Дмитрий Яровой - Дело Логинова

– Спасибо, – тихо ответила она.

Не «я тоже», нет. «Спасибо»…

– А про обнимашки мы не договаривались, это за отдельную плату, – отстранилась она, когда я выпустил ее из рук. Но, увидев мой напряженный взгляд, тут же «исправилась». – Шучу, чего ты? Я действительно очень рада тебя видеть. Идем в дом, подарок отдам.

Она хлопнула меня по тыльной стороне ладони и по-хозяйски уверенно пошла к дому, где на пороге Леша со Смагиным курили и кряхтели по-стариковски о политике.

Как всегда, надарили мне массу дорогой ерунды: участочек земли «под бурячки» (сам Смагин расщедрился), крутой кожаный портфель (подогнал Лешка), запонки с выгравированной монограммой «НМЛ» и подарочное издание Макиавелли (Долинский – добрая душа и эстет высшей категории, а ведь мог бы и припомнить мне ту бесполезную пепельницу), безвкусный багровый галстук (Танечка, душа моя) и новенький беленький MacBook (Инна с Ильей постарались).

Настя завела меня на пустующую кухню и извлекла из сумочки обернутую подарочной бумагой деревянную резную трубку с фронтальным барельефом лица, отдаленно напоминающего мое.

– Я смотрю, ты меня все больше стимулируешь к курению, дружок, – сказал я, рассматривая подарок. – Твоих рук дело?

– Да, я надеялась, что выйдет похоже. Похоже ведь? – смутилась она.

– Да… Спасибо. Это ты?…

– Я на все руки мастер, сомневался?

Настя по-детски радостно улыбалась, едва заметно прищурив левый глаз.

– Не-а, ни на миг не сомневался в тебе, Насть, – признался я.

– Тебе нравится? Правда?

– Правда. Я, правда, пока еще не пробовал курить табак…

– Тем лучше. Просто положи на полочку. Тем более – не уверена, что она будет хорошо раскуриваться.

Это был один из тех редких дней, когда я не чувствовал себя птицей-идиотом в золотой клетке, не испытывал страха перед Смагиным и неприязни к Тане – просто хорошо проводил время. Мы устроили прекрасный мангал, Илья поиграл на гитаре (у него теперь своя, и он больше не рвал струны), Леша выпил наконец-то водки, Долинский рассказал несколько замечательных историй – разумеется, не таких увлекательных, как мои, а все больше про финансы да бизнес. А Настя поспорила с моим тестем на полштуки евро, что Тони Блэр был лейбористом, в то время как Смагин причислял его к консерваторам (а ведь докторская ректора была, между прочим, по Великобритании)…

Перед закатом мы сфотографировались во дворе, с шашлыками в лапах. Фото до сих пор служит лучшим напоминанием о той приятной стороне жизни, которая у меня была. Тани, по счастью, на снимке нет – в те дни она увлекалась фотографией, ибо папа купил ей-то безумно дорогую зеркалку. Она щелкала все на свете, от бродячих котиков до фонарных столбов, заодно сделала фото нашей компании.

Смагин и Долинский стояли на втором плане, возвышаясь над нами на правах патриархов. У ректора был полнехонький шампур, а консильери успел доесть почти всю телятину и красовался с кусочком жареного лука и помидорчиком. Мы с ребятами присели на корточки. Инна в правой руке держала шампур, а левой крепко держала мужа. У Ильи шампуров аж три – забрал сразу все с мангала для пущего эффекта, и при этом еще умудрялся глядеть в камеру голодным взором. Зато Леша был единственный, кому шашлыка для фотосессии не досталось. Он смотрел в камеру своей хитрой адвокатской полуухмылкой и придерживал меня за плечо. А я, стараясь скрыться от взора тестя, легонько держал Настю за руку и надеялся, что она тоже думает обо мне.

– Скажите «лопата»! – остроумно попросила Таня, и клацнула кнопкой…

Следующие двадцать четыре месяца летели друг за другом, как искорки от фейерверка.

Я вернулся в Киев в июне и тут же на зависть коллегам получил солидную прибавку к жалованью – как прошедший иностранную стажировку.

Ректор полностью вжился в роль «отца отечественного образования». Поток детей элиты, желающих иметь ИПАМовский диплом, не иссякал (хотя мою идею проводить конкурс мокрых футболок для девочек и литрбол для мальчиков приемная комиссия не одобрила), а потому Смагин догнал и перегнал покойного Деда по степени известности и влияния, был вхож в самые высокие кабинеты и даже начал получать ордена и почетные звания. Всего спустя полтора года после избрания он стал член-корром НАН и советником Министра образования по вопросам развития.

Мой Фонд тоже рос и развивался, вместе с ним росло и развивалось мое пузо. Не знаю отчего – «от солидности» или от увеличения печени, но я прибавил в весе. Денег у нас развелось достаточно (хотя их не бывает слишком много, ясен корень). Помимо спонсорских поступлений и денег Вадима Васильевича, счета пополнялись ручейком от продажи «излишнего» имущества Генералу и его партнерам.

Поделившись с кем следовало, мы толкнули налево недостроенный спорткомплекс (бассейн, стадион, крытый каток – полный фарш) вместе с земелькой. Глава Фонда, то есть я, послушно ставил подписи там, где показывали Долинский и Инна, Вадим встречался с нужными людьми и выбивал получал их согласие, а Леша внимательно мониторил нашу ситуацию. Если адвокат замечал что-то неладное – кто-то из нас подымал телефонную трубку, звонил Генералу, и неладное пропадало само собой.

Моей любимой комбинацией, о которой когда-нибудь напишут в учебниках по аферам, стало правильное использование одной полузабытой типографии, которую мы по настоянию Долинского приобрели за сущие копейки и повесили на одну из подставных фирм «Грифона». Едва Смагин успел удивиться таким инвестициям своего советника, как Кабмин издал простенькое незаметное постановление на двух страничках, обязавшее все высшие учебные заведения страны печатать у нас дипломы, аттестаты доцентов и профессоров и все прочие остальные документы строгой отчетности, связанные с образованием. Инвестиции отбились в первый же сезон, да с такой маржой, что довольная сытая улыбка не сходила с лица ректора еще месяц.

По итогам этих мероприятий уже очень скоро семья Вадима Васильевича обзавелась загородным домом, Леша вырыл на даче бассейн, Илья с Инной отремонтировали квартиру, тесть купил себе черный «Кадиллак», да и я наконец обзавелся новенькой моделью «Ауди» и провел месяц на Бали (с Таней, разумеется).

Лишь Долинский, хитрый лис, не потратил ни копейки из того, что поимел – а поимел едва ли не больше всех, поскольку именно благодаря нашему сумрачному финансовому гению все сделки проходили без сучка и задоринки, незаметно для общественности и органов контроля. Мало того – с милостивого позволения Смагина он начал играть с деньгами, постоянно приумножая наше состояние на понятных одному ему махинациях операциях. Скоро денежкам господина Смагина пошел счет на миллионы, а Долинский с Инной выбивались из сил, проводя все нужные операции.

Завершив самые крупные дела (что заняло у нас больше года) мы замедлили маховик и перешли к спокойной системной работе. Основной доход приносило «издательское дело», а вдобавок мы потихоньку списывали «испорченное» оружие с военной кафедры и прочее ненужное имущество вроде снегоуборочной техники. Еще, правда, был затеян непрекращающийся ремонт подвала, проведен успешный тендер на обслуживание столовой, несколько распиленных европейских грантов, с которыми нам помогли друзья из Минобразования, но это все больше по мелочам…

Благодать!

Илья по-прежнему руководил «Грифон-сервисом», хотя доходы от легального бизнеса были несравнимы с тем, что мы имели от сотрудничества с Вадимом Васильевичем и его покровителями. Илья несколько грустил, что Инна, будучи «простым бухгалтером» Фонда, ворочает гораздо большими средствами, но не комплексовал по этому поводу – на семейном достатке и семейном счастье Виноградовых такое распределение сил не сказывалось.

Сам Вадим продолжал толкать наркотики. К чести сказать, он не делал этого на территории Института. Если же кто-то из его протеже и промышлял в наших стенах, клиентами были исключительно иностранные студенты – заботился о генофонде, шельмец. Еще он теперь крышевал, помимо «подсобного помещения» «Горячей точки», несколько других элитных борделей.