Вера и Марина Воробей - Дар Нептуна

– А хочешь, мы попробуем разгадать его тайну? – хриплым голосом спросил Егор.

Ира подняла голову и недоверчиво улыбнулась. Неужели он это серьезно? Егор смотрел на нее с непонятным выражением на лице.

– Ты действительно этого хочешь? Ну, узнать судьбу этого кольца? – взволнованно спросила она, потому что вдруг поняла, что сама желает этого больше всего на свете.

– Конечно. Ведь зачем-то Нептун расстался с ним, – заметил Егор вполне серьезно.

– Ой! Это здорово! – загорелась Ира. – А с чего мы начнем? Меня охватила жажда деятельности!

– Вижу! А меня охватила обычная жажда, и начнем мы с горячего ароматного кофе. Надеюсь, я его заслужил?

Через час Ира и Егор уже наметили план действий. Он был до смешного прост, потому что пока ничего особенно оригинального в голову им не приходило. Егор собрался поговорить с маминым знакомым ювелиром, который приводил перстень в божеский вид, чтобы поточнее определить его возраст, антикварную ценность и по возможности выяснить, куда и к кому обращаться за нужной информацией. Потом они решили пока никому не объяснять, что перстень найден в море. Мало ли что. Оба смутно осознавали, что существуют какие-то законы на этот счет, однако по молчаливому обоюдному согласию обходили эту тему. Правда, некоторые знакомые и друзья уже были посвящены в историю с необыкновенной находкой, но вряд ли она их так сильно взволновала, чтобы остаться надолго в памяти. А для посторонних… «Пусть это будет бабушкино наследство из курортного местечка Коктебель», – предложил Егор, и Ира с ним согласилась.

Больше всего споров возникло из-за того, где должен храниться перстень. Ира говорила: «Лучше у тебя, Егор!» Тарасов твердил: «Он твой, значит, у тебя!»

Спор оборвался внезапно, едва Ира услышала, как в двери тяжело заворочался ключ. Стрелки часов приближались к семи. В это время обычно приходила мама.

– Ладно, пусть пока будет у меня, – прошептала Ира, пряча коробочку в задний карман джинсов и одергивая длинный мохнатый свитер, который сама связала.

– Своим будешь говорить о наших ближайших планах? – так же тихо спросил Егор, уточняя, в общем-то, немаловажную деталь.

– Пока нет! – не раздумывая ни секунды, ответила Ира.

И не то чтобы она обожала окружать себя тайнами, просто не была готова к этому разговору. Хотя, если вдуматься, ей и говорить пока было не о чем.

– Ир, ты дома?

– Мы на кухне.

Последовала короткая пауза, за ней мягкие торопливые шаги, из чего Ира заключила, что мама переобулась в тапочки.

– А, Егор, здравствуй, – натянуто улыбнулась Галина Сергеевна, входя в кухню.

Она поставила полиэтиленовый пакет с продуктами на пустой табурет.

– Здравствуйте, – кивнул Егор, темно-каштановая прядь упала ему на лоб, он откинул ее назад, пройдясь пятерней по густым отросшим волосам.

– В гости зашел? – Галина Сергеевна из вежливости поддерживала разговор, вытаскивая из недр пакета какие-то свертки.

– Я его рисовала. Он моя последняя надежда на зачет у Аллы Генриховны, – объяснила Ира.

Она поднялась, вцепилась в его запястье и потянула за собой в комнату. Егор не сопротивлялся, но в коридоре вдруг остановился как вкопанный.

– Ир, мне пора. Я и так у тебя засиделся, а у меня завтра зачет, не мешало бы конспектик полистать, освежить знания. Сама знаешь, сколько я с этим оздоровительным курортом пропустил.

Ира бросила быстрый взгляд на дверь, где мама нарочито громко загремела посудой.

– Да. – Она прикусила губу. – Ну тогда я тебя до метро провожу.

– Проводи! – обрадовался Егор.

Они стали одеваться. Хорошо, когда в город приходит весна. Асфальт сухой, температура плюсовая. Ни шарфов тебе, ни шапок, ни перчаток дурацких. Легкую куртку на плечи нацепил, в ботинки влез – и вперед!

– Мам, я Егора провожу! – крикнула Ира и только протянула руку к дверной ручке, как услышала из кухни:

– А разве тебе не нужно делать уроки?

– Нужно, – не стала спорить она, но все же настояла на своем: – Но вначале я голову проветрю, а потом засяду за алгебру!

– Ир, может, и правда… – напряженным голосом отозвался Егор.

– Нет, – перебила она, щелкая замком.

– Ну смотри.

Егор взял спортивную сумку, с которой ходил в институт, а раньше еще и на тренировки в баскетбольную секцию, и вышел за Ирой.

Она жила в хрущевской кирпичной пятиэтажке. Лифта у них в доме не было, в общем, обычный дом, обшарпанный подъезд, испещренный надписями не всегда приличного содержания, сломанная железная дверь. Над ней красовалась надпись, видимо выстраданная одним из отчаявшихся жильцов первого этажа: «Бараны, закрывайте за собой дверь! Не лето!» Поскольку никто из жильцов себя баранами не считал, дверь оставалась открытой и в лютый мороз, и в изнуряющую жару. Ира научилась не замечать этих неприятных мелочей, каждый раз продолжая закрывать за собой парадную дверь. На этот раз ее закрыл за ними Егор.

– Неудобно получилось, – сказал он уже на улице.

– Что?

– Забыл с твоей мамой попрощаться.

– Переживет, – откликнулась Ира, посмотрев на Егора снизу вверх.

Ничего не поделаешь, ей часто приходилось задирать голову. У Иры в семье все были низкорослые. И папа, и мама, и бабуля с дедом, и две родные тети.

Раньше она частенько плакала и жаловалась на горькую судьбу: «И ничего-то во мне особенного нет, мышка серая, и ростом-то я не вышла!» – и тогда родители начинали ее успокаивать разными мудрыми поговорками. «Мал золотник, да дорог», – убеждал папа. А мама трепала по волосам и приговаривала: «Маленькая собачка – до старости щенок», намекая, наверное, что Ира и в восемьдесят лет будет выглядеть такой же юной и свежей, как сейчас. К счастью для всех, в прошлом году Ира благополучно переболела этим комплексом неполноценности, открыв простую истину: нужно любить себя такой, какая ты есть. Как любят родину, близких тебе людей, старый дом, в котором живешь, ненужную теперь уже игрушку, просто любить и не думать – за что?

Придя к такому выводу, Ира нашла в себе массу достоинств. Во-первых, характер, он у нее просто ангельский. Во-вторых, упорство, чем не хорошая черта? Внешность тоже оказалась не такой уж неприметной при внимательном рассмотрении. Глаза у Иры были карие, но не темные, как у Егора, а янтарные, с желтыми и дымчатыми вкраплениями. Кстати, что глаза у нее дымчатые, первым заметил Егор. Потом у Иры были длинные светло-русые волосы, не такие пышные, как ей хотелось бы, но зато шелковистые на ощупь и послушные. Ира могла накрутить их на бигуди, и они целый день держали форму. Губы у нее были пухлые, а лоб высокий и прямой. А в маленьком росте тоже есть свои преимущества. Ира всегда может надеть шпильки, а вот Туся Крылова или Света Красовская еще подумают. Это пока у них рослые парни, а что там впереди – кто знает. Судьба – штука загадочная, неизвестно, как повернет. У Иры таких поворотов уже много было. Разве могла она, к примеру, предположить, что у нее с Егором настоящая дружба завяжется? Да никогда в жизни! Напротив, у Иры были веские причины обходить его стороной и в школе, и после того, как Егор ее закончил. Но не прошло, что называется, и полгода, как они стали друзьями.

Станция метро была рядом, в семи минутах от дома. Они дошли быстро, остановились.

– Что завтра будешь делать? – поинтересовался Егор.

– Завтра у меня школа, – напомнила она, – а потом курсы в пять.

Егор покачал головой:

– Уточняю: вечером после курсов?

– Вечером я обещала Константину Юрьевичу заглянуть к нему на часок.

– А-а, к этому австралийскому «могиканину». Не можешь без шефства, добрая душа. – Он посмотрел на нее чуть насмешливым взглядом.

– Знал бы ты, какая у него интересная судьба. Когда он был молодым, то странствовал по свету, добывал уголь в шахте, издавал русскоязычную газету. А теперь он уже совсем старый и здоровье не то. Понимаешь, он на родину умирать вернулся. Так и сказал: «Хочу, чтобы меня отпели в соборе, где крестили, и похоронили среди русских березок под обычным деревянным крестом», – сумбурно, с излишней горячностью рассказывала Ира, как будто пыталась защитить старика. А ведь на него никто не нападал. – Между прочим, род Смоляниных от самого Ивана Грозного начало ведет. И вообще, он милейший человек, простой и очень честный. Скупает для бомжей пирожки целыми пакетами.

– А этот Артем, будущий политолог? Он такой же, как его дед? Простой и очень честный?