— Из врожденной вредности? — невинно спрашиваю я.
Картер хмыкает. Тишина в аудитории все еще абсолютная. Слушают. Боятся. Ура, они не окончательные самоубийцы!
— Знаешь, Конелл, я тебя экзаменовать пришел, — объявляет вдруг мне Картер.
— А если я тест не пройду, ты меня уволишь? — с надеждой спрашиваю я.
— Нет. Всего лишь заклеймлю пятном позора, как Клегга. — Мда, тут есть от чего поморщиться. — Видишь ли, когда я еще был студентом, я каждый раз я писал непараллельный код, который работал быстрее, чем его параллельный.
— Да ладно, ты просто на мелочевке выигрывал, — фыркаю я.
— Ну, тогда выбирай не мелочевку, только чтобы мы успели до конца пары, — фыркает Шон.
Честно говоря, облажаться жутко страшно. Студенты бегают между нами, заглядывают то в его монитор, то в мой. В любом случае с кодом Шон заканчивает быстрее. Не претендую, мне в принципе сложнее.
Запускаем один и тот же компьютер — мой ноутбук. Отключаю все, что может сработать в пользу Шона. И я запускаюсь первой, потому что подозреваю в его программе какую-нибудь штуковину, которая замедлит мне систему. На мою паранойю Картер откровенно умиляется.
Студенты, напротив, крутят пальцами у висков.
Когда мы поднимаем файлы, в которых записано время, я обнаруживаю, что выиграла…
ВСЕГО ОДНУ МИЛЛИСЕКУНДУ. И хотя это вообще ничто, как Клегга меня долбать не станут, а значит…
— Лузер! Лузер-лузер-лузер! — прыгаю я по аудитории, тыкая в Шона пальцем.
Счастливым он не выглядит.
— А ты? Параллельщик, который всего одну миллисекунду у меня выиграл. Да ее даже правила округления дают! — морщится Картер.
— Не надо тут ля-ля! Ты проиграл. Ты не написал код победителя. А если округление или Луна не в той фазе, то ты неудачник. А это не меняет факта, что ты продул. И прошляпил свое право на полноценный террор. Так что если не умеешь проигрывать с достоинством, залепи скотчем рот! И раз я выиграла, мне положен приз.
— Ну конечно, — фыркает он.
— Нет, серьезно. Или только тебе за выигрыш причитается? — мрачно смотрит на меня, но не вопит, не ругается. Значит, сделает. — Настраивай давай мне компьютер. Только чтобы без глупостей! Следить буду!
— Ты что, систему настроить не в состоянии?
— В состоянии. Но ты продул, а днем измывался при всех над моей мамой!
Студенты снова крутят пальцами у висков. А я встаю за спину Шона и начинаю… бдеть.
Потому что стоит отвлечься, и он мне какой-нибудь вирус в ноутбук запустит, чтобы отслеживать, скажем, мои действия (ну типа как я за ними с Кариной когда-то подсмотрела).
Зачем ему это? Да потому что он чокнутый и любит знать все на свете.
Однако следить не так просто, как кажется. Я не должна отвлекаться, но не могу. Мой взгляд опускается на волосы Шона. Я отчетливо помню, что чувствуешь, когда запускаешь в них пальцы. Такие удивительно жесткие, толстые, как проволока. На мои совсем не похожи…
А еще его волосы немножко кудрявые, и судя по тому, что на кончиках они уже начинают завиваться, Картеру пора постричься. Мне так хочется коснуться его волос… Я вынуждаю себя сдерживаться, хотя перед глазами так и стоит картинка, где я поднимаю руку и касаюсь пальцами черных прядей. От греха подальше скрещиваю руки на груди, и на мгновение меня что-то ослепляет. Ах да, это же колечко Брюса. Отличное напоминание. Дьявольщина, я же совсем о нем забыла! Ничему не быть как раньше.
— Все, — ошарашивает меня Шон. А я даже не в курсе, что он с моим компьютером сделал. Я действительно помешанная дура. Так в медкарту и запишите.
Он поворачивается ко мне, и вдруг происходит нечто совсем уж из ряда вон: я открываю рот и выдаю нечто предельно честное… как думаю и чувствую.
— Шон, пожалуйста, не надо никаких игр, вирусов, слежки и всего прочего. Мне это так надоело. Если ты что-то закачал мне на компьютер, просто убери, и разойдемся с миром.
Потому что если я его обнаружу сама, то… война будет, понимаешь?
Но он закрывает мой ноутбук и все. Либо он совершенно непрошибаем, либо ничего не сделал. Я не уверена, что последнее в этой реальности возможно. Пока я обдумываю, что делать и как дальше себя вести, меня посещает просто гениальная идея. Поворачиваюсь к студентам:
— Хотите поиграть? Кто пишет аналогичную программу и повторяет время ректора, тот получает зачет автоматом без сдачи остальных лабораторных.
Ленивые студенты начинают шевелиться и переглядываться. Ну и что же для вас лучше, господа, десять монотонно-будничных лабораторных или одна, но жесткая? Мне плевать, я просто надеюсь, что они заинтересуются программированием.
Шон вопросительно на меня смотрит, кажется, он с моей манерой преподавания не согласен, но я лишь пожимаю плечами. Сам назначил? Терпи теперь.
Несмотря ни на что, домой я возвращаюсь в великолепном настроении. С Клеггом натрепались, с Мадлен о встрече договорились, и, готовя ужин, я напеваю. Жду Брюса с работы. С ней, кстати, история отдельная.
Сначала Брюс вздумал продолжать карьеру военного. Причем пока он об этом вдохновенно рассуждал, я была уверена, что он не всерьез. Кто ж возьмет его защищать Австралию при том, что он гражданин США? А когда я все-таки поняла, что это не шутка, и сообщила Брюсу о своих опасениях, он был в шоке. Ушел из квартиры, хлопнул дверью, а когда вернулся, был немного пьян и расстроен, но уверял, что найдет работу. И так как к обслуживанию самолетов его бы тоже не допустили, устроился он автомехаником. Но я знаю, что он недоволен своей работой и все еще винит меня за этот переезд.
Запеченная курица, рис с тмином, салат и купленные в моей любимой пекарне булочки. Вот так я собираюсь вымаливать прощение и скрашивать наш общий досуг. Когда Брюс возвращается, он удивленно улыбается. За ужином я рассказываю ему об обоих Хелен и Клегге.
Он меня внимательно слушает, но затем я спрашиваю о том, как прошел его день, и он просто пожимает плечами, отмалчивается. После мы садимся смотреть американский бейсбол. Я знаю, что Брюс очень тоскует по Штатам — есть люди, которые тяжело переживают переезды.
Видимо, он из таких. Он ненавидит Австралию, он ненавидит Сидней.
В попытке скрасить наше общее одиночество (а рядом с Брюсом я себя чувствую одинокой, и это не проходит со временем), я притягиваю его к себе. Он не противится. Может быть, после моего сегодняшнего изучения шевелюры Картера мне поможет секс? Грязный, с криками до хрипа, валянием на полу, нечаянным сшибанием мебели… или проминанием капота. И если его не получу, я рехнусь… Я не имею права даже думать о Шоне, даже вспоминать как это было, а значит должна наладить отношения с Брюсом хотя бы в этом аспекте. И как можно скорее. Это не сложно, секс ведь всегда упрощает привыкание. Правильно? Правильно. Впиваюсь ногтями в спину Брюса в попытке побудить его к более страстным ласкам. Нет эффекта, но просить о таком вслух унизительно. Да и вообще, разве слова могут помочь? Следуя этой извращенной логике, пытаюсь действовать с помощью языка тела. Я как-то искусственно обвиваю его талию ногами и прижимаюсь теснее. Поцелуи Брюса становятся жарче, спускаются по шее ниже, к груди. Скорее имитируя страсть, чем ощущая ее вживую, я выгибаюсь к нему навстречу и запускаю пальцы в волосы. Они мягкие и тонкие. Совсем не такие, как у Шона. Черт возьми, ну что хорошего в волосах Картера? Кудряшки? Или, может, то, что они не похожи на мои? Я никогда раньше не была ими одержима! Гребаный Монацелли, сколько же он мне крови попортил! Из-за него я теперь не могу перестать думать о том, что не хочу больше трогать волосы Брюса. Я вообще, кажется, больше не хочу Брюса. Секс мне нужен, но не с ним…
Убираю руку от волос Брюса и излишне осторожно кладу ее на его шею. Однако внезапно понимаю, что момент упущен, и поцелуи стали опять какими-то вялыми и скучными.
Дежурными. О нет, так не пойдет! Есть у меня в запасе одно средство. Опрокидываю Брюса на спину и сдираю с него футболку. У него красивое тренированное тело. Классное. Стараюсь смотреть туда, лишь бы только не в лицо. Целую его грудь, пресс, опускаюсь ниже, берусь за пуговицу джинсов и черчу языком дорожку вдоль пояса, как вдруг:
— Джо, детка, ты что делаешь?
Эээ, а что, тут непонятного? Я определенно делала это и раньше. Пытаюсь продолжить, лишь бы не начинать разговор и не упускать последнюю возможность.