— Вы не хотите иметь детей? — удивилась графиня.
— Хочу, только не от него. Если б Вы его видели, Вы меня поняли.
Она отошла от стены, в задумчивости скользнув взглядом по обстановке комнаты.
— Это серьёзно? — спросила княгиня.
— Что серьёзно? — не поняла Жанна.
— Ваш траур. Когда была у Вас, Вы не носили его. Значит, он не по отцу и мачехе.
— А по кому же?
— По мужу, — небрежно бросила Мелисса.
Жанна вздрогнула, княгине даже показалось, что та даже отшатнулась от неё:
— Нет!
— Но Вы так превозносили его, так хвалили… — У неё не хватило сил сказать: «любили».
— Я ошибалась. Он мерзкий, гадкий человек, не напоминайте мне о нём! — Она отвернулась и разрыдалась.
«И почему этого не случилось раньше? — мелькнуло в голове у Мелиссы. — Тогда, может быть, мне не пришлось выходить за эту бесчувственную бочку». Собственные мысли ужаснули её — подруга страдает, а она радостно потирает руки оттого, что та отступилась от графа Норинстана. Это отвратительно, такого она от себя не ожидала: ревновать даже мёртвому и радоваться (кто знает?) его смерти как способу разрушить нежеланный брак.
— А ребёнок? Вы же носите его ребёнка. Вы его тоже не любите?
— Люблю, — вздохнула графиня и провела рукой по животу. — Очень люблю. Порой только о нём и думаю.
— Странно, Вы его любите, а мужа нет. Разве так бывает?
— Бывает, — всхлипнула Жанна. — Ребёнок — это одно, а Роланд…
Плечи её затряслись. Вспомнился муж, почудился его голос.
— Ну, Жанна, утрите слёзы! — Княгиня сочувственно коснулась её плеча. — Он этого не стоил, я всегда Вам говорила…
— Нет, нет, не говорите мне о нём! — всхлипывая, взмолилась графиня. — Пожалейте меня, прошу Вас! Видите, — она сделала над собой усилие и утёрла слёзы, — я уже не плачу.
— Хорошо, о нём больше ни слова. Но Ваше положение так деликатно…
— Брак был тайным, он даже не сказал матери.
— Я не об этом, а о ребёнке. Вы не задумывались о том, что сделает с ним баннерет? Он будет не в восторге и, скорее всего, поспешит избавиться от младенца.
— Нет! — закричала Жанна, крепко обхватив руками живот. — Я ему не позволю! Это мой ребёнок, моё любимое дитя…
— Подумайте об этом, пока есть время, — посоветовала Мелисса.
— Я распоряжусь о ночлеге. Вы ведь заночуете в Уорше? — с деланной весёлостью спросила графиня.
— Да, конечно.
— Прекрасно! Я скоро вернусь.
Она поспешно вышла из комнаты. Да, получилось невежливо, но, честно говоря, Жанна давно искала более-менее приличный повод для того, чтобы уйти и прервать этот мучительный разговор.
Бросившись на постель, графиня разрыдалась, повторяя: «За что, за что, Ро?». Её отрезвило воспоминание о предательстве мужа. Вытерев слёзы, Жанна, помолилась за упокой его души. Теперь можно было снова выйти к Гвуиллитам: совесть уже не грызла её, не скреблась по сердцу, как кошка по дереву.
Оливер осторожно вёл под уздцы коня раненного господина. Графа Норинстана по-прежнему мучили боли в боку и в груди, так что дорога давалась ему нелегко. Но он был жив — а это самое главное.
— Хватит, Оливер, у тебя ноги не железные! — сказал Роланд, забрав у оруженосца поводья. — Я прекрасно обойдусь без твоей помощи. Или ты считаешь, что из-за какой-то царапины Роланд Норинстан вдруг превратился в беспомощного ребёнка?
Оливер пожал плечами и посторонился, пропуская лошадь хозяина. Он тоже думал, что не всё ещё потеряно. Кое-кому из замка удалось спастись, у них были лошади, так что Богу придётся подождать их прибытия. Забравшись позади угрюмого солдата на сомнительного происхождения мерина, он взглянул на приближавшиеся горы. Да, им повезло, очень повезло: куда бы они делись, если бы не наткнулись на остатки защитников Норинского замка, рассеянные по всему графству. Повезёт ли им так же на родине предков сеньора?
— Куда мы едем? — спросил оруженосец.
— Сначала на запад, а потом на юг, — лаконично ответил граф. Во Францию, только во Францию! Только теперь придётся петлять, словно зайцу, путая следы. Хорошо, что он в своё время сумел припрятать часть денег, хотя бы нищенствовать не придётся.
— А на счёт посвящения — это правда?
— Какого ещё посвящения?
— Ну, тогда, в донжоне, Вы сказали…
— Что-то я не слышал, чтобы бастардов возводили в рыцарское достоинство! — усмехнулся Роланд. — Мои слова не имели силы. Но если ты и впредь будешь вести себя достойно — кто знает?
— Значит, я по-прежнему не имею права носить меч? — Оливер сник и с тоской взглянул на потёртые ножны.
— Носи, кто тебе мешает? Отныне ты становишься моим полноправным оруженосцем.
Оруженосец вздохнул и погладил рукоять. Первый меч в его жизни, настоящий меч, которым ему посчастливилось вспороть брюхо парочке через чур ретивых противников. Но он по-прежнему не был его мечом, так как был вынут из рук мёртвого законного владельца.
Пейзаж был тоскливым: неровная, поросшая вереском, равнина и нависающие над ней покрытые лесом холмы. На несколько миль — ни единой деревушки, даже ноги обсушить негде. А повсюду — люди Оснея и шерифа, горящие желанием исправить плохую работу.
— Брейди, ничего горячительного не осталось? — толкнул соседа Оливер.
— Бурдюк не у меня, — вздохнул солдат и покосился на сеньора.
— Осточертели мне эти кусты! Хоть бы речушка по дороге попалась!
— Скоро вокруг тебя будет столько воды, что захлебнёшься, — рассмеялся Норинстан. Перед своими людьми он старался держаться бодро, как прежде, но уже который день мечтал о продолжительном отдыхе, который не мог себе позволить. Порой ему казалось, что у него начинается лихорадка: кружилась голова, лоб покрывался испариной, тело будто поджаривали на сковородке и кололи тысячью игл, но каждый раз брал себя в руки, отхлёбывал немного из бурдюка и заводил разговор с Оливером, не позволяя жару и боли овладеть своим разумом.
Он видел, что его люди устали, что им тоже нужна передышка и надеялся, что милостивый Господь пошлёт им заслуженный отдых в виде какого-нибудь селения, до которого ещё не добрались эмиссары Эдуарда.
День клонился к закату; длинные фиолетовые тени ложились на чёрно-белую долину. Дорога резко пошла вверх, огибая озерцо. Возле него решили остановиться, напоить лошадей и, если удача будет к ним благосклонна, добыть себе еду.
Поужинав, Роланд предложил взобраться на холм и устроиться на ночлег там, чтобы контролировать большую часть равнины. Стоило им выехать на дорогу, как одна из лошадей неожиданно упала. Приглядевшись, они поняли, что её свалил выпущенный из арбалета болт.
— Спокойно, черти! — прикрикнул на запаниковавших спутников Норинстан. — Противника положено встречать лицом, а не задницей. Там всего один арбалетчик, а вы уже в штаны наложили! Ну-ка, Грэм, сними этого мерзавца. Вон он, за бугром.
Оба выстрела последовали почти одновременно. Арбалетчик упал. Довольно хмыкнув, граф отрядил часть отряда на обследование подозрительной местности. И тут он ощутил резкую боль, заставившую его смачно выругаться. Боль продолжала пульсировать, растекаясь по животу и спине к раненой груди, стекала наискось к боку. Роланд в недоумении провёл рукой по телу и вдруг почувствовал что-то липкое, а потом обнаружил торчавшую между пластинами «бригандины» стрелу. Значит, там был не один арбалетчик. Замелькали красные круги; стало тяжело дышать. Голова упрямо тянула за собой тело, туда, вниз, к ногам лошади.
Дыхание стало редким и сиплым; он как будто захлёбывался воздухом. Непомерным усилием воли Роланд заставил себя выпрямиться и отдать приказ об атаке. Лишь бы не упасть с лошади, не потерять сознание!
В один из скучных весенних вечеров, когда дождь стучал по крышам, Жанна и Джуди просматривали содержимое сундуков.
— Эх, много вещей мы продали! — сокрушалась служанка. — Взять хотя бы ковёр — ведь этот негодяй дал за него полцены. А какой ковёр был! В самом Шрюбери, поди, нет.
— Не Шрюбери, а в Шрусбери, — с улыбкой поправила баронесса. — А тот ковёр был не так уж хорош.
— Это тот самый Шрусбери, где король собирал войска? — простодушно спросила Джуди.
— Нет, по-моему, Эдуарда собирал под свои знамена в Вустере.