Дмитрий Яровой - Дело Логинова

Наверное, если бы кто-то из студентов, собиравшихся в то утро на мой адский экзамен по теории государственного управления, видел Николая Михайловича, то бишь меня, в радостный миг пробуждения, не смог бы остаться равнодушным. Кто-то сказал бы, что «Коля, оказывается, свой мужик», кто-то признал бы, что он «мало того что тиран, еще и алкоголик». Но меня тогда возможность таких измышлений не тревожила – меня заботила только распухшая кора головного мозга.

Моей любимой жены Тани, по счастью, в то утро дома не было – укатила за город. Ее драгоценный папа, профессор Смагин, как раз издал многотомное учебное пособие, в честь чего и закатил на даче шикарный банкет. Я с мероприятия отпросился, сославшись на подготовку к экзамену, ибо предпочитал провести вечер в компании друзей, а не напыщенных павлинов, которые будут снисходительно толкать меня в бок и спрашивать, когда же будет докторская.

– Илюша, у меня экзамен!

Я попытался воззвать к совести ночевавшего у меня друга и собутыльника, доцента Ильи Виноградова и заорал в сторону его лежбища, силясь не стонать от боли. Собственный крик нарушил чуткий баланс нейронов, и мне пришлось обхватить голову руками, чтобы обездвижить и обезболить. Выпав на мгновение из похмельной неги, Илюха пробурчал что-то невнятное с дивана и снова засопел. Впрочем, ничего иного от него поутру ждать и не приходилось.

Я встал, превозмогая попытки организма потерять сознание, приковылял к зеркалу и ужаснулся: вместо относительно здорового двадцативосьмилетнего мужчины передо мной стоял измотанный бомж в мятом светлом костюме, со съехавшим набок галстуком с изображением голой женщины (чего уж тут, люблю я одевать галстуки на пьянку). И мне смело можно было дать лет сорок пять. А можно было дать и пару суток в вытрезвителе, попадись я на улице голодному сержанту.

Чтобы повернуть голову к часам, потребовалось всего пять минут и некоторые усилия воли. Душа запела – я успею вызвать водителя и добраться на экзамен, если немедленно приступлю к сборам. Подавив очередной позыв организма упасть и притвориться мертвым, я пополз к умывальнику, опираясь на стену.

День обещал выдаться спокойным и скучным. Но обещания не сдержал.

Теперь, наверное, стоит вернуться в прошлое и рассказать, как так получилось, что я женился на Тане, переехал с Дорогожичей на Владимирскую и пристрастился к бутылке.

Думаю, вы знаете, что на Печерском рынке продается очень вкусное пиво – хорошее отечественное пойло от мелких региональных производителей, с медовым вкусом и запахом, такое, что пробирает душу. Между прочим, это самое пиво мы с Ильей изволили кушать в ту ночь перед экзаменом. А покупали мы его именно на том рынке, чтобы не бегать далеко от места работы – от Института минут пять ходу.

ИПАМ (расшифровка этой аббревиатуры вам ничего полезного не скажет) уютно расположился в тихой части центра в равном удалении от Центризбиркома и метро «Кловская», да еще и невдалеке от Генеральной прокуратуры. Наше здание начали строить в предпоследнем десятилетии XX века в качестве «учебного подготовительного центра» одного из силовых ведомств – того самого, что выдает своим сотрудникам погоны с просветом василькового цвета – однако по назначению оно никогда не использовалось. Так вышло, что не стало ни ведомства, ни большой страны, которую оно так трепетно защищало, и какое-то время недостроенный пятиэтажный корпус пребывал в запустении.

Уже начали появляться на его стенах первые дикие граффити, пропадать рамы и двери… И вдруг кому-то из столичных хозяйственников пришла в голову идея передать пустующий дом в аренду только что основанному вузу под гордым названием ИПАМ. Эта структура, как писали в тогдашней прессе, была создана сообразно потребностям государства, переходящего на рыночную экономику и озабоченного правами человека и формированием нового типа мышления.

Основателем и первым ректором стал отставной партработник, некогда побывавший даже на дипломатической службе в Швейцарии и имевший собственное понимание государственного менеджмента. В первый год существования вуза его коллектив и поначалу немногочисленные студенты теснились в арендованном корпусе одного из столичных университетов. Но когда с легкой руки городской власти им предложили просторное здание П-образной формы в самом центре, ИПАМ с помпой переехал, устроил там шикарный как для начала девяностых ремонт – и открыл свои ворота для широких категорий граждан.

При первом ректоре основали три факультета: государственного управления (это мой, самый хороший и нужный, поверьте), а также правовой и экономической политики. Поток хомячков-абитуриентов хлынул сразу же, и Институт быстро набрал обороты как престижное заведение, дающее ценные знания. Но фундатору не суждено было доработать до того момента, как дипломы ИПАМ станут первыми по рейтингу в стране: состояние здоровья вынудило уйти на пенсию.

На смену пришел опытный экономист, тоже бывший госслужащий – В. Э. Каганович (говорят, что родственник того самого никакой не родственник того самого). Этот мудрый человек мигом смекнул, что для организации должного потока финансов (разумеется, в бюджет учреждения) из ИПАМ необходимо сделать бренд, и приступил к внедрению проекта.

Скоро сказка сказывается, а у таких, как профессор Каганович, которого в Институте прозвали просто «Дед», и дело от сказа далеко не отстает. Ближе к концу века «отдать ребенка в ИПАМ» стало нормой жизни для представителей истеблишмента, а наш ректор переехал в воссозданные из двух квартир шестикомнатные апартаменты на улице Богомольца (мне даже приходилось там бывать – ничего особенного, апартаменты как апартаменты, только антиквариатом перегружены).

Наш дом близ Печерского рынка оброс красивым садом, охраной (с громким названием «служба безопасности»), парковкой для дорогих авто студентов и преподов, а в придачу обзавелся печальной репутацией рассадника коррупции. Упорный и настойчивый Дед регулярно таскал журналистов на экскурсии по корпусу и общежитию, демонстрировал незаурядные способности наших студентов, проводил пресс-конференции, публиковал статьи, обороняясь от нападок (как правило, несправедливых и надуманных) – заканчивалось это ничем. Тупые и завистливые обыватели продолжали с ненавистью и завистью смотреть на студентов ИПАМ. А вот студентам ИПАМ, в большинстве своем, было совершенно наплевать на мнение толпы.

В такое вот замечательное функциональное здание я и пришел в свое время за высшим образованием.

Не будучи склонным переоценивать или недооценивать собственные заслуги, имею полное право сказать: без меня эта история не состоялась бы.

Я познакомил этих троих друг с другом, и так уж вышло, что они взяли разгон, набрали обороты и взлетели под моим чутким руководством. Хотя все они были такие разные, и я не был до конца уверен в том, что делаю, но ведь получилось!

В тот год, когда Логинов, Виноградов и Леша получили студенческие билеты ИПАМ и гордо крутили ими перед своими вчерашними одноклассниками, я только-только вступил в должность доцента и в качестве «свежей крови» был включен в президиум преподского профсоюза.

Впрочем, на седьмом небе от счастья я не был, предвидя тошную перспективу часами высиживать на заседаниях и заниматься общественной работой. Я же практик, а не теоретик, и уж тем более не бюрократ. В отличие от многих коллег с факультета, я не считал ИПАМ своим основным местом работы: небольшая, но авторитетная консалтинговая фирма с минимальным штатом, которую я открыл сразу после получения диплома, приносила мне больший доход, чем ставка в институте. Студенты носили мне «почитать» свои бизнес-планы (которые не всегда оказывались бездарными), прислушивались к моим советам и обещали взять в долю в случае успеха. Правда, никогда не брали.

Но необходимо нести свою ношу. Поскольку халтурить не в моем характере, дела профсоюза я делал качественно, и так вышло, что еще через два года меня нагрузили ответственной миссией – подбором руководителей Комсомола (их следовало систематически менять). Начальство дало мне полгода – до апреля – чтобы найти, испытать и подготовить будущих отцов студенческого самоуправления.