя. Помогать тебе. Любить тебя. Слава богу, что я благодаря тебе остался полноценным человеком.

Я накрыла его руки своими ладонями.

– Но как же могло быть иначе? – спросила я и тут же вспомнила палаческий набор пил и ножей, обнаруженный мной в Леохе в ящике у Битона.

И поняла, что кое о чем забыла, столкнувшись с трудным случаем. Во времена, когда не существовало антибиотиков, обычным – если не единственным – способом борьбы с заражением крови была ампутация конечности.

– О, Джейми, – сказала я и, почувствовав, как у меня задрожали колени, поспешила сесть. – Джейми, если бы я вспомнила об этом, то, возможно, сделала бы так, чтобы спасти тебе жизнь.

– А так не делают… в… твое время?

– Нет. – Я покачала головой. – Есть лекарства, останавливающие инфекцию. Потому я и не подумала. А ты?

– Я этого ожидал. Вот почему я просил, чтобы ты позволила мне умереть. Я об этом думал в промежутках между приступами, во время которых голова у меня была как в тумане, и в какой-то момент пришел к мысли, что не смогу жить калекой. Ты знаешь, ведь это случилось с Айеном.

– В самом деле? – Я была поражена. – Он мне говорил, что в него попала крупная картечь, но о подробностях не распространялся.

– Верно, и рана от картечи воспалилась. Врачи отняли ногу, чтобы уберечь Айена от заражения крови. Айен теперь в полном порядке, все уладилось. Но я видел его другим. Он оправился только благодаря Дженни. Это она поддерживает его.

Джейми вдруг улыбнулся мне застенчивой улыбкой.

– Как ты меня. Не могу уразуметь, почему женщины так поступают.

– Потому что им так нравится, – тихонько ответила я. Он негромко рассмеялся и притянул меня к себе.

– Да, один Бог знает почему.

Мы некоторое время постояли, обнявшись. Моя голова лежала у него на груди, руки сходились у него на спине, я слышала, как сильно и громко бьется его сердце. Наконец он выпрямился и отпустил меня.

– Я хочу показать тебе одну вещь, – сказал он, открывая маленький ящичек в столе и вынимая из него сложенное письмо, которое он тут же протянул мне.

Это оказалось рекомендательное письмо от настоятеля Александра, препоручавшее шевалье Сен-Жоржу, то есть его величеству королю Якову Шотландскому, племянника настоятеля Джеймса Фрэзера в качестве ученого-языковеда и переводчика.

– Вот и место для нас, – сказал Джейми, глядя, как я складываю письмо. – А место нам скоро понадобится. Но ты помнишь, что говорила мне тогда на Крэг-на-Дун? Это правда или нет?

– Правда, – с глубоким вздохом ответила я.

Он взял у меня письмо и задумчиво похлопал им по колену.

– В таком случае, – он помахал письмом, – тут нас может подстерегать опасность.

– Может.

Джейми положил письмо обратно в ящик стола и некоторое время молча смотрел на него. Потом поднял голову, и его темно-голубые глаза встретились с моими.

– Об этом я и подумал, Клэр, – произнес он негромко. – Моя жизнь принадлежит тебе. И это ты должна решать, что нам делать и куда поехать. Во Францию, в Италию, даже обратно в Шотландию. Я отдал тебе свое сердце в ту же минуту, как впервые увидел тебя, ты держала в своих руках мое тело и мою душу, ты удержала их и спасла. Мы поедем туда, куда ты велишь.

В дверь легонько постучали, и мы отпрянули друг от друга, словно любовники, которых застали на месте преступления. Я кое-как пригладила волосы, подумав при этом, что монастырь – прекрасное убежище для исцеления, но отнюдь не романтический приют.

Брат-прислужник вошел с разрешения Джейми и водрузил на стол большую кожаную седельную сумку.

– От Макранноха из Элдридж-мэнора, – с улыбкой пояснил он. – Для леди Брох-Туарах.

Поклонившись, он удалился, оставив после себя запах моря и веяние прохлады.

Я стала развязывать кожаные ремешки – мне было очень любопытно узнать, что же такое прислал Макраннох. В сумке находились три предмета: записка без адреса и подписи, маленький пакет, адресованный Джейми, и обработанная шкура волка, крепко пахнущая дубильными снадобьями.

В записке было сказано: «Добродетельная женщина – это жемчужина великой цены, она стоит дороже рубинов».

Джейми распечатал пакет. Он держал в руке что-то маленькое и сверкающее и с недоумением глядел на волчью шкуру.

– Немного странно, англичаночка, что сэр Маркус послал тебе волчью шкуру, а мне жемчужный браслет. Может, он перепутал надписи?

Браслет выглядел очаровательно: ряд крупных неровных жемчужин, помещенных между переплетенными золотыми цепочками.

– Нет, – ответила я, любуясь браслетом. – Тут все правильно. Браслет под пару ожерелью, которое ты подарил мне на свадьбу. Он дал это ожерелье твоей матери. Ты знал об этом?

– Нет, не знал, – сказал Джейми тихо, трогая жемчужины. – Мой отец дал мне ожерелье для моей будущей жены, но не сказал, откуда оно у него.

Я вспомнила помощь сэра Маркуса в ту ночь, когда мы бесцеремонно вломились в его дом, и выражение его лица, когда мы покидали этот дом на следующий день. По лицу Джейми я видела, что и он вспоминает о баронете, который мог стать его отцом. Он взял меня за руку и закрепил браслет у меня на запястье.

– Но он же не для меня! – возразила я.

– Нет, для тебя, – твердо заявил он. – Неприлично, чтобы мужчина посылал драгоценное украшение почтенной замужней женщине, поэтому он передал браслет мне. Но предназначен он тебе. К тому же на моей руке он бы не сошелся, каким бы худым я теперь ни был.

Он поднял волчью шкуру и встряхнул ее.

– И все-таки, почему Макраннох послал тебе это?

Джейми набросил лохматую шкуру себе на плечи, и я отпрянула с громким криком. Шкура с головы волка была искусно выделана, даже вставлена пара желтых стеклянных глаз, и они злобно смотрели на меня из-за плеча Джейми.

– Уф! – невольно воскликнула я. – Глядит точно так же, как глядел живой.

Джейми повернул голову – и прямо на него уставилась оскаленная морда зверя. Он вскрикнул, скинул с себя шкуру и отшвырнул ее в другой конец комнаты.

– Господи Иисусе.

Он перекрестился.

Шкура лежала на полу, шерсть зловеще поблескивала в свете свечи.

– Что это значит, англичаночка, «глядел как живой»? Он был твоим личным другом, а? – спросил Джейми, глядя на шкуру прищуренными глазами.

И тогда я рассказала ему о том, о чем до сих пор не имела случая рассказать: о волке, о других волках, о Гекторе, о снеге, о доме, где увидела медведя, о споре с сэром Маркусом, о появлении Мурты, о коровах и о долгом ожидании на склоне холма в розоватой мгле снежной ночи, когда я не знала, жив он или умер.

Худой или нет, но грудь у него оставалась широкой, а руки теплыми и сильными. Он прижал мое лицо к своему плечу и утешал меня, пока я плакала. Я пыталась взять себя в руки, но он только крепче прижимал меня к себе и говорил мне ласковые и нежные слова, и я дала себе волю и плакала, как ребенок, до полного изнеможения.

– Перестань об этом думать, англичаночка, у меня есть для тебя маленький подарок, – сказал он, гладя меня по голове.

Я всхлипнула и вытерла нос рукавом – за неимением под рукой ничего более подходящего.

– Жаль, что мне нечего тебе подарить, – сказала я, в то время как он, стоя у кровати, что-то отыскивал среди измятых простыней.

«Наверное, ищет носовой платок», – подумала я, все еще всхлипывая.

– Если не считать таких мелочей, как моя жизнь, моя мужская суть и моя правая рука, – сказал он сухо. – Очень славные подарки, mo duinne.

Он выпрямился, держа в руке балахон послушника.

– Раздевайся.

– Что?!

У меня отвалилась челюсть.

– Раздевайся, англичаночка, и надевай вот это. – Он с улыбкой отдал мне балахон. – Может, ты хочешь, чтобы я отвернулся?

Покрепче обмотав вокруг себя грубое домотканое одеяние, я спустилась следом за Джейми на два пролета темной лестницы; третий пролет оказался самым узким. Фонарь в руке у Джейми бросал слабый свет на каменные блоки стен. Мы шли все дальше по узкой черной шахте, и казалось, что недра земные поглощают нас.