Оказавшись в уютной гостиной Чейни-хауса перед подносом со свежими пирожными и с чашкой кофе в руках, он постепенно пришел в себя, перестал суетиться и рассказал мне, чем он занимался с тех пор, как мы расстались.
Я узнала, что он бросил строчить свои скучные пьесы, стал антрепренером и собрал собственную странствующую труппу, которая гастролировала по провинциальным театрам. Но в последнее время гастролей не было, его актеры требовали, чтобы он устроил новое турне. По его словам, театры Манчестера, Ливерпуля и Дублина с радостью готовы были принять его труппу, но все упиралось в недостаток средств для осуществления постановок.
Я предполагала, что весь этот рассказ кончится тем, что он попросит у меня денег, и заранее знала, что я ему отвечу. У меня сохранились самые светлые воспоминания от тех времен, когда мы с Джеймсом гастролировали по Америке с труппой Джонатана Ида, и я поняла, что суматошная, веселая и творческая атмосфера странствующей труппы — это как раз то, что мне сейчас нужно, чтобы развеять скуку.
Наконец он перешел к делу.
— Леди Пэлроуз… э-э… Я хотел вас спросить… Не задумывались ли вы о том, чтобы э-э… стать… так сказать, покровительницей искусств?
— Нет, — резко сказала я, — никогда не имела такого намерения. Сколько вам нужно денег?
Прямой вопрос сбил его с толку, и он начал жевать губами и бормотать что-то невнятное. Наконец он выдавил:
— Э-э… сто фунтов.
Я улыбнулась, и это придало ему уверенности. Он нерешительно добавил:
— Столько будет стоить аренда театров.
Я сурово посмотрела на него.
— Джон Суитэппл, вы, кажется, обманываете меня. Так ведь? Впрочем, это не имеет значения. Я выделю на ваши постановки триста фунтов стерлингов. При одном условии: в программу гастролей будет включена драма Шекспира «Ромео и Джульетта» и роль Джульетты в ней буду исполнять я.
Не веря своим ушам, он испуганно посмотрел на меня, пытаясь понять, не разыгрываю ли я его. Когда он понял, что я в самом деле собираюсь пролить на него этот золотой дождь, и оправился от потрясения, мы приступили к обсуждению деталей. Поскольку «Ромео и Джульетта» уже была в репертуаре его труппы, мы решили, что можно будет ограничиться двумя-тремя репетициями перед премьерой в Дублине.
Это меня полностью устраивало. Я стану полноправным членом труппы и в течение двух недель буду находиться в компании артистов, не будучи обремененной никакими обязанностями, а под конец, на третьей неделе исполню свою давнюю мечту и сыграю самую дорогую для меня роль — роль Джульетты!
Прежде чем мы расстались в тот вечер, я предупредила его еще о двух обязательных условиях нашего соглашения.
— Никто, — сказала я ему, — не должен узнать, что я — знатная дама или о том, что я субсидировала это турне.
— Но под каким именем э-э… я должен буду представить вас остальным членам труппы?
— Это нужно обдумать. У вас есть какие-нибудь предложения?
Он один за другим придумывал сценические псевдонимы, но ни одно из этих имен мне не нравилось. Потеряв терпение, я спросила его, как звали горничную его матери, и твердо пообещала, что, даже если у нее была фамилия Толстопузая, это станет моим театральным псевдонимом.
— Ее звали э-э… Нелли Клифден, — ответил он, внимательно наблюдая за впечатлением, которое произвело на меня это имя.
— Что ж, это, конечно, не то имя, которое я бы сама себе выбрала, но делать нечего. Больше мы это обсуждать не будем. И потрудитесь запомнить, что в будущем вы должны, обращаясь ко мне, называть меня не леди Пэлроуз, а Нелли Клифден. Смотрите, не ошибитесь.
В этом новом качестве я и провела двухнедельные гастроли. «Нелли Клифден, известная актриса, недавно вернулась в Англию после длительного турне по Северо-Американским Штатам». Я получала огромное удовольствие от привычной, безалаберной и веселой театральной жизни, а на репетициях наслаждалась тем, что все, включая Джона Суитэппла, искренне восхищались моей игрой в роли Джульетты. К тому времени, как мы прибыли в Дублин, где в Королевском театре должна была состояться премьера шекспировской драмы, спектакль был полностью отрепетирован и я совершенно вжилась в свою роль. Первое представление прошло с грандиозным успехом — публика устроила настоящую овацию, летели цветы, нас три раза вызывали на сцену.
На следующее утро, прогуливаясь по набережной, я натолкнулась на рыбачью лодку с острова Мэн, которая была пришвартована в одном из доков. Команда была занята приготовлениями к отплытию обратно на остров, но для того, чтобы поболтать с землячкой, они, конечно, нашли время. Родной диалект звучал для моих ушей настоящей музыкой, и я воспользовалась этой возможностью, чтобы разузнать о своей семье, которая осталась в долине Болдуин. Рыбаки почти ничего не знали о моих родных, если не считать того, что мой брат Саймон эмигрировал в Новую Зеландию, чтобы завести там собственную ферму. Когда приветливым рыбакам все же пришла пора отправляться, я была огорчена и долго стояла на причале, глядя, как парус их лодки скрывается за горизонтом.
С Саймоном, старшим ребенком в нашей семье, мы были очень близки, ведь между нами был всего один год разницы в возрасте. Я не испытывала никакого сожаления по поводу того, что покинула родной остров, но то, что я потеряла связь с Саймоном, меня огорчало. Он был единственным человеком, который действительно беспокоился обо мне, когда я была маленькой. Вернувшись в гостиницу, я грустно размышляла о том, что теперь он живет на другом конце света и, скорее всего, мы уже никогда с ним не увидимся.
В тот вечер, после того как в последний раз опустили занавес и смолкли последние аплодисменты, я вернулась в свою гримерную и села перед зеркалом. Только я начала смывать со своего лица жирный грим, как в дверь кто-то постучал. Я ответила: «Войдите». В гримерную, к моему удивлению, зашел красивый молодой мужчина в полной парадной форме офицера британской армии.
— Лейтенант Стэнли, к вашим услугам, — объявил он, полушутливо и в то же время почтительно отдавая мне честь.
Несколько мгновений я внимательно рассматривала его с головы до ног. Молодые джентльмены нередко заглядывали в гримерные актрис и приглашали их поужинать, обычно рассчитывая на то, что будут вознаграждены за угощение в ту же ночь.
— Чем могу быть полезна, лейтенант? — небрежно бросила я, глядя в зеркало.
Он ничего не ответил. Я удивленно повернулась к нему.
— Дьявол меня побери, — сказал он. — Я просто не знаю, что и сказать. — Он стал смущенно оттирать со своего рукава воображаемое пятно. Наконец, он выпалил: — Дело в том, что сегодня ваш театр посетил принц Уэльский… Знаете, каждый раз, когда вы появлялись на сцене, его охватывало такое воодушевление… Вы чрезвычайно заинтересовали его. Господи, да он просто с ума сходит! После спектакля он ни о чем другом даже думать не может, все время только о вас и говорит. Черт знает что…
— Я очень тронута, — сказала я. — Если это все, что вам было поручено мне передать, спасибо. Вы можете идти и… Ах да, передайте принцу, что я благодарна ему за похвалу и проявленный ко мне интерес.
— Вы не поняли меня, — горячо запротестовал он. — Его королевское высочество просто сгорает от желания, он хочет видеть вас. Это похоже на лихорадку, он не знает, куда себя девать. Там внизу вас ожидает кэб, который готов отвезти вас в полевой лагерь гренадеров, где живет сейчас принц…
Его бесцеремонность возмутила меня.
— Как вы посмели обращаться ко мне со своим сводничеством! — крикнула я. — Если вы полагаете, что только потому, что я выступаю на сцене, моим телом может свободно располагать любой желающий, то глубоко заблуждаетесь!
Я широко распахнула дверь и презрительно посмотрела в его растерянное лицо.
— Соблаговолите покинуть мою комнату, — ледяным голосом сказала я.
Понурив голову, он вышел из гримерной. Я закончила переодеваться и уже взяла в руки накидку, когда в полуоткрытую дверь снова просунулась встрепанная голова лейтенанта.
— Прошу вас, мисс Нелли, позвольте только сказать, что мне чертовски неловко.
Он выглядел таким удрученным и пристыженным, что я сжалилась над ним и пригласила его сесть.
— А теперь расскажите мне, как это вас угораздило оказаться поставщиком девочек для принца Уэльского? — сурово спросила я.