– Это Яшу-то Стахановского? Конечно же, знаю!
– Да тихо ты! – зашикал ректор, хищно оглядываясь по сторонам. – Нельзя так говорить про уважаемого человека, ты что?
– Хорошо, простите, – я постарался спрятать улыбку в ворот рубашки.
Ох уж эти уважаемые люди, имена которых так похожи на титулы святых: Яша Стахановский, Жора Червоноградский, Вася Краматорский… Теперь очевидно, что этот «святой» и правда принадлежал к лику друзей Вадима Васильевича, и был очередным нашим деловым партнером или спонсором Фонда.
– Так вот, у него есть дочь. Хорошая девушка, защитила диссертацию в Луганске. Правда, она училась на филолога… Но очень хочет работать в ИПАМ, причем именно на нашем факультете. Но ты же знаешь сам, как у нас сейчас со ставками. Поэтому надо дожать ситуацию с Лосевым. Я по возможности помогу, и ты делай, что в твоих силах, чтоб этот старый хрыч уволился. Эта девочка переедет в Киев с февраля будущего года. У нас есть десять месяцев, чтоб расчистить плацдарм для нового сотрудника. Поможешь, сынок?
Смагин берет на работу человека из чужого вуза? Смагин обозвал своего одногодку Лосева старым хрычом? Смагин обратился ко мне «сынок»? Видимо, у него не оставалось выбора. Или дочь Н-ского будет работать у нас на кафедре, или мой тесть будет спать с рыбами-мутантами на дне Днепра.
– Я сделаю все, что нужно! – пообещал я.
– Вот и молодец. Я в тебе не сомневаюсь, – улыбнулся тесть. – Не забудь на обед лекарство.
Его ледяные глаза потухли и приобрели безразличный оттенок – он действительно во мне не сомневался, он знал, что я сделаю все как положено.
Это, впрочем, отнюдь не было поводом для моей гордости.
Но какой именно помощи ждал от меня Смагин? Ведь я обычный препод, что я могу сделать? Почему он не попросил Джихад? А вот почему: в ту весну я защищал докторскую, и это очень скоро привело к смене моего статуса и к обретению новой должности – заведующего кафедрой госуправления.
Дивным апрельским вечером Долинский, исполняя свои извечные функции «голоса» Смагина, вытащил меня на прогулку в Мариинский парк и приступил к обработке.
Консильери был сильно взволнован, что отразилось на его речи.
– Джихад бунтует, – отрывисто говорил он, копируя интонации Виноградова. – Она сказала, что такого при Деде не было, что она не будет брать на работу левых людей. Смагин предложил ей уволиться, и она сказала, что за увольнением дела не станет.
– Зачем? Неужели нельзя как-то?…
Признание Долинского меня шокировало. Джихад была одним из самых ценных сотрудников ИПАМ. Ее уход будет означать одно – мы загибаемся. Да и потом, я к ней привязался, как к родной, за столько-то лет…
– Мы пробовали все, – продолжал партнер. – Никак. Бесполезно. С сентября она не продлевает контракт. Ей уже предложили какое-то место – понимаешь, что такие люди не теряются. В общем, с сентября Джихад оставит должность заведующей кафедрой государственного управления и декана одноименного факультета. И если на должность декана мы планируем избрать одного достойного профессора с кафедры политического анализа – наш человек – то вашу осиротевшую кафедру некому возглавить кроме тебя, малютка.
– Я не хочу быть завкафедрой! – испугался я.
– А хочешь быть Владычицей Морской? Что тебя не устраивает? А, погоди, я кажется знаю – там же работать надо, да? Так вот, хочу тебя удивить: если думаешь когда-нибудь стать ректором, тебе нужно привыкать к труду.
Вот это сюрприз!
– С чего ты взял, что я ректором-то хочу быть?
Мои глаза тогда, наверное, напоминали донышки пивных бутылок.
– Я и сам сомневаюсь, что человек, который в тридцать с лишним лет мешает коньяк с колой, танцует под мелодию из мобильного и верит, что у него под кроватью живет чудовище, может быть ректором, – наехал консильери. – А чего тогда хочешь? Вечно прозябать «ректорским зятем»? Крутым доцентом – любимчиком студентов? Или хочешь в депутаты?
– Хочу в Настю… – пролепетал я и молниеносно получил подзатыльник. – Больно же!
– «Больно же-е-е-е!» – с несвойственной агрессией передразнил Долинский. – Да на тебя бы за такие шутки епитимью наложить в виде лишения машины и карманных денег сроком на месяц! Герой-любовник выискался,
– Да хватит уже крыть! – возмутился я. – Нас же дети могли услышать!
– Ладно, я погорячился, – смутился собеседник. – Пойми меня правильно, Коля, я желаю тебе добра. На защиту ты выходишь уже в ближайшие недели, значит, к сентябрю ВАК успеет состряпать тебе докторский диплом…
– Так ВАКа больше нет, теперь этим Минобразования занимается, – напомнил я.
– Не занимайся казуистикой, ты понял, о чем я говорю. Так вот, ты будешь единственным доктором на своей кафедре, не считая нескольких ваших саксаулов…
– …аксакалов.
– Не перебивай! Не считая пары профессоров-саксаулов, которым тоже года через три на пенсию. Почему бы молодому доктору наук, тем более главе Благотворительного фонда с большим опытом практической работы, не возглавить кафедру? Ну подумай сам, не чужих же нам людей туда ставить!
– Слушай, а почему ты сам не защитился до сих пор? – притворно удивился я.
Как вы помните, раньше я упоминал, что наш консильери не боялся остаться вечным доцентом. Но в последний год, когда даже Илья объявил, что планирует начать работу над докторской, а я вышел на защиту, эта тема стала для Андрея Александровича достаточно болезненной.
– Причем тут я? – смутился он. – Я не буду заведующим кафедрой. Никогда. У меня и так забот хватает, дела твоего папаши разгребать. А ты ничем не занимаешься, кроме как рожей торгуешь да подписи на бумагах Фонда малюешь там, где тебе Инна галочку поставит. В общем, не имей мне мозги. Будем считать, что ты согласился. Ишь, уговаривать его еще надо кафедру возглавить. Да люди, может, мечтают о таком, с детства! А тебя, приймака ректорского, упрашивать приходится…
Вот оно! Впервые за много лет я обнаружил слабое место бесстрашного Долинского: он хочет официального признания. Да, он получал колоссальную прибыль, занимаясь финансами ректора и Фонда. Но кто об этом знал? Только мы с ребятами, Вадим да Смагин… Неужели Долинский хочет светиться и сверкать гранями?
Нет, исключено, не в его характере. Я ошибся. Просто секундная слабость, мимолетный порыв зависти. Он – selfmade, который добился всего своими мозгами и адским трудом. А я – фартовый лентяй и бездарь, которого непонятно куда и как занесло.
– Ладно, Андрей, хватит! Пожалуйста. Не нервничай, ты же знаешь, что все болезни – от нервов. Я сдаюсь. Глупо отказываться, ты прав.
– Ну спасибо, – выдохнул Долинский. – Теперь пошли куда-нибудь, угостишь пивом, а то я что-то и в самом деле сильно разбушевался.
Конечно же, я сдался. Не хотелось больше прений, тем более что с некоторой точки зрения Долинский прав – да кто я такой, чтоб меня упрашивать? В конце концов, ведь моя зарплата в качестве заведующего будет даже на несколько тысяч больше…
– Готова! С пылу, с жару! Читай и гордись!
Я нарочно очень громко хлопнул папкой толщиной в четыреста с лишним листов по столу Долинского. Тот даже не взглянул на
– Ты чего сюда свою бездарщину принес, Логинов? Забыл, кто у тебя консультант? Или я так похож на Джихад?
– Обижаешь! Я похвастаться пришел! Она называется…
– Хватит! Я знаю, что ты выучил название, молодец. Теперь дай поработать. И забирай, забирай это отсюда, – он небрежно оттолкнул пачку от себя и уткнулся в проверку тестов.
– Хам! – бросил я, выходя с кафедры финменеджмента от несостоявшихся читателей.
Никто меня не понимал… Джихад текст видела и одобрила, но разве этого достаточно? А как же объективная оценка коллег и друзей? Из всех только Илья попросил сбросить ему электронную версию – «я потом почитаю, успеется» – но я-то знаю, что не почитает. Прочие отмахивались – даже Настя, которую, как мне казалось, моя тема заинтересует. Нет, не ценят подлинных гениев при жизни, не ценят… Ничего, вот стану заведующим!..