Мушкетная пуля? Костоправ? У меня закружилась голова.

Смертельно бледный юноша покачал головой.

— Сильно болит, даже когда просто сидишь. С лошадью мне не справиться.

Он опустил глаза и крепко прикусил зубами нижнюю губу.

— Но мы же не сможем оставить его здесь! — горячо заговорил Мурта. — Красномундирники не шибко большие мастера разъезжать в темноте, но рано или поздно они сюда доберутся. А Джейми с такой дырой в плече вряд ли сойдет за обыкновенного батрака.

— Можешь не волноваться, — сказал Дугал. — Никто и не собирается оставлять его тут.

Усатый вздохнул.

— Что поделаешь, надо попробовать поставить сустав на место. Мурта… и ты, Руперт… подержите его, а я попытаюсь.

Я, полная сочувствия, наблюдала за тем, как он взял юношу за кисть руки и за локоть и начал поднимать руку вверх. Угол был совершенно неправильный. Движение должно было причинять адскую боль. Пот полился у юноши по лицу, но он не закричал, а только негромко застонал. Но тут же резко подался вперед и упал бы, если бы его не держали мужчины.

Один из них откупорил кожаную фляжку и приложил ее к губам раненого. Резкий запах спиртного донесся даже до меня в моем углу. Молодой человек задохнулся, закашлялся, но все-таки сделал небольшой глоток, остальное пролилось на рубашку.

— Попробуем еще разок, а, паренек? — спросил усатый. — Может, у Руперта выйдет лучше? — обратился он к чернобородому жирному бандиту.

Руперт, поощряемый таким образом к действию, вытянул руки, словно собирался ухватиться за кейбер,[7] вцепился юноше в запястье и явно намеревался силой вправить сустав, — операция, в результате которой рука перекосилась бы, как ручка метлы.

— Не смейте этого делать!

Все мои мысли о бегстве были подавлены чувством профессионального долга, и я выступила вперед, не замечая, с каким изумлением смотрят на меня мужчины.

— Что вы имеете в виду? — спросил усатый, совершенно потрясенный моим вмешательством.

— Вы сломаете ему руку, если будете действовать подобным образом, — отрезала я. — Отойдите, пожалуйста.

Взяв Руперта за локоть, я отвела его в сторону и перехватила у него запястье раненого. Юноша был удивлен не меньше остальных, но не противился. Кожа у него была теплая, но, насколько я могла определить, его не лихорадило.

— Нужно повернуть верхнюю часть руки под правильным углом, прежде чем вправлять сустав, — сердито приговаривала я, осуществляя на практике то, о чем говорила.

Юноша был весьма крепкого сложения, рука тяжелая, как свинец.

— Сейчас будет самое худшее, — предупредила я пациента и обхватила ладонью локоть, чтобы приподнять и вправить вывихнутый сустав.

Он со стоном проговорил:

— Хуже, чем теперь, не будет. Действуйте.

Пот крупными каплями катился у меня по лицу. Вправление плечевого сустава — дело весьма трудное даже при самых благоприятных обстоятельствах, а здесь я имела дело с крупным мужчиной, который провел с вывихнутой рукой уже несколько часов, мышцы отекли и давили на сустав. Работа требовала от меня напряжения всех сил. Очаг находился в опасной близости от нас, и я боялась, как бы мы оба туда не угодили, когда я сделаю рывок, вправляя сустав.

Внезапно послышался легкий щелчок, и сустав встал на место. Пациент пришел в изумление. Не веря в исцеление, поднял руку, чтобы испытать ее.

— Она больше не болит! — воскликнул он с улыбкой восторженного облегчения во все лицо, в то время как остальные мужчины разразились одобрительными возгласами и захлопали в ладоши.

— Будет болеть, — сказала я, вся мокрая от напряжения, но весьма довольная результатом. — Руку надо беречь несколько дней, а первые два или три дня вообще не напрягать. Разрабатывайте ее медленно и постепенно. Прекращайте любое движение, если почувствуете боль, и каждый день накладывайте теплые компрессы.

Давая свои советы, я спохватилась, что, хоть мой пациент слушает меня с уважительным вниманием, остальные мало-помалу переходят от удивления к подозрительности.

— Дело в том, что я медсестра, — пояснила я в свою защиту.

Глаза Дугала, а следом за ним и Руперта остановились на моей груди и несколько задержались с выражением осуждающим и восхищенным одновременно. Потом они обменялись взглядами, и Дугал повернулся ко мне.

— Будь кем хочешь, — сказал он. — Хоть ты и кормилица,[8] но лечить, кажется, умеешь. Ты перевяжешь парню рану так, чтобы он мог сидеть верхом на коне?

— Да, рану я перевязать могу, — ответила я достаточно резко. — Если найдется, чем ее перевязать. Но что значит «кормилица»? Что вы имеете в виду? И вообще, почему вы думаете, что я обязана вам помогать?

На мою отповедь Дугал не обратил внимания; он повернулся и заговорил на языке, который я определила как гэльский, с женщиной, забившейся в угол. Окруженная толпой мужчин, я ее раньше попросту не замечала. Одета она была, как мне показалось, весьма странно: длинная рваная юбка, нечто вроде кофты с длинными рукавами, а поверх этого то ли короткий жилет, то ли камзол. Выглядело все вместе неопрятно, да и лицо у нее чистотой не отличалось. Впрочем, как я уже заметила, в доме не было ни электричества, ни водопровода — в известной мере это объясняло и даже извиняло неряшливость.

Женщина сделала короткий реверанс и, прошмыгнув за спинами Руперта и Мурты, начала рыться в раскрашенном деревянном сундуке возле очага, откуда вытащила груду ветхого тряпья.

— Нет, это не пойдет, — сказала я, брезгливо дотронувшись до тряпок кончиками пальцев. — Рану надо первым делом продезинфицировать, а потом перевязать чистым полотном, если у вас нет стерильного бинта.

Брови мужчин взлетели вверх.

— Продезинфицировать? — медленно и с трудом выговорил усатый коротышка.

— Вот именно, — твердо ответила я, решив, что, несмотря на образованный выговор, коротышка простоват. — Из раны необходимо удалить грязь, а после обработать обеззараживающим составом, чтобы уничтожить микробы и способствовать заживлению.

— Чем же?

— Ну, например, йодом, — ответила я, но, заметив на лицах полное недоумение, продолжила: — Мертиолатом? Раствором карболовой кислоты? Или… хотя бы просто алкоголем?

Лица прояснились. Наконец-то я нашла понятное для них слово. Мурта сунул мне в руки кожаную фляжку. Я только вздохнула. Знала, что шотландцы, как правило, необразованны, но чтобы до такой степени…

— Послушайте, — сказала я как могла терпеливее и вразумительнее, — почему бы вам просто не отвезти его в город? Это не так далеко, а в городе есть врач, который им займется.

Женщина подняла на меня недоумевающий взгляд:

— Какой город?

Дугал в этом обсуждении участия не принимал: приподняв уголок занавески, он что-то высматривал в темноте за окном. Потом не спеша пошел к выходу. Едва он исчез за дверью, все мужчины умолкли.

Скоро Дугал вернулся, но не один, а с лысым; вместе с ними в комнату ворвался холодный воздух и острый, сильный запах сосновой смолы. В ответ на вопросительные взгляды мужчин Дугал покачал головой:

— Нет, поблизости ничего. Но мы должны ехать, пока все спокойно.

Я попала в поле его зрения; он постоял, подумал, затем кивнул в мою сторону:

— Она поедет с нами.

Порылся в куче тряпья на столе, достал нечто замусоленное, похожее на галстук или шейный платок, знававший лучшие дни.

Усатый был явно недоволен тем, что я буду их сопровождать.

— Почему бы не оставить ее здесь?

Дугал бросил на него нетерпеливый взгляд, но объясняться предоставил Мурте.

— Где бы ни находились красномундирники сейчас, утром они сюда обязательно заявятся, — сказал тот. — Если эта баба — английская шпионка, мы не можем рисковать и оставлять ее тут, потому что она им расскажет, куда мы направились. А если у нее с ними вражда, — он с сомнением поглядел на меня, — то мы не должны оставлять одинокую женщину, да еще в таком виде.

Лицо у него немного прояснилось; он пощупал ткань моего платья и добавил:

— Может, за нее дадут приличный выкуп. Надето на ней немного, но материя хорошая.

— Кроме того, — перебил его Дугал, — она может быть нам полезна в дороге, ведь она умеет лечить. Но сейчас у нас нет времени. Боюсь, Джейми, что не придется тебя… дезинфицировать, поедешь прямо так.