— Хорошо, сейчас вам подадут чай, — отрывисто сказал Алексей. — Но медлить нельзя, преступник может скрыться.
— А в чем его преступление-то? — спросил Федюнин, усевшись за стол и явно не собираясь проявлять служебного рвения.
Алексей дождался, когда слуга, подавший приставам чай, удалится, и кратко изложил суть дела:
— Два месяца назад в Москве он убил мещанку Василису Чашкину. Моя жена стала случайной свидетельницей преступления. Убийца хотел и с нею расправиться, но ей удалось убежать. И вот сегодня этот человек появился в нашем доме, и она его узнала. Я, конечно, сам бы мог его задержать, но решил послать за вами, чтобы было по закону. Тем более что, к сожалению, он мой родственник, — добавил Алексей хмуро.
— Ну а он вашу барыню сегодня видел? — поинтересовался пристав, допивая чай.
— Видел мельком. Мне удалось отвести его подозрения, я сказал, что это какая-то незнакомая барыня, которая следует на постоялый двор. Но скоро он убедится, что его обманули, и тогда подастся в бега. Теперь вы понимаете, что надо спешить? — Алексей шагнул к двери и жестом позвал. приставов за собой. — Все, задерживаться нельзя ни минуты!
Полина, уже успевшая облачиться в плащ и накинуть на голову покрывало, с решительным видом подошла к Алексею, давая понять, что не намерена оставаться дома.
— Барыня тоже с нами поедет? — оглянулся на нее пристав.
— Конечно, я ведь свидетельница! — заявила Полина.
Никто не стал возражать, и скоро хозяева дома вместе с приезжими чиновниками катили в карете по дороге к постоялому двору.
Сумерки уже опустились на землю, первые звезды заблестели в просветах между облаками, которые ветер гнал к истлевшему закату. Полине, томимой мрачными предчувствиями, сейчас все вокруг казалось тревожным: и этот порывистый ветер, и рваные тучи, и далекий крик ночной птицы.
Когда подъезжали к постоялому двору, внезапно где-то за горизонтом вспыхнула зарница, на мгновение охватившая местность призрачным светом. Полина невольно вздрогнула, а пристав рассудительно заметил:
— Гроза где-то начинается. Как бы до нас не докатилась.
— Нет, должно быть, стороной пройдет, — предположил его помощник.
Косинский постоялый двор считался самым большим в округе. Двухэтажный дом для гостей крыльцом выходил прямо к воротам, возле которых горел фонарь. Несколько окон в доме тоже были тускло освещены.
Пристав, подойдя первым к калитке, взялся за кольцо и постучал. Тут же раздались торопливые шаги и басовитый голос:
— Терентий, ты?
— Это не Терентий, а окружной пристав Никанор Федюнин, — суровым тоном отрекомендовался представитель власти. — Открывай, Емельян.
Емельян Щапов, хозяин постоялого двора, тут же распахнул калитку и с почтением поклонился важным гостям. Он хорошо знал пристава и умел ему услужить, благодаря чему Федюнин не раз закрывал глаза на некоторые подозрительные истории и сделки, в которых молва обвиняла заведение Щаповых. Поговаривали, например, что на постоялом дворе в Косино находят приют скупщики краденого, а то и сами воры. Да и богатые постояльцы, отъехав от двора и протрезвев, бывало, недосчитывались денег в своих карманах. Впрочем, разбоя и кровопролития на косинском дворе никогда не творилось, а воровство у любителей покутить, как и мошенничество, сам хозяин не считал большим грехом и умел откупиться от власть предержащих.
Немного озадаченный появлением приставов и незнакомого барина в сопровождении закутанной в вуаль барыни, Емельян своим басовитым голосом пророкотал:
— А я думал, это Терентий, брат мой, из города воротился, ему уже пора. Он за товаром ездил.
Полина вспомнила рассказ Воронковых о худояровском ключнике Терентии, который переселился к двоюродному брату на постоялый двор после того, как Киприан прогнал его из имения.
— Ты вот что, Емелька, говори потише, у нас дело опасное, тут осторожность надо соблюдать, — строго объявил пристав, входя в сени и оглядываясь по сторонам.
Навстречу гостям вышла хозяйка — жена Емельяна, и служанка. Они начали было приветствовать приезжих, но пристав, а за ним и Емельян, цыкнули на баб, приказав молчать.
— Скажи, Емеля, к тебе только что заезжал барин лет пятидесяти, важный, осанистый, с бородой? — вполголоса спросил пристав.
— Как же-с, приехал, он и сейчас здесь, снял комнату на втором этаже, — сообщил хозяин.
— А перед ним не приезжали ль в карете молодой барин и барыня? — продолжал допрашивать пристав.
— Приезжали-с, мы им тоже комнату дали на втором этаже, там у нас комнаты для важных господ. Барин молодой, в офицерском мундире, а у барыни на лице покрывало — вот как у них. — Щапов кивнул на Полину. — И тот барин, который с бородой, тоже меня спрашивал об этой паре: в какой комнате они остановились, да как их зовут. Но мы-то имен у постояльцев не спрашиваем — разве что они сами захотят назваться. Но эти не назвались. И даже еды никакой не попросили, сразу в комнату пошли.
— Наверное, в дороге поели, — предположила хозяйка.
Но тут, словно опровергая ее слова, наверху лестницы появился молодой постоялец и объявил:
— Эй, любезные, принесите-ка нам с барыней пирогов и вина.
Увидев приезжих, юноша слегка смутился и с легким поклоном невнятно их поприветствовал. На вид ему было лет двадцать с небольшим. Венгерка, наброшенная на плечи поверх рубашки, указывала на его принадлежность к военному сословию. Он был невысок ростом и наружность имел довольно неприметную, но, вместе с тем, в его простом и открытом лице было что-то весьма располагающее.
— А позвольте, сударь, поинтересоваться, — выступил вперед пристав, — каково ваше имя и звание, откуда вы родом?
Молодой человек немного растерялся от неожиданного допроса, но, видимо, привычка к дисциплине и почтение к официальным лицам были у него в крови, а потому он без всяких препирательств ответил:
— Зовут меня Николай Егорович Чашкин, мой отец был полковым лекарем, а я служу…
Но договорить он не успел: наверху вдруг раздался пронзительный женский крик. Юноша бросился к комнатам второго этажа так стремительно, что Полина даже не успела удивиться тому, что он — Николай Чашкин, племянник Василисы. А через несколько секунд наверху прогремел выстрел и почти одновременно с ним послышался стук в ворота. Приставы и Алексей, а следом и Емельян, тут же устремились вверх по лестнице. Перепуганные хозяйка и служанка подняли было крик, но Емельян, оглянувшись на них, приказал:
— Молчите, глупые бабы, всех постояльцев всполошите! Ступайте открыть ворота, слышите — стучат.
Полина на пару мгновений замерла в растерянности, а потом тоже побежала к месту происшествия.
Картина, открывшаяся взору во второй от лестницы комнате, была ужасна. На полу возле стола, неловко вывернувшись, лежала женщина, которую, несмотря на ее залитое кровью лицо, Полина без труда узнала: то была Иллария. Последняя не шевелилась, не издавала ни звука и, судя по всему, была уже бездыханна. На полу и возле стола поблескивали осколки разбитого зеркала. А возле самого порога стонал и пытался ползти бородатый убийца, чей зловещий образ преследовал Полину уже два месяца. Он был еще жив, несмотря на огнестрельное ранение в грудь. Его пальцы свело судорогой, и потому он не мог выпустить из руки окровавленный нож, которым, судя по всему, и была убита Иллария. А Николай Чашкин, выстреливший в убийцу, готов был сделать это еще не раз, но приставы держали его за руки, а Алексей пытался образумить:
— Пойми, парень: если ты его сейчас убьешь, мы так и не узнаем о нем всей правды. И себя подведешь под арест. Первый выстрел ты сделал, защищая женщину, а дальнейшие твои выстрелы уже не простятся.
— Что мне жизнь, что мне свобода без нее?.. — со слезами отчаяния проговорил Чашкин и опустился на колени возле тела Илларии.
Помощник пристава, осмотрев убитую, заметил:
— Прямо ножом в затылок попал, злодей, под кость черепа. Самый что ни на есть разбойный удар. Удивительно, как она еще закричать успела. Наверное, в последний момент увидела его в зеркале.
И тут раздался хрип раненого убийцы:
— Я не хотел убивать эту женщину. Она сидела спиной к двери, и в темноте я ее принял за другую. А потом, когда разобрался, то и сам оторопел…
Полина, повинуясь внезапному порыву, выступила вперед, откинула с лица покрывало и спросила: