— Чему я обязан удовольствием видеть вас? — спросил он Джэнет, лучезарно улыбаясь.

— Хотела бы взять у вас на некоторое время несколько учебников. — Тимоти исполнял не только обязанности священника, но и учил грамоте деревенских детей. — Грэйс просто пожирает их.

Немного слезящиеся серые глаза Тимоти внимательно вгляделись в Джэнет.

— Моя матушка испекла печенье, — сказал он девочкам, — и она будет очень рада вас угостить. Девочки колебались. — Идите, идите, — разрешила Джэнет и взяла Колина на РУКИ.

Больше заставлять их не потребовалось. Как только дети скрылись за дверью дома, Тимоти повел Джэнет в церковь и усадил на скамью.

— Что случилось, миледи? Какая-нибудь неприятность?

— Думаю, что Реджинальд изо всех сил старается добиться опекунства над детьми.

Тимоти огорчился. Его лояльное отношение ко всем прихожанам подвергалось испытанию.

— Да, я слышал кое-что об этом. Джэнет с трудом сглотнула.

— А суд может предоставить ему это право?

— Суд делает все, что прикажет герцог Камберленд, — печально ответил Тимоти.

— Но я не могу позволить Реджинальду и его матери завладеть моим сыном!

Тимоти беспомощно пожал плечами:

— Господь милосерден, он защитит вас.

— Господь бог забыл о Шотландии много лет назад, — с горечью возразила Джэнет.

— Вы не должны терять веру, миледи.

— Но сначала я увезу своего сына.

— А девочки? Вы им тоже нужны.

— А если я умру?

Глаза Тимоти испуганно расширились.

— Что вы имеете в виду?

— Мне кажется, кто-то хотел убить меня прошлой ночью. И она быстро рассказала ему о том, что видела темную фигуру на сторожевой площадке.

— А может, это была просто тень?

— Нет. Я точно знаю, что мне не померещилось. Лицо Тимоти омрачилось.

— Не знаю, что вам и посоветовать, миледи. Не может ли кто-нибудь вам помочь?

Джэнет уже собралась ответить отрицательно, но вспомнила лицо Реджинальда и внутренне содрогнулась.

— Возможно, и найдется некто, но я не знаю, как его известить.

Лицо Тимоти прояснилось.

— Ну в этом я мог бы вам помочь.

— Мне не хотелось бы навлекать на вас неприятности. Я ведь знаю, что мой муж угрожал сместить вас, а вам нужно заботиться о матери.

Тимоти положил руку ей на плечо.

— Девочкам с вами хорошо, и я не хочу, чтобы свет в их глазах снова погас. У меня есть надежные люди. Но это самое большее, что я могу сделать.

Джэнет в нерешительности закусила губу.

— Если бы я могла написать записку…

— Да, и вы сможете ее послать.

— Спасибо.

— А вы всецело доверяете тому, кому ее пошлете?

— Не знаю, что и сказать. Но больше некому.

— Кто же это?

— Маркиз Брэмур, — ответила Джэнет с запинкой. Тимоти удивился:

— Это могущественный друг.

— По правде говоря, я не знаю, друг он мне или нет, но больше мне обратиться не к кому. Все друзья моего отца погибли в битве при Куллодене.

Тимоти кивнул:

— Вашу записку ему доставят через три дня.

Нил решил осмотреть свои новые владения. Их отняли у прежнего хозяина-якобита после битвы при Куллодене, и Камберленд передал их маркизу Брэмуру в знак особого расположения. Поскольку с отсутствием Рори исчез и Черный Валет, герцог приписал эту заслугу Рори, который, стало быть, погиб, защищая дело короля. Таким образом, Нил оказался владельцем этих земель, которые некому было возделывать. Здесь совсем не осталось земледельцев — часть была убита, остальных прогнали. Теперь, когда Нил нашел помощника и союзника в лице Джока, он решил, что ему надо самому тщательно все осмотреть и прикинуть, где строить новые коттеджи.

Главная усадьба сгорела, от нее осталась только груда камней. По большей части земли были каменистые и непригодные для возделывания, зато пастбища здесь могли получиться прекрасные.

Джок уже успел переговорить с арендаторами, и десять холостых молодых людей согласились сюда переехать. Двое из них хотели бы жениться, но пока не имели средств к существованию. Все это были младшие сыновья, надежд унаследовать семейные наделы и пастбища у них не было, и они уже подумывали, не эмигрировать ли из Шотландии по примеру очень многих соотечественников. Но эти земли, расположенные в холмистой местности, были очень хороши для овцеводства. Много было речек и горных источников, на горизонте вставали стеной горные кряжи, а холмы поросли пурпурным вереском.

Нил заночевал прямо под открытым небом. Он проснулся на рассвете и, глядя, как розовый солнечный диск, поднимающийся над горизонтом, становится золотым, вдруг подумал, как хорошо было бы сейчас вместе с Джэнет встретить рассвет. Господи! Неужели он всегда и повсюду будет думать о ней?!

Он усилием воли отогнал эти мысли и решил, что пора возвращаться в Брэмур. Правда, этот старый замок так и не стал для него родным домом. Слишком много с ним было связано тяжелых воспоминаний.

Введя коня в брэмурскую конюшню, он увидел в стойле чужую лошадь. Нил расседлал свою и передал ее проворно подбежавшему груму Джеми. Рори просил Нила позаботиться об этом мальчике, с которым жестоко обращался родной отец. Как только Нил стал маркизом Брэмур, он откупился от негодяя, взял с него расписку, что тот отказывается от отцовских прав, и прогнал его из Брэмура.

— У нас здесь чужая лошадь?

— Два дня назад к вам приехал посыльный, милорд. Его поселили в главном зале.

— Он не сказал, зачем приехал?

— Нет… Он сказал, что ему велено привезти ответ. Он мне здесь убираться помогает. А сам он из Конкарни.

Но Конкарни недалеко от Лохэна…

Нил быстро направился к замку. На пороге его встретил Торкил, дворецкий и камердинер. Впрочем, Нил редко прибегал к услугам Торкила во втором его качестве — он предпочитал сам о себе заботиться и даже всегда сам брился.

Торкил был тощ, сумрачно взирал на мир, редко улыбался и все время недовольно ворчал что-то себе под нос. И сейчас он встретил Нила с негодующим видом.

— У нас здесь торчит парень, который хочет вас видеть. Говорит, что привез вам письмо, но передать его мне не захотел.

— Все в порядке. А где он?

— Он ночует в большом зале. Приехал, почитай, сразу, как вы уехали. Пришлось пустить. Просто не знаю, что мне делать с этим мерзавцем.

— Все правильно. А сейчас-то он где?

— На кухне. Но все утро чистил конюшню. Говорит, не хочет даром есть наш хлеб.

Несмотря на ворчание, взгляд Торкила одобрительно блеснул.

Нил кивнул и отправился на кухню. За столом сидел незнакомый парень и ел — перед ним стояла большая миска студня. Услышав шаги, он встрепенулся и вскочил.

— Вы маркиз Брэмур?

— Да. У тебя ко мне письмо?

Юноша, на вид не старше шестнадцати лет, вытащил из-под рваной шерстяной рубахи запечатанное письмо.

— Это от священника Конкарни.

Нил взял письмо, сорвал печать и взглянул на подпись. «Джэнет Кэмпбелл», а не «Графиня Лохэн»!

— Продолжай есть, — сказал он и, миновав сгорающего от любопытства Торкила, поднялся к себе в кабинет. Ему хотелось прочитать письмо в одиночестве. Странно, почему Джэнет прибегла к услугам не обычного посыльного, а этого юнца?

Прежде чем начать читать, Нил погладил пальцами пергаментную бумагу и почти ощутил, что Джэнет писала ему через силу. Первая же строчка отозвалась болью в его сердце.

«Милорд! Вы сказали, что, если мне „понадобится друг“… Очень боюсь, что мне такая помощь необходима. Я прошу о ней не ради себя, а ради четверых невинных детей. Я пойму, если вы сочтете, что это вас не касается; но, может быть, одно ваше слово, замолвленное лорду Камберленду, сможет оградить от недобрых поползновений будущее моего сына и его сестер».

У Нила сжалось сердце. Какое же отчаяние она должна испытывать, если послала ему письмо. Пусть будут прокляты Кэмпбеллы из Лохэна! Да сгорят они в аду!

— Торкил! — взревел Нил, и дворецкий, который околачивался где-то поблизости, сразу возник на пороге. — Я снова уезжаю. Сделаю остановку в доме Джока. Буду отсутствовать дня четыре.

— Сначала поешьте, милорд. Я вам уже стол накрыл.

«Конечно, в столовой», — подумал с досадой Нил. Он не любил там есть. Старый маркиз никогда его не сажал за стол вместе с собой и сыновьями, и Нил ел с другими мужчинами клана в главном зале, чему был только рад. Но на этот раз, чтобы сделать приятное Торкилу, он, пожалуй, поест один-одинешенек в пышно убранной столовой фамильного замка. Даже сейчас он слышал звучавшую здесь когда-то брань и ругань. Как он все это ненавидел! Злые голоса, упреки, взаимные обвинения…