Альбина Андерсон - Чужие облака

Через аварийный выход в конце коридора они выбрались на пожарную лестницу. Северный ветер сразу же ворвался Тайке в ноздри и исколол легкие. А высокое, летнее солнце ослепило глаза. Вцепившись в бордюр площадки, она на секунды прикрыла веки, у нее сильно закружилась голова. Зигги сразу же полез за сигаретой, но вспомнив правила, теперь просто мял пачку через ткань кармана.

— Пойдем в кафетерий? — предложил он.

Тайка умоляюще посмотрела на него, после двух недель, проведенных в тесной душной камере, уходить отсюда не хотелось. Он понимающе кивнул и облокотился о стену. Ночью шел дождь, пахло поздними, весенними цветами и мытой хвоей деревьев. Это напомнило ей дом, хотя она находилась за несколько часовых поясов от него. Ее глаза жадно бродили по всей линии горизонта, трудно было привыкнуть к мысли, что теперь ей можно стоять здесь, дышать этим кристально чистым воздухом, и смотреть далеко вперед, насколько хватает зрения, а не натыкаться взглядом куда не повернись, на темные бетонные стены.

По правую сторону от них высились здания Научного Парка. Широкая, асфальтовая дорога резала территорию на две половины. В самом конце она упиралась в сверкающее стеклами здание администрации. По обе стороны стояли многочисленные корпуса. Разноцветные электромобили стройными рядами были припаркованы около каждого блока. Брусчатые дорожки пролегали через ровно-стриженные газоны, мраморный фонтан на центральной площади бил струями сверкающей в солнце воды. Все выглядело новым и нежилым как на картинке с сайта застройщиков, и только старая, гранитная колонна с часами, странно диссонировала со всем остальным. Изъеденная столетиями, она была из прошлых времен. На барельефе в огне корчились женщины, мужчины и дети. Каменная лента с латинской вязью обвивала постамент.

— Что там написано? — спросила Тайка.

— Каждую минуту помни.

— Что помни?

Зигги поморщился.

— Сверху решили что наше прошлое должно вышибать слезу и науськивать видовых патриотов. Учись делать трагическую физиономию, у нас в моде сентиментальность.

Парк казался безлюдным, но Тайка знала, что здания кишмя кишат сотрудниками. На башне громко забили часы. Одиннадцать утра — время кофебрейка. Люди в костюмах и галстуках, джинсах и сникерсах уже зашныряли по коридорам. Они улыбались друг другу: привет-привет, жевали бутеры и круассаны, брали лед, колу и кофе из автоматов, флиртовали, ругались и плели интриги. Ровно на двадцать минут — все как в обычной жизни, а потом они вернутся к себе в отсеки и надев лабораторные халаты будут резать, кромсать, выделять, скоблить и сэмплировать. И у всех на лице будет одно и тоже выражение упрямства и одержимости.

Чтобы не видеть того, что вызывало у нее отвращение, Тайка зашла за угол. Перед ней раскинулась бесконечная, дикая тайга. Кристально-чистые озера отсвечивали зеркалами, в теневых пятнах облаков переливались изумрудом сопки и не кончался плотный, хвойный лес.

— Через тысячу километров Арктика, — сказал Зигги. — Ни одного населенного пункта до самого полюса. Зимой здесь холодрыга и короткий световой день. Но это идеальное место, здесь мы далеко от людей. Все наши парки находятся черт-те где, в пустынях и тундрах, на Аляске, в Аризоне, Боливии, Китае…

— Ты здесь родился? — спросила она.

Зигги достал Мальборо, постучал пачкой о кирпич стены и с сожалением опять положил в карман.

— Нет, — усмехнулся он. — Не знаю где.

— Вырос здесь?

— Нет, в Чайковском. Там есть детский дом, на балансе у организации, — он помолчал. — Тогда здесь еще шатались медведи, этому парку всего восемь лет. Представляешь как его строили? Вычистить трассу на триста километров? Но охота пуще неволи, теперь вот… — он махнул рукой за угол. — Аэродром на одну полосу, вертолетная площадка, гидростанция на реке. Двести коттеджей и четыре многоквартирных дома стоят на другом склоне холма, тебе потом покажут. Складские и производственные помещения, лаборатории, библиотека, супермаркет…

— Санаториум и тюрьма, — тихо добавила Тайка. В голосе ее слышался страх.

— Считай тебе повезло, я никогда не видел Санаториум, у меня нет допуска. Ну а тюрьма… всего две камеры в цоколе. Нужно же где-то держать таких буйно-помешанных, как ты, — засмеялся он.

Она растянула рот, но улыбки не получилось.

— Тебя что, били? — осторожно спросил он.

Видимо только заметил ее разодранное ухо и спекшуюся кровь за давно немытыми прядями волос. Она посмотрела ему в глаза, он сразу все понял, но промолчал.

— Теперь-то что со мной? — спросила она.

— Останешься на три месяца, пройдешь ускоренные курсы. Будут блоки по психологии, генетике, истории, кодексу компании. Подпишешь контракты, примешь присягу, тебе оформят пэйролл и социальные льготы. В общем, будет чем заняться. Что с английским?

Она горько усмехнулась.

— Считать могу до десяти…Пэйролл. Ничего я у вас не понимаю.

— Все со временем. У тебя другие университеты, не хуже. Я знаю ты сидела в колонии, за кражу в раймаге.

Она кивнула.

— Так погулять хотелось? Два ящика пива, три бутылки водки, палка сырокопченой и сыр алтайский, семьсот двадцать грамм, — улыбнулся он. — Я видел твое дело.

Она пожала плечами. Если ему хочется издеваться, пусть. Чему-чему, а вежливости ее здесь научили. На рожон она больше не попрет, слишком дорого это стоит.

— Конфеты дюшес пол-кило, белый шоколад Спорт…Стоило это двух лет тюрьмы?

— Больше мы не унесли…Нас двое было.

— Третий в последний момент испугался и дал деру на машине. Но его все равно на полгода посадили! Дурак, лучше бы остался, шоколаду поел, а так все зазря…

Она криво ухмыльнулась.

— Правда, что тебя боялись в деревне? — допытывался Зигги.

— Кто боялся, значит заслужил.

Он окинул ее одобрительным взглядом.

— Ты мне подходишь, Таисья. В моем отделе одни соплееды, ничего поручить нельзя. Только и хнычут: Этого не могу, того воспитание не позволяет…А я видел яйца Когля после того, как ты его лягнула. Синие как мои глаза. Даже повара из столовой приходили смотреть, это было что-то, клянусь!

— Он теперь меня ненавидит. Да и все…

— Это правда, ты не популярна, но знаменита! Всеобщую любовь можно заслужить со временем. А пока думай о главном, о том что ты будешь жить.

— Меня больше не отправят в Санаториум?

Голос ее задрожал от страха.

— Теперь уже незачем, ты об этом хорошо позаботилась.

Вспомнив все, что она пережила за последние месяцы, Тайка сжала зубы.

— Чтоб вы все сдохли со своими программами! — вырвалось у нее.

— Ненависть — здоровое чувство. Я думал, тебя уделали основательно, а ты уже возвращаешься к жизни. Когда-нибудь ты полюбишь нас всей душой, ведь мы братья и сестры, а семью не выбирают, — он рассмеялся. — Как вспомню рожу Когля! Только за одно это стоило вымаливать твою жизнь. Тебя хотели усыпить как больную крысу, но ты нужна мне. Ты смелая и не перед чем не остановишься.

Она вздохнула, на что ей нужна такая непонятная жизнь? Но другой, прежней уже не было, ее отняли навсегда.

— Не вздумай сглупить еще раз, у тебя уже есть одно предупреждение, запомни, второго не будет. Играй по правилам и будет шанс дожить до старости. Не хочется, чтобы мои старания пошли прахом, я четыре дня уговаривал Вильштейна, поругался с директором по идеологии и отдал своего зама в Европу. Все потому, что мне кажется из тебя получится то, что мне позарез нужно.

Его умный, испытующий взгляд прожигал ее насквозь. Весь он лучился красотой и здоровьем. Он так много для нее сделал, что ей немедленно захотелось отблагодарить его, отдав все, что у нее было. А было немного, сама она да и только. Тайка опустилась на колени, решетка впилась в них, но она не почувствовала боли. Обхватив Зигги за ногу, она прижалась к ней щекой.

— Ну-ну… — недовольно сказал он. — Вставай, что за ерунда? Ничего не бойся, все кончилось.

Ей хотелось чтобы он поднял и обнял ее, но он отошел и досадливо морщил брови.