Джейми медленно попятился, увлекая меня за собой. Мои ноги плыли по воде, изумительное тепло ласкало меня, как чьи-то нежные руки.
Джейми остановился, повернул меня и нежно опустил на что-то деревянное. Я разглядела доски, установленные в каменной нише, едва различимые в подводной тени. Джейми опустился на скамью рядом со мной, вытянув руки и положив их на каменный уступ за спиной.
— Позавчера брат Эмброуз привел меня сюда погреться, — объяснил он. — Немного смягчить шрамы. Приятное ощущение, правда?
— Более, чем приятное. — Мне казалось, что если я перестану держаться за скамью, то просто поплыву по воде. Я посмотрела вверх, в темные тени свода.
— Живет что-нибудь в этой пещере? В смысле — летучие мыши? Или рыба?
Джейми покачал головой.
— Ничего, кроме духа весны, Сасснек. Вода пробивается из земли сквозь узкую расщелину вон там, — он кивнул в сторону стигийской черноты в дальнем конце пещеры, — и просачивается сквозь дюжину трещин в скале. Но попасть сюда можно только через монастырскую дверь.
— Дух весны? — засмеялась я. — Звучит довольно-таки по-язычески, чтобы прятать это в монастыре.
Джейми с удовольствием потянулся. Его длинные ноги шевелились под стеклянной поверхностью воды, как стебли подводных растений.
— Ну, как бы это ни называлось, оно существовало здесь задолго до монастыря.
— Да, понимаю.
Пещера образовалась внутри скалы вулканического происхождения, и стены ее были гладкими и темными, почти как из черного стекла, лоснящегося весенней влагой. Она напоминала гигантский пузырь, наполовину заполненный этой странно живой, но бесплодной водой. Я чувствовала себя так, словно нас убаюкивали в чреве земли. Мне казалось, что, если прислонить ухо к скале, я услышу бесконечно медленное биение огромного сердца.
Мы долго сидели в тишине, то ли плыли куда-то, то ли спали, иной раз прикасаясь друг к другу, когда невидимое течение пещеры несло нас куда-то.
Когда я, наконец, заговорила, собственный голос показался мне замедленным и одурманенным.
— Я решила.
— А, Рим? — Голос Джейми доносился откуда-то издалека.
— Да. Только не знаю, что делать, когда мы прибудем туда…
— Это не имеет значения. Сделаем, что сможем. — Его рука потянулась ко мне, двигаясь так медленно, что мне показалось — он никогда до меня не дотронется.
Джейми привлек меня к себе, и чувствительные соски потерлись о его грудь.
Теперь вода казалась не только теплой, но и тяжелой, почти маслянистой. Его руки опустились, охватив мои ягодицы, и он приподнял меня.
Проникновение было потрясающим.
Наши тела были горячими и скользкими, мы скользили друг над другом, почти не ощущая прикосновения или давления, однако его присутствие внутри меня было надежным и знакомым, единственно устойчивым в этом водном мире, словно пуповина в материнской утробе.
Я негромко удивленно вскрикнула, потому что вместе с ним в меня влилась горячая вода, а потом тихо вздохнула от наслаждения.
— О, мне это нравится, — одобрительно заметил Джейми.
— Нравится что? — уточнила я.
— Этот звук. Как ты пискнула.
Покраснеть я уже не могла, потому что кожа и так горела. Я тряхнула волосами, чтобы спрятать в них лицо, и кудри тоже расслабленно поплыли по воде.
— Прости. Я не хотела шуметь.
Он засмеялся, и его смех тихим эхом отозвался под сводом.
— Я сказал — мне понравилось. И мне правда понравилось. Это одна из тех вещей, которые мне больше всего нравятся, когда я делю с тобой ложе, Сасснек — негромкие звуки, которые ты издаешь.
Он притянул меня еще ближе, и я уткнулась лбом ему в шею. Нас обволокло скользкой, насыщенной серой водой. Джейми слегка шевельнул бедрами, и я полузадушено ахнула
— Ага, вот так, — нежно сказал он. — Или… вот так?
— А-ах, — вырвалось у меня.
Он снова засмеялся, продолжая так делать.
— Вот о чем я больше всего думал, — сказал он, медленно проводя руками вверх и вниз по моей спине, то охватывая, то поглаживая бедра. — В тюрьме ночами, прикованный цепями в комнате с дюжиной других мужчин, слушая храп и стоны. Я думал о тех негромких нежных звуках, которые ты издаешь, когда я занимаюсь с тобой любовью, и просто чувствовал тебя рядом со мной, слышал, как ты дышишь, все нежнее и быстрее, слышал, как ты ворчала, словно настраиваясь на работу, когда я впервые овладел тобой.
Мое дыхание действительно учащалось. Меня поддерживала плотная, насыщенная солями вода, и я была плавучей, как перышко, и не уплывала только потому, что меня удерживали его сильные мускулы и крепкие объятия.
— Даже лучше, — жарко бормотал он мне в ухо, — когда я беру тебя сильно, а ты хнычешь подо мной, и сопротивляешься, будто хочешь вырваться, а я знаю, что на самом деле ты пытаешься придвинуться еще ближе, и веду такую же схватку.
Его руки исследовали меня, нежно, неторопливо, словно он вручную ловил форель, погружались в расселину между моими ягодицами, скользили ниже, ласкали напряженное и жаждущее место нашего соединения. Я трепетала, и дыхание мое невольно становилось все более прерывистым.
— Или когда я прихожу к тебе, сгорая от желания, и ты принимаешь меня со вздохом и таким тихим жужжаньем, будто пчелиный улей на солнышке, и увлекаешь меня за собой в мир, тихо постанывая.
— Джейми, — хрипло произнесла я, и вода эхом повторила имя. — Джейми, пожалуйста.
— Еще нет, то duinne.
Его руки крепко обняли меня за талию, замедляя мои движения, опуская все ниже, пока я не застонала.
— Еще нет. У нас достаточно времени. И я хочу снова услышать, как ты стонешь. Стонешь и всхлипываешь, даже если не хочешь этого делать, но удержаться не можешь. Я хочу, чтобы ты вздохнула так, словно сердце твое сейчас разорвется, и закричала от желания, и наконец закричала в моих объятиях, и тогда я пойму, что послужил тебе хорошо.
Между бедер нарастало острое удовольствие, выстреливая вглубь живота, расслабляя конечности, и вот мои руки беспомощно обмякли на его плечах. Спина выгнулась дугой, а скользкая округлость грудей распласталась по его груди.
Я содрогнулась в этой жаркой тьме, и только руки Джейми удержали меня от того, чтобы утонуть.
Я лежала на нем, и мне казалось, что я осталась без костей, как медуза. Не знаю — да мне уже было все равно — какие именно звуки я издавала, только на членораздельную речь я была неспособна. До тех пор, пока он снова не начал двигаться, сильный, как акула в глубокой воде.
— Нет, — простонала я. — Джейми, нет. Я не выдержу этого еще раз. — Кровь стучала у меня даже в кончиках пальцев, и его движение внутри меня казалось истинной пыткой.
— Выдержишь, потому что я люблю тебя. — Голос его звучал в моих мокрых волосах приглушенно. — Выдержишь, потому что я хочу тебя. Но на этот раз я успею с тобой.
Он крепко держал меня за бедра, увлекая меня за собой против моей воли, как увлекает отлив. Я ударялась об него, как волна ударяется об утес, и он встречал меня с ожесточенной силой гранита — мой якорь среди ревущего хаоса.
Бескостная и текучая, как вода вокруг нас, удерживаемая только его руками, я закричала тихим, полузадушенным криком моряка, увлекаемого под волну. И услышала его ответный крик, такой же беспомощный, и поняла, что послужила ему хорошо…
Мы пытались выбраться из чрева мира, мокрые, исходящие паром, с резиновыми от вина и жары ногами и руками.
Я упала на колени на первой же площадке, и Джейми, пытаясь мне помочь, упал рядом бесформенной кучей из рясы и голых ног. Беспомощно хихикая, пьяные скорее от любви, чем от вина, мы бок о бок, на четвереньках доползли до второй площадки, больше мешая друг другу, чем помогая, толкаясь в узком пространстве, пока не рухнули на площадке, обнявшись.
Здесь старинное окно без стекла в нише открывалось в небо, и свет полной луны омыл нас серебром. Мы лежали, прижавшись друг к другу, влажная кожа остывала под зимним ветром, а мы ждали, когда бешено колотившиеся сердца успокоятся, и в наши отяжелевшие тела вернется дыхание.
Над нами светила январская луна, такая огромная, что почти полностью закрывала окно. И не казалось странным, что приливы морей и женщин так тянутся к этой величавой сфере, такой близкой и такой властной.
Но мои собственные приливы больше не тянулись к этой целомудренной и бесплодной силе, и осознание свободы ринулось в мою кровь, как делает это осознание опасности.
— У меня тоже есть для тебя подарок, — внезапно сказала я Джейми. Он повернулся ко мне, и его рука, большая и надежная, скользнула по моему еще плоскому животу.