Мы с Клеггом для порядка попытались поспорить, но успехом это не увенчалось, и в итоге меня запихали в машину и отправили в больницу. К нашему с Робертом стыду, врачи оказались с Мадлен полностью солидарны — после осмотра меня тут же положили в инфекционное отделение.
Вот так я оказалась в палате и совершенно одна. Без вещей и документов. Разумеется, врачи были не слишком довольны, но дали сутки на то, чтобы все необходимое мне доставили. Ладно, я подумала и решила, что могу рассчитывать на Картера хотя бы в таком простом вопросе. Ну что ему стоит зайти в мою комнату, открыть рюкзак, достать паспорт и доехать ко мне на своей дорогущей машине до больницы. Как же я ошиблась…
— Привет, Шон. — Сделала паузу, попыталась дождаться ответа. Ничего подобного. Что ж, ладно. — Слушай, у меня неприятности, я попала в больницу…
Кажется, после этих слов он сбросил мой звонок тут же. А я не знала, продолжала говорить, и, в итоге, спустя только пару минут обнаружила, что разговариваю с пустотой. Это обстоятельство меня разозлило настолько, что я ударила кулаком по стоящей рядом тумбочке.
И заплакала.
Я пыталась звонить ему еще трижды, но он даже трубку не взял. И в итоге на следующий день в домик на окраине Сиднея отправился бессменный и безотказный Роберт Клегг. А я лежала и молилась, чтобы ублюдок, с которым я ухитрилась прожить почти полтора года, не отгрыз моему лучшему другу голову за этот визит.
Шли дни, ко мне никого не пускали. Потому что инфекционное отделение — не то место, где стоит устраивать посиделки. Казалось, изо всего мира со мной остались только две вещи: капельница и ноутбук, который передал через врачей Роб. То есть у меня в запасе оказалось слишком много свободного времени, которое я потратила… на размышления о будущем.
День размышляла, второй… а на третий вышла в интернет и стала искать научные статьи.
На этот раз не с той целью, с которой обычно, нет! Просто во многих изданиях публикуют имейлы авторов.
Вам, наверное, интересно, что это такое я затеяла? Так я ваше любопытство удовлетворю: все это время у меня, как вы, наверное, помните, была одна весьма существенная проблема, которая на этот раз стала, наконец, весьма просто решаемой. В Сиднее мне было перманентно негде жить. Но пока я выздоравливала, мозга, видимо, это тоже коснулось, так как внезапно я вспомнила, что можно жить НЕ в Сиднее. И я не о Штатах. Есть места поближе. Меня ведь еще в Осаке приглашали к Мельбурн на летнюю стажировку. И, вспомнив одну из детских считалочек, я легко и просто выбрала которому из близнецов писать письмо.
«Дорогой профессор Петтерсон, это Джоанна Конелл, надеюсь, Вы меня еще помните.
Возможно, вы помните, что предлагали мне место стажера у вас на кафедре… если оно все еще свободно, то я склонна согласиться. Известите меня, пожалуйста, как можно скорее!»
Меня известили спустя два часа. Впоследствии я узнала, что все вакансии были расписаны еще весной, но поскольку для всех я являлась не Джоанной Конелл, а подружкой Шона Картера, кто-то достал волшебный Паркер, и вуаля! То есть как только меня выписали из больницы, я направилась в университет, чтобы сдать свой последний экзамен, а затем поехала собирать вещи, чтобы успеть на вечерний экспресс до Мельбурна.
Однако, было стремно. Я надеялась, что с Шоном не увижусь, что он где-нибудь пропадает, и объяснять ничего не придется, но мне, как всегда, не повезло. Только я переступила порог, Картер вышел в коридор, видимо, собираясь оценивать степень моего бешенства. Но мне было не до гневных сцен — ведь я собиралась по-тихому слинять, избежав громких разборок. В общем, несколько секунд мы просто стояли и смотрели друг на друга. Затем я решила, что если расскажу правду, то он меня задерживать не станет. Хотя бы потому что объяснить мельбурнцам, по какой такой причине он отказывается отпускать от себя подружку, не удастся.
В конце концов, он всегда прикрывал наши отношения карьерными соображениями, а стажировка мне только в плюс.
— Петтерсон тебе писал? — спросила я, решив выяснить все и сразу.
— Кто? — нахмурился Шон.
— Ясно, не писал. Это один из мельбурнских близнецов. — Блин, а ведь старичка подставила. Он-то думает, что все тысячу раз обговорено, а Картер ни сном, ни духом… — Я еду стажироваться в Мельбурн.
— Ку-да? — Я так и не поняла почему, но у Шона чуть пар из ушей не повалил.
— В Мельбурн. В университет параллельного программирования, — вздохнула я. — Они меня еще в Осаке приглашали. А сейчас я… решила согласиться.
— И что это тебя так взбесило?
— Не будь глупцом, — на манер истинной психопатки усмехнулась я и начала врать: — Я живу с тобой, сплю с тобой, но к Бабочкам так и не приблизилась. Может быть, все дело в том, что Роб прав? Он говорит, что окружающие полагают, будто всем подарочкам судьбы я обязана исключительно тому, что происходит за пределами спальни, а тут, — я указала на свой висок, — Пусто. Думаю, мне стоит попробовать поработать в другом месте и с другими людьми, чтобы доказать, что я и без тебя могу немало.
На щеках Шона заходили желваки. Но плевать! Я не собиралась щадить этого мерзавца. Да и если бы объявила, что просто злюсь на его нежелание привезти в больницу мои вещи, он бы обсмеял меня с ног до головы. А так хоть пощечиной на пощечину. Пусть теперь и он всласть пообижается!
— Мне нужно собрать вещи.
— А я разве мешаю? — ядовито поинтересовался он.
Вот как все просто, родной. И нечего злиться. Все верно. Любимая кукла побила тебя твоими же доводами. Ты говорил, что не хочешь меня отпускать, чтобы посмотреть, насколько амбициозной я стану. Так вот наслаждайся и не жалуйся. Ха.
Пока я собирала вещи, он стоял в дверном проеме и мрачно за мной наблюдал. Спорю, даже не отвернулся. И было очень неуютно. Будто он ждал, что сдамся, сломаюсь. Что ж, тактика была выбрана правильная. Если бы я не была так сильно обижена, может, не выдержала бы и осталась, но не теперь! Он не принес мне паспорт. Черт возьми, не нужно было даже видеться, просто банально вручить врачам сумку. Ладно, не сумку — пакет. Маленький, пластиковый пакет. Ну или хоть паспорт, просто паспорт. Но он даже трубку снять не удосужился! Просто снять трубку и узнать, почему этот звонок был для меня так важен. В конце концов, я же не с фалоимитатором прожила полтора года. А по факту, стоило попасть в беду, толку от так называемого моего мужчины оказалось ничуть не больше.
В общем, я собрала чемодан и выкатила его в прихожую. Шон не препятствовал. Но не будь я женщиной, если бы не облажалась! Уходя, я все-таки совершила ошибку. Всего одну, но все же.
Уже на пороге я обернулась и сказала:
— Порви приглашение. Не вздумай заявиться на свадьбу моей подруги.
Секундой позже я оказалась прижата к двери его телом, его губами. Жестокими, что-то доказывающими, убеждающими и убедительным… И именно это расстроило больше всего: в поцелуе Шона не было ничего нового. Все как всегда. А мне было мало. Мне нужен был не поцелуй, а чертов паспорт!
— Нет, Картер. Ты того не стоишь, — сказала я оттолкнув его и развернулась.
Я понятия не имела, что имела в виду, но, видимо, недостающее он сам домыслил и отступил. А я не пожалела ни единого разу.
Хотя нет, вру, один раз было: когда я услышала жалобный, разрывающий душу скулеж Франсин.
По пути в Мельбурн я чуточку надеялась на то, что мне он понравится больше, чем раньше.
Ну конечно я думала о том, чтобы там остаться. Это было бы неплохим вариантом. Тем более что Керри уезжала, оставляя меня в компании одних лишь Клеггов… Однако, все было не так просто: прошлое впечатление осталось неизменными, Мельбурн мне не нравился.
И мне не нравился университет параллельного программирования. А причины были. О, я все их перечислю!
Во-первых, плохо положенная плитка. Она была очень прожорлива, и питалась ничем иным, как симпатичными крошечными набойками. Я осчастливила ее трапезой уже в самый первый день и, чтобы не сточить каблучок левой туфли своих роскошных парадных шпилек, до самого вечера ковыляла, наступая только на носок. У меня даже несколько раз спросили отчего мисс Конелл хромает, не поранилась ли болезная! Это раздражало.
Во-вторых, мне не досталось даже стола. Ну как так?! Да, понимаю, я приехала на одно только лето, но оставить меня совсем без собственного уголочка — свинство. И я снова и снова вспоминала своего доброго-хорошего-любимого Роберта и провожала недобрым взглядом местных устроителей.