Мари несколько оживилась. Ее глаза, устремленные на князя, блестели, губы улыбались. Было видно, что она ждет продолжения рассказа.
— И вот, — после паузы заговорил Барятинский, — пошла форменная гонка: кучер царя, задетый за живое таким нахальством и вовсю орудуя хлыстом, послал свою пару вперед. Какое-то время лошади неслись вровень. И как неслись! Что было бы, захлестнись они постромками или наткнись на какое-нибудь препятствие, и подумать страшно! Дальше — больше. Вдруг рядом с собой барон увидел Николая — тот прильнул к стеклу и, казалось, наблюдал, чья возьмет. Кони барона оказались бойчее и вырвались вперед. Лицо государя медленно стало уплывать назад. Опомнившись, барон приподнял шляпу, что конечно же могло быть истолковано не как приветствие, а как насмешка. Очевидно, так оно и получилось — барон увидел грозящий ему вслед государев кулак. Понятно, что барон, зная крутой нрав Николая, ходил потом как в воду опущенный и думал, что же ему делать, может, извинение написать? А тут как раз пришло время показывать царю, заказавшему скульптуры коней для Аничкова моста, уже готовые модели. И вот барона извещают о часе прибытия Николая. Вошел, рассказывал Клодт, мрачнее тучи. Ему ни слова. Взгляд выпуклый. Да будет вам известно, Мари, — обратился Барятинский к девушке, — что от этого взгляда царя молоденькие фрейлины падали в обморок. И наш барон приготовился к самому худшему. Ходил-ходил государь, и так и сяк коней рассматривал. При полной тишине, лишь его шпоры грозно позвякивали. Наконец молча направился к двери, оглянулся, показал на скульптуры и рявкнул: «За этих — прощаю!»
Мари облегченно выдохнула и, забывшись, сложила перед собой ладони, словно собираясь аплодировать счастливому концу. Но тут же спохватилась и снова притихла.
Елизавета Александровна, тоже внимательно слушавшая рассказ мужа, осуждающе произнесла:
— Вот был государь! Вот был хозяин! Царство ему небесное! — И перекрестилась в потемках кареты. — А теперь всюду беспорядок. От дворников и актрис до министров — все либеральничают. Государь Александр Николаевич, конечно, человек милый и добрый, но зачем же через край брать? Взял да вернул из Сибири преступников по декабристскому делу! Каково?
— Бетси, — мягко сказал князь, — помилосердствуй, они свое отстрадали. Даже покойный Николай Павлович под конец им послабление сделал. Их-то и в живых осталось всего ничего. Старики!
— Ах, подумайте, какие страдальцы! — передразнив интонацию мужа, отозвалась Бетси. — Не ты один, к сожалению, такой жалостливый. В столицах им жить не разрешили, однако и в Москве, и в Петербурге их видят. Некоторые выражают им сочувствие, а молодежь, эти горячие головы, даже восхищение. Хорошим это не кончится — вот увидишь.
Владимир Иванович не хотел продолжать спор с женой, считая это делом напрасным. А тут они и к дому подъехали.
Лето Барятинские проводили обычно в своем курском имении Марьино. Оно было превращено в райский уголок еще родителями князя. Однако Елизавета Александровна решила переделать комнаты и залы, остававшиеся в неприкосновенности с конца XVIII века. Князю, выросшему здесь, эти затеи были не по душе. Многое из вещей и обстановки помнилось едва ли не с пеленок, приобреталось отцом с матерью и являлось не только художественной ценностью, но и семейной реликвией. Но жена твердила одно: немодно, не нужно, мешает. И он махнул рукой, дав себе слово не участвовать во всех этих преобразованиях, а по существу, в разорении родного гнезда.
Чтобы не расстраиваться попусту, Владимир Иванович взял привычку ежедневно, в любую погоду совершать долгие прогулки верхом. Компанию ему обычно составляла Мари, тоже старавшаяся выбраться из-под докучливой опеки тетушки.
Барятинский, к своему удивлению, обнаружил в Мари великолепную наездницу. Он поинтересовался, как ей удалось так хорошо выучиться этому непростому делу. Оказалось, что в Ницце, где они последнее время по причине дешевизны обитали с бабушкой, рядом с их жильем имелась великолепная конюшня. Мари приохотилась ходить туда. Наблюдать за лошадьми, иногда даже кормить их было главным развлечением ее скучной жизни. В конце концов лошади сделались настоящей страстью девушки. В конюшне появились любимцы, которые отвечали ей трогательной привязанностью.
Мари подружилась и с хромым берейтором, дневавшим и ночевавшим в конюшне. Он-то и выучил ее ездить. Два одиноких человека, они привязались друг к другу, скрашивая свою жизнь теплом, сочувствием и пониманием.
Мари призналась князю, как горько плакала, когда за ней приехали, чтобы увезти в Россию.
…Любовь Мари к верховой езде встретила полное одобрение Елизаветы Александровны. Она даже подарила девушке одну из своих амазонок.
Сама прекрасная наездница, Бетси в то лето была занята хозяйственными хлопотами и почти не садилась на лошадь. Дождавшись к обеду мужа и Мари, она расспрашивала, куда они ездили, сетовала на невозможность отлучиться из дому, поскольку поставила себе целью навести здесь к осени порядок, чтобы достойно принять царя с царицей. По ее сведениям, они имели намерение посетить Курскую губернию.
— А вам, моя милая, я пришлю огуречную воду. Протирайте ею лицо — вы сделались совершенной чернавкой, — глядя на Мари, говорила за столом Бетси. — Это неприлично!
Князь, по обыкновению, старался сгладить резкий тон жены:
— Неужели, Бетси? Мне, напротив, кажется, что Мари здесь, на свежем воздухе и солнце, поздоровела и выглядит отлично.
Вечером в комнату Мари постучала горничная. Войдя, она сняла с маленького подноса флакон со светло-зеленой жидкостью и поставила его на туалетный столик. Сказала: «Барыня велели принесть», — и удалилась.
Мари распахнула окно. Ветер с полей дул в сторону дома. В комнату ворвался запах цветущих трав. Ей вспомнился сегодняшний день, теплый и солнечный, пыльная дорога, по которой они неслись с князем.
Вытащив из флакона тяжелую пробку, Мари опустила руку за подоконник и вылила огуречную воду.
2
Вспоминая свое прошлое, госпожа Демидова должна была признать: ее превращение из безвестной финской провинциалки в одну из первых дам Российской империи — чудо невероятное и неповторимое.
Во многом Аврора была обязана счастливому стечению обстоятельств: присутствию в Петербурге «золотого жениха» России Павла Демидова, своей ослепительной красоте и тому участию, которое приняли в судьбе прекрасной бесприданницы царь с царицей.
Дочь Николая I, Ольга, писала по этому поводу:
«Поль Демидов, богатый, но некрасивый человек, хотел на ней жениться. Дважды она отказывала ему, но это его не смущало, и он продолжал добиваться ее руки. Лишь после того, как маман с ней поговорила, она сдалась».
Осенью 1836 года состоялась свадьба, затмившая все, что видела «столица императоров», которую, кажется, невозможно было ничем удивить.
К восторгам присутствовавших на бракосочетании примешивались, однако, слова сочувствия невесте. У жениха было такое обострение болезни, что его пришлось везти вокруг аналоя в кресле. Все желали Авроре терпения: за Демидовым закрепилась слава человека крайне вздорного и отменного чудака. Говорили, что, боясь чем-нибудь заразиться, он даже в собственном доме не снимает перчаток. Похоже, с таким здоровьем он долго не протянет и вдовушке быстро достанутся несчитанные миллионы.
Огромное богатство Демидова, предмет зависти многих, скрывало для современников личность поистине историческую. Нет, вовсе не за «денежный мешок» вышла замуж Аврора. И вся биография Павла Николаевича тому свидетельство.
Четырнадцатилетним подростком юнкер Павел Демидов участвовал в Бородинском сражении, за проявленную храбрость был повышен в звании, прошел военными дорогами Европы и участвовал во взятии Парижа.
Следует обратить внимание на то обстоятельство, что владельцам колоссальной сибирской горнодобывающей промышленности, людям фантастически богатым, а потому могущественным, и в голову не пришло спрятать единственного наследника где-нибудь в безопасном местечке, чтобы уберечь от возможной гибели!
В демидовском клане мужал человек, приученный свято блюсти обязанности гражданина. С того, у кого много денег, был и особый спрос. Возглавив курское губернаторство, Демидов прославился спасением жителей города от эпидемии холеры. Его видели всюду, где беда явилась в страшном обличье, и он не боялся заразиться. На его деньги быстро строили госпитали, выписывали из-за границы наисовременнейшие лекарства, способные сократить количество жертв. В город, пораженный эпидемией, в срочном порядке, а не под занавес, как это часто бывает, приехали врачи.