— М-м-м… Как хорошо пахнет… Привет, мама, привет, папа… эй, малявка, а ты что сегодня делала? Ела мамины пряники?
Он взъерошил сестренке волосы и стал растирать замерзшие щеки и уши. На улице крепчал мороз, а снегопад все усиливался.
— Я пекла пряники вместе с мамой… и съела только четыре, — с достоинством ответила Энни, и все остальные рассмеялись.
Девочка была настолько очаровательна, что никто — ни боготворившие ее родители, ни даже старший брат, до недавних пор скептически относившийся к девчонкам, — не мог противостоять ее обаянию. Однако Энни вовсе не была испорчена, просто ее не покидало ощущение того, что она всеми любима. Это, в свою очередь, проявлялось в ее отношении к миру и к жизни вообще. Она любила каждого, кто встречался ей на пути, обожала смеяться, играть и бегать так, чтобы ее волосы развевал ветер. Она любила возиться с Бесс, но еще больше со своим старшим братом. И сейчас Энни с обожанием посмотрела на него, взяв у него из рук изрядно заезженные коньки.
— А мы пойдем завтра кататься? — спросила она.
Неподалеку от дома был пруд, и Томми часто брал сестренку с собой по субботам.
— Только если прекратится снегопад. Снегу навалило столько, что ты и катка не найдешь, — невнятно пробормотал Томми, рот которого был набит воздушным, восхитительным печеньем, которое, наверное, могла печь только его мать.
Лиз сняла фартук и осталась в опрятной блузке и серой юбке. Джон никогда не отказывал себе в удовольствии отметить про себя, что фигура жены ничуть не изменилась с того момента, когда он в первый раз встретил ее в старших классах школы. Она была значительно младше его, и он некоторое время стеснялся признаться кому бы то ни было в том, что влюблен в такую юную девочку. Однако одноклассники быстро поняли, что к чему. Сначала они смеялись над ними, но вскоре привыкли.
На следующий год Джон оставил школу и пошел работать к своему отцу, а она сдала выпускные экзамены и поступила в колледж.
Учеба заняла семь лет, и еще два года Лиз проработала учительницей. Он терпеливо ждал ее, ни на минуту не сомневаясь, однако, что результат стоит ожидания. Все, чего им обоим хотелось, приходило к ним не сразу — как их дети. Теперь же супруги Уиттейкеры были счастливы. У них было все, о чем они только могли мечтать.
— У меня завтра днем будет игра, — мимоходом обронил Томми, вытащив из вазочки еще два печенья.
— Накануне елки? — удивленно спросила Лиз. — У нас, между прочим, перед Рождеством полно других дел.
Обычно они всегда посещали игры Томми, если только им не мешало что-нибудь серьезное. Джон тоже играл в хоккей и футбол и любил это занятие. Лиз относилась к увлечению сына спортом менее восторженно, опасаясь всевозможных травм. Несколько мальчиков из школьной команды уже оставили свои зубы на хоккейной площадке, однако Томми был осторожен, и ему везло. Ни переломов, ни серьезных повреждений ему переносить не приходилось — лишь несколько растяжений и ушибов, которые, по словам его отца, были необходимой частью мужского занятия.
«В конце концов, он мальчик, и его нельзя всю жизнь держать в тепличных условиях», — говорил Джон. Но Лиз тайно признавалась себе, что она была бы не прочь построить такую теплицу. Она очень дорожила своими детьми и не хотела, чтобы что-нибудь случилось с ними или с Джоном. Лиз умела ценить дарованное ей счастье.
— У тебя уже начались каникулы? — с интересом спросила Энни.
Том кивнул с важным видом. На каникулы у него было намечено множество планов; немаловажную роль в них играла некая девочка по имени Эмили, на которую он положил глаз еще в День Благодарения. Она совсем недавно переехала в Гриннелл из Чикаго. Мама ее работала медсестрой, а отец был врачом. Она была очень хорошенькая — настолько, что Томми несколько раз приглашал ее на свои хоккейные игры. Однако пойти дальше он пока не решался. В праздники Томми намеревался пригласить ее в кино и, может быть, даже отпраздновать с ней Новый год — если у него, конечно, хватит смелости.
Зоркой Энни было прекрасно известно, что ему нравится Эмили. Как-то раз на катке, где Эмили каталась с подружками и одной из своих сестер, она видела, какими глазами Томми уставился на предмет своей страсти и как стремительно он покатился ей навстречу. Энни в общем-то не возражала против этой привязанности, однако она не понимала, почему ее брат так сходит с ума по этой девочке, лично она не находила в ней ничего примечательного. У Эмили были длинные и блестящие черные волосы, и она неплохо каталась на коньках. Она мало говорила с братом, только стреляла в него глазками, но при этом изо всех сил старалась показать, как ей нравится малышка Энни.
— Это потому, что она в тебя влюбилась, — знающим тоном объяснила ему Энни на обратном пути.
— С чего ты взяла? — спросил Томми как можно более спокойным голосом, пытаясь скрыть свое смущение.
— Она строила тебе глазки все время, пока мы катались, — сказала Энни, привычным жестом забрасывая непослушную прядь за плечо.
— Что значит «строила глазки»?
— Ты сам прекрасно это знаешь, так что не притворяйся. По-моему, она от тебя без ума.
Поэтому-то Эмили так вокруг меня и увивается. У нее тоже есть младшая сестра, но с ней она обращается совсем по-другому. Говорю тебе, ты ей нравишься.
— Что-то вы много стали понимать в жизни, Энни Уиттейкер. Не пора ли вам вернуться к вашим куклам? — насмешливо спросил сестренку Томми.
Пытаясь сделать вид, что его совершенно не занимают ее слова, он напомнил себе о том, что ему абсолютно не важно, как он выглядит в глазах этой пятилетней малышки.
— А ведь тебе она тоже нравится, правда? — продолжала подтрунивать Энни.
— Слушай, какое тебе дело? Не суй нос куда не надо! — огрызнулся Томми.
Это был тот редкий случай, когда он говорил с ней резко, однако Энни не обратила никакого внимания на его тон.
— По-моему, ее старшая сестра гораздо симпатичнее, — глубокомысленно изрекла она.
— Я буду иметь это в виду, если вздумаю поухаживать за старшеклассницей.
— А чем тебе не нравятся старшеклассницы? — удивилась Энни, поставленная в тупик этим возрастным разграничением, пока не доступным ее пониманию.
— Да ничем. Просто им всем по семнадцать лет, — объяснил он, и Энни машинально кивнула, хотя слова брата мало проясняли ситуацию.
— Тебе виднее, — вздохнула она. — Тогда ухаживай за Эмили.
— Спасибо за разрешение.
— Не за что, — серьезно сказала Энни.
Они уже подходили к дому, где их ждал горячий шоколад и огонь в камине. Несмотря на замечания сестры о том, что ее не касалось, Томми любил проводить с ней время. В ее обществе он всегда чувствовал себя горячо любимым и очень значительным человеком. Она боготворила его и была невероятно ему преданна. Энни восхищалась им, а он отвечал ей искренней любовью.
Перед сном она устроилась у него на коленях, чтобы послушать свои любимые сказки.
После того как Томми дважды прочитал ей самую короткую из них, мама отвела малышку в детскую. Когда они остались вдвоем, Томми завел с отцом мужской разговор. Сначала они говорили о состоявшемся месяц назад избрании президентом США Эйзенхауэра и о тех изменениях, которые это может за собой повлечь. А потом разговор сам собой перескочил на бизнес, как это обычно и случалось. Отец хотел, чтобы Томми получил научную степень в сельском хозяйстве и в экономике. Они оба верили в немудреные, но важные вещи: семью, детей, святость брачных уз, честность и идеалы дружбы. Горожане любили и уважали семейство Уиттейкеров, а про Джона всегда говорили, что он хороший семьянин, прекрасный человек и замечательный работник. Оставшись довольными разговором, отец и сын пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам.
Этот вечер Томми провел с одним из своих друзей. Погода была настолько неприятной, что он даже не стал просить у отца машину, дойдя до дома приятеля пешком и вернувшись в половине двенадцатого.
Родителям не приходило в голову беспокоиться о Томми. В пятнадцать лет он приобщился к взрослой жизни, и это кончилось тем, что на пути домой его рвало в отцовской машине от чрезмерного количества выпитого пива. Конечно, Лиз и Джона это не обрадовало, но у них хватило ума не делать из этого трагедии. Он был хорошим парнем, и они знали, что каждый ребенок рано или поздно пройдет через подобные приключения.
Джон в свое время грешил этим гораздо больше, особенно когда Лиз училась в колледже. Иногда она подтрунивала на эту тему, на что он неизменно говорил, что является образцом добродетели; в ответ на это жена обычно скептически поднимала бровь, и дело кончалось нежным поцелуем.