Диана Гэблдон - Чужеземец. Книга 1

Я с трудом подавила смех.

— Разве ты не мог сказать Каллуму, в чем дело?

— Он прекрасно знал, в чем дело, как и каждый в зале. Я же елозил по табурету. Народ бился об заклад — выдержу я или нет. — Он опять пожал плечами. — Если бы я попросился, Каллум бы меня отпустил. Но… ну, это опять мое упрямство. — Он глуповато усмехнулся, сверкнув белыми зубами на темном лице. — Решил, что лучше умру, чем попрошусь, и почти умер. Когда Каллум, наконец, отпустил меня, я выскочил из зала и сделал все у ближайшей двери. Заскочил за стену и пустил струю, и думал, она никогда не кончится. Ну вот, — и Джейми осуждающе раскинул руки, рассыпав иголки, — теперь ты знаешь самое ужасное, что со мной случилось.

Я ничего не могла с собой поделать и хохотала до тех пор, пока не села без сил на обочине. Джейми терпеливо подождал минуты две, потом опустился рядом со мной на колени.

— Над чем ты смеешься? — возмутился он. — Это было совсем не смешно! — Но при этом улыбнулся.

Я помотала головой, все еще смеясь.

— Не смешно. История, конечно, ужасная. Просто… я представила себе, как ты там сидишь, упрямый, как осел, стиснув зубы, а из ушей валит пар!

Джейми фыркнул, потом тоже посмеялся немного.

— Ага. Жизнь не так уж проста в шестнадцать лет, правда?

— Так ты помог той девушке, Лири, потому что пожалел ее? — спросила я, когда смогла взять себя в руки. — Потому что знал, каково это?

Он удивился.

— Ага, я же так и сказал. Гораздо легче выдержать несколько ударов в лицо, когда тебе двадцать три, чем-то, что тебя отлупят по заднице на людях в шестнадцать. Раненая гордость болит сильнее любых синяков.

— Ммм. — Я кивнула, соглашаясь. — А я думала… — и смущенно замолчала.

— Думала что? А, в смысле, про меня и Лири? — отгадал Джейми мою мысль. — И ты, и Элик, и все остальные, включая саму Лири. Да только я бы сделал то же самое, будь она простушкой из простушек. — И ткнул меня под ребра. — Хотя я не рассчитываю, что ты мне поверишь.

— Ну, я же видела вас тогда в нише, — защищаясь, выпалила я, — и уж конечно, кто-то же научил тебя целоваться!

Джейми смутился и зашаркал ногами по пыли, опустив голову.

— Понимаешь, Сасснек, я не лучше остальных мужчин. Иногда пытаюсь, но не всегда получается. Помнишь то место из послания святого Павла, где он говорит, что лучше жениться, чем сгореть? Так вот, тогда я уже горел.

Я снова засмеялась, чувствуя себя так легко, как будто мне самой было всего шестнадцать.

— Так ты женился на мне, — поддразнила я его, — чтобы избежать греха?

— Ага. Этим брак и хорош — делает таинством то, в чем иначе пришлось бы каяться на исповеди.

Я опять рухнула.

— Ну, Джейми, я тебя просто обожаю!

Теперь настала его очередь хохотать. Сначала он сложился пополам, потом сел на землю, потом и вовсе упал на спину и так лежал в высокой траве, повизгивая и всхлипывая.

— Что за чертовщина с тобой приключилась? — уставилась я на него. Джейми, наконец, сел, вытирая мокрые глаза, и, тяжело дыша, потряс головой.

— Муртаг был прав, говоря про женщин, Сасснек. Я рисковал ради тебя жизнью, совершил грабеж, поджог, насилие и убийство. В ответ ты всячески меня обзывала, оскорбляла мое мужское достоинство, пинала меня по яйцам и расцарапала лицо. Потом я избил тебя до полусмерти и рассказал тебе про все самое унизительное, что когда-либо со мной случалось, а ты заявила, что обожаешь меня.

Джейми уронил голову на колени и опять захохотал. В конце концов он все-таки поднялся на ноги и протянул мне руку, другой рукой вытирая глаза.

— По-моему, ты не совсем в здравом уме, Сасснек, но ты мне очень нравишься.

Становилось поздно — или рано, зависит от точки зрения. Нам требовалось поспешить, если мы хотели попасть в гостиницу до рассвета. К этому времени я почти оправилась и сидеть уже могла, хотя последствия еще чувствовались.

Мы ехали в дружеском молчании. Погрузившись в собственные мысли, я впервые могла серьезно обдумать, что произойдет, когда — и если — я смогу отыскать дорогу к кругу из камней. Выйдя за него по принуждению, завися от него по необходимости, я — и это невозможно отрицать — очень привязалась к Джейми.

Вероятно, его чувства ко мне были еще сильнее. Сначала связанный со мной обстоятельствами, потом дружбой, а под конец — удивительно глубокой телесной страстью, он никогда даже вскользь не упоминал о своих чувствах ко мне. И все же.

Джейми рисковал ради меня своей жизнью. Возможно, он делал это из верности венчальным обетам. Он обещал защищать меня до последней капли крови, и я верила, что говорил он это искренне.

Меня очень тронули события последних суток, когда Джейми вдруг допустил меня в свои переживания и в личную жизнь — как в детство, так и в более позднюю. Если он действительно испытывает ко мне те чувства, о которых я догадываюсь, что же с ним произойдет, если я внезапно исчезну? При этой мысли исчезли остатки физического неудобства.

Нам оставалось до гостиницы мили три, когда Джейми нарушил молчание.

— Я не рассказывал тебе, как умер мой отец, — без подготовки сказал он.

— Дугал говорил, что у него случился удар — в смысле, апоплексический, — ответила я, растерявшись. Мне показалось, что Джейми, тоже оставленный наедине с собственными размышлениями, в результате нашей беседы пришел к мыслям об отце, но я не понимала, что именно привело к теме его смерти.

— Это правда. Но… он… — Джейми замолчал и задумался, потом пожал плечами, втянул в себя побольше воздуха и решился. — Ты должна об этом знать. Это связано со… многим.

Здесь дорога сделалась достаточно широкой, чтобы ехать рядом, только нужно было внимательно следить за торчащими камнями.

— Это произошло в форте, — сказал он, огибая колдобину. — Там, где мы были вчера. Когда Рэндалл со своими людьми увез меня из Лаллиброха. Когда меня выпороли. Через два дня Рэндалл потребовал меня к себе в кабинет.

Пришли двое солдат и отвели меня из камеры в комнату, где я нашел тебя — поэтому я и знал, куда идти. Во дворе мы встретили отца. Он выяснил, куда меня отвезли, и пришел, чтобы узнать, нельзя ли вытащить меня оттуда, или хотя бы убедиться, что со мной все в порядке.

Джейми несильно пришпорил пони и пощелкал языком. Не было еще и намека на дневной свет, но темнота ночи уже изменилась. До рассвета оставалось не больше часа.

— Пока я его не увидел, я даже не понимал, насколько мне там одиноко — и страшно. Солдаты не позволили нам остаться наедине, но по крайней мере разрешили поздороваться. — Джейми тяжело сглотнул и продолжил. — Я сказал ему, как мне жаль — ну, из-за Дженни и вообще из-за всей этой истории. А он велел мне замолчать и крепко прижал к себе. Он спросил, сильно ли меня покалечили — он знал про порку, а я ответил, что все в порядке. Солдаты велели мне идти дальше, отец сжал мне руки и сказал, чтобы я не забывал молиться. Он сказал, что будет на моей стороне, что бы ни случилось, что я не должен вешать нос, но должен стараться не тревожиться. Он поцеловал меня в щеку, и солдаты увели меня. Тогда я видел его в последний раз.

Голос Джейми звучал ровно, но немного хрипловато. У меня комок стоял в горле, и я бы прикоснулась к нему, если б могла, но именно там дорога сузилась, и мне пришлось ехать позади. К тому времени, как я снова поравнялась с Джейми, он уже взял себя в руки.

— Ну и вот, — сказал он, снова набрав полную грудь воздуха, — я вошел к капитану Рэндаллу. Он отослал солдат, так что мы остались одни, и предложил мне табурет. Он сказал, что отец предложил ему обеспечение, чтобы меня выпустили под залог, но что мне предъявлено слишком серьезное обвинение, и меня нельзя выпустить под залог без письменного разрешения герцога Аргилла, на чьей территории мы находились. Тут я догадался, что отец отправился к Аргиллу. А пока, заявил Рэндалл, речь идет о второй порке, к которой меня приговорили. — Джейми опять замолчал, словно не зная, как продолжать рассказ. — Он… вел себя как-то странно. Очень сердечно, но под этим скрывалось что-то, чего я не мог понять. Он наблюдал за мной, словно ожидал от меня какого-то поступка, хотя я просто сидел смирно. Он едва ли не извинился передо мной; сказал, как ему жаль, что наши отношения так запутаны, что он бы предпочел, чтобы мы встретились при других обстоятельствах и все такое. — Джейми помотал головой. — Я никак не мог понять, к чему он ведет — всего два дня назад он хотел, чтобы меня забили чуть не до смерти. А уж когда он добрался до сути, то говорил весьма откровенно.