Я лениво разглядывала доску, в пол-уха прислушиваясь к спору за спиной (они решили, что герцог Сэндрингем, возможно, был якобитом). Мое внимание привлек рисунок генеалогического древа, с особой тщательностью прикрепленный к доске четырьмя кнопками. Низ был заполнен именами и датами начала семнадцатого века, но я обратила внимание на имя в самом верху древа: Роджер В. (Маккензи) Уэйкфилд.

— Простите, — сказала я, тем самым прервав заключительную часть диспута — держит ли охраняющий лев на гербе герцога в лапе лилию или все же крокус, — это генеалогическое древо вашего сына?

— А? А, да, да, оно самое. — Священник, отвлекшись от диспута, снова засиял и поспешил ко мне. Он очень осторожно снял лист с доски и положил его на стол.

— Видите ли, мне бы не хотелось, чтобы он забыл свою семью, — объяснил его преподобие. — Это очень древний род, он восходит к шестнадцатому столетию. — Палец благоговейно прошелся по древу. — Я дал ему свое имя, потому что он живет здесь, и мне показалось, что это более удобно, но я не хочу, чтобы он забывал свое происхождение. — Священник извиняюще улыбнулся. — Боюсь, что моей семье похвастаться нечем, в смысле происхождения. Священники и викарии, иногда для разнообразия — торговцы книгами, и прослеживается только до 1762 года. Довольно скромные успехи, знаете ли. — И он сожалеюще покивал головой.

К тому времени, как мы покинули дом пастора, было довольно поздно. Его преподобие пообещал, что рано утром он прежде всего отнесет письма в город, чтобы снять с них копии. Фрэнк почти всю дорогу до дома мистера Бэйрда радостно бормотал что-то о шпионах и якобитах, но в конце концов обратил внимание на мое молчание.

— Что случилось, любимая? — заботливо взял он меня за руку. — Ты себя плохо чувствуешь? — спросил он тоном, в котором смешались беспокойство и надежда.

— Нет, все хорошо. Я просто думала… — Я замялась, потому что мы уже говорили об этом. — Я думала о Роджере.

— О Роджере?

Я нетерпеливо вздохнула.

— Ну право же, Фрэнк! Ты бываешь таким… рассеянным! Роджер, сын преподобного мистера Уэйкфилда.

— А. Да. Да, конечно, — невнятно пробормотал он. — Очаровательное дитя. Да, и что с ним?

— Ну… просто на свете очень много таких детей, как он. Ну, знаешь — сирот.

Фрэнк остро глянул на меня и покачал головой.

— Нет, Клэр. Право же, я бы и рад, но я уже говорил тебе, как отношусь к усыновлению. Просто… ну, не смогу я испытывать добрые чувства к ребенку… ну, не к собственной крови. Конечно, с моей стороны это глупо и эгоистично, но я такой. Может, со временем я и переменю решение, но пока…

Мы прошли еще несколько шагов в недобром молчании. Внезапно Фрэнк остановился и схватил меня за руку.

— Клэр, — хрипло произнес он. — Я хочу нашего ребенка. Ты для меня — самое главное в мире. Я больше всего на свете хочу, чтобы ты была счастлива, но еще я хочу… в общем, я хочу, чтобы ты была моей. Боюсь, что чужой ребенок, не родной нам, будет казаться мне самозванцем, и меня это будет раздражать. Но зачать нашего ребенка, видеть, как он растет в тебе… и я почувствую, что он… продолжение тебя. И меня. Настоящая часть нашей семьи. — Он смотрел на меня расширившимися, умоляющими глазами.

— Да, конечно. Я понимаю. — Мне очень хотелось оставить эту тему — хотя бы сейчас. Я повернулась и пошла было дальше, но Фрэнк заключил меня в объятия.

— Клэр. Я люблю тебя. — Голос его был полон нежности, и я прижалась к нему, ощущая его тепло и силу обнимающих меня рук.

— Я тоже тебя люблю.

Мы еще немного постояли, обнявшись, слегка покачиваясь, и ветерок обдувал нас. Вдруг Фрэнк чуть отодвинулся от меня и улыбнулся.

— Кроме того, — тихо произнес он, откидывая мне с лица растрепавшиеся волосы, — мы еще не сдались, точно?

Я улыбнулась в ответ.

— Нет.

Он взял меня под руку, и мы пошли в сторону своего дома.

— Сделаем еще попытку?

— Конечно. Почему бы и нет?

Мы шагали рука об руку, и тут я увидела Клэх Мор, камень пиктов, стоявший на углу улицы.

— Совсем забыла! — воскликнула я. — Я должна показать тебе кое-что очень интересное!

Фрэнк посмотрел на меня, притянул меня поближе к себе и сжал мою руку.

— И я тоже, — ухмыльнулся он. — А свое покажешь мне завтра.


* * *

Завтра наступило, но нам пришлось заниматься другими делами. Я забыла, что мы запланировали путешествие на целый день — в Великий Глен и к Лох Несс. Мы прибыли в Лох-энд сразу после девяти. Гид, которого пригласил Фрэнк, ждал нас у берега в небольшом парусном ялике.

— Я подумал, сэр, что мы поплывем вниз, к замку Эркхарт. Может, перекусим там немного, а потом тронемся дальше.

Гид, сурового вида небольшой человечек в потрепанной хлопчатобумажной рубашке и саржевых брюках, аккуратно задвинул корзинку для пикника под сиденье и протянул мне мозолистую руку, чтобы помочь взобраться в лодку.

День стоял дивный, расцветающие крутые берега расплывались в озерной ряби. Наш гид, несмотря на суровую внешность, оказался человеком очень сведущим и разговорчивым.

— Посмотрите, это замок Эркхарт. — Он показал на живописные каменные руины над озером. — Или то, что от него осталось. Его прокляли ведьмы Глена, и на него обрушились беды, одна за другой.

Он поведал нам историю Мери Грант, дочери лэрда замка Эркхарт, и ее возлюбленного, Дональда Донна, поэта, сына Макдональда из Бохантина. Ее отец запретил им встречаться, потому что ему не нравилась привычка Дональда воровать любой встреченный им скот (древняя и почтенная профессия горцев, заверил нас гид), но они все равно встречались. Отец узнал об этом, Дональда заманили на ложное свидание и арестовали. Приговоренный к смертной казни, он умолял, чтобы его обезглавили, как джентльмена, а не повесили, как обычного уголовника. Просьбу уважили, и молодого человека повели на плаху, а он все повторял: «Дьявол выдернет лэрда Гранта из его башмаков, а Дональд Донн не будет повешен». И не был, а в легенде говорится, что, когда его голова покатилась с плахи, то заговорила, сказав: «Мери, забери мою голову».

Я вздрогнула, и Фрэнк обнял меня.

— Остался кусочек его стихотворения, — тихо шепнул мне он. — Дональда Донна. В нем говорится:

«Завтра я буду на холме, без головы. Неужели у вас нет ни капли сочувствия к моей несчастной деве, к моей Мэри, к моей светловласой, с такими нежными глазами?»

Я ласково сжала ему руку.

История следовала за историей: предательства, убийства, насилия, и мне казалось, что озеро заслужило свою зловещую репутацию.

— А как насчет чудовища? — спросила я, перегнувшись через борт и вглядываясь в мрачные глубины. Эти воды казались весьма подходящим местом для подобного создания.

Гид пожал плечами и сплюнул в воду.

— Ну, это очень странное озеро, это уж точно. Есть истории о том, что нечто древнее и злое когда-то жило в его водах. Ему приносили жертвы — коров, а иной раз даже младенцев, бросали их в воду в ивовых корзинках. — Он снова сплюнул. — А некоторые говорят, что у озера вовсе нет дна, а в самом центре дыра глубже, чем что-либо во всей Шотландии. С другой стороны, — тут прищуренные глазки гида сощурились еще сильнее, — несколько лет назад приезжала сюда семья из Ланкашира, так они примчались в полицейский участок в форте Августа, и кричали вовсю, что, дескать, видели чудище, которое вылезло из воды и спряталось в папоротниках. Говорили, мол, жуткое создание, покрыто рыжей шерстью, с ужасными рогами, и жевало, мол, что-то, а изо рта, дескать, так и капала кровища. — Он поднял руку, предупреждая мое испуганное восклицание. — Ну, а констебль потом прямо сказал, что за исключением капающей крови, они очень точно описали, — тут он помолчал для пущего эффекта, — отличную горную корову, жевавшую в папоротнике свою жвачку.

Мы проплыли половину озера и пристали к берегу для позднего ланча. Там пересели в машину и поехали обратно через Глен, не встретив по дороге ничего более зловещего, чем лисицу на дороге — маленького зверька, державшего что-то в зубах. Она ужасно испугалась, когда мы вывернули из-за поворота, кинулась к обочине и помчалась вверх, к берегу, быстрая, как тень.

Было действительно очень поздно, когда мы, наконец, спотыкаясь, шли по дорожке к дому миссис Бэйрд, Фрэнк искал ключ, и мы весело смеялись, вспоминая прошедший день.

Так что я вспомнила про миниатюрное святилище Крэйг на Дун только тогда, когда мы готовились ко сну. Усталости Фрэнка как не бывало.