– Давай, Логинов, выпью с тобой на дорожку. Но чтоб это был последний раз, когда ты калдыришь на рабочем месте, понял?! – строго предупредила она, от души наливая мне и себе. – Этот коньяк у меня почти десять лет отстоял. Я только два раза приложилась – после защиты твоей вымученной кандидатской, и когда Дед умер…
За двенадцать лет, что я знал Джихад, ни разу не видел ее в сентиментальном настроении – но в тот день и «железная леди ИПАМ» могла позволить себе слабинку.
– За что пьем? – спросил я, поднимая сосуд.
– За то, чтоб ты не дал им себя сожрать, – уронила она. – Не уверена, знаешь ты или нет, но мы со Смагиным шли в карьере рука об руку, вместе. Он был несколько отстраненным, жадноватым, но в общем-то добрым малым. Стартовый капитал имелся, и он его неглупо вложил. А потом ему предложили стать завкафедрой и деканом – еще до меня. Смагин тогда отказался из-за бизнеса, который приносил ему хорошие деньги. Но оправдывался тем, что, боится, якобы власть может его испортить. Не ошибся, как видишь. Был хороший человек, а стал плохой ректор. Стерегись его, Коля. И береги Настю. Я верю, что вы с ней, возможно, еще найдете друг друга…
– Разве что при трех условиях: Смагин и Летчик сдохнут раньше меня, Настя перестанет смотреть на меня снисходительно, а я научусь ее понимать, – горько усмехнулся я.
– Слушай, Логинов, – Джихад замерла и посмотрела на меня исподлобья как на дурня, завалившего третью пересдачу. – Не забывай, пожалуйста, какой стаж у меня и какой у тебя. Пей коньяк, будем бутылку добивать…
Так я попрощался с одним из лучших друзей в этих негостеприимных стенах и приступил к административной работе: в тридцать один год стал самым молодым завкафедрой в истории ИПАМ. Я был готов к тому, что будет тяжело, но знал, что справлюсь.
Минусом будет то, что свободного времени станет значительно меньше, зато откровенным плюсом и компенсацией будет почет и уважение. Я ожидал, что еще одним преимуществом станет возможность назначить Настю своим замом – ведь им должен быть тот, с кем комфортнее всего работать. Но Смагин категорически возражал против ее кандидатуры. Он сказал, что это перебор, что молодому заведующему нужен опытный заместитель. Навязал мне Филимончука – помните, того самого, который в гостях у Смагина все вишни съел? Филимончук – философ и политтехнолог, бывший работник киевской мэрии. Оценив ситуацию, я понял: ректор прав – этот будет как раз на своем месте. Тут не было места личным привязанностям.
Но главный сюрприз сезона преподнес Леша, придя пятничным вечером в «Портер» на Лукьяновке, где мы с Ильей уже допивали по второй кружке.
– Все. Гуляем! – объявил он.
– А что так? Презерватив в твоем кошельке отмечает пятилетний юбилей? – поддел Илья, уже добротно окосевший от убойной смеси пива с недосыпом.
Я одобрительно закивал и дал Виноградову громкое и высокое «пять». Леша опустил глаза в пол, пожал плечами и скромно объяснил:
– Не, мужики, я женюсь…
– Наконец наш старый холостяк решил пустить корни, – изрек важно Илья, немного помедлив. – Проблема с женихом на твоей свадьбе решена, осталось только найти невесту, но для тебя это, как мы все понимаем, не проблема. Я вот, например, рад за тебя. Если так, то и я объявлю о своих планах: мы с Инной решили забеременеть.
– А я кафедру возглавил, – добавил я. – Теперь Настя будет моей подчиненной, и мне будет проще, злоупотребляя служебным положением, ее трахнуть.
– Давно пора, – согласился Илья.
– За то и выпьем, аминь!
Мы столкнулись кружками, выпили и повернулись лицами к Леше, который очень серьезно взирал на нашу клоунаду немигающими глазами.
Я продолжал распинаться:
– Ко мне с февраля придет работать дочь Яши Стахановского – если я, конечно, к тому моменту выпихаю Лосева с кафедры. Давай познакомлю с ней? Женитьба по расчету – не самый плохой вариант, как видишь по моим сытым наглым глазам, не так ли?
– Я женюсь на Оле. Свадьба в конце октября. И если вы, два барана, перестанете паясничать, я даже приглашу вас обоих на свадьбу. А если не перестанете, то лица топором разрисую. Обоим.
Теперь самое время объявить гоголевскую пауза.
Долинский женился на своей Марине, когда мы с ребятами были студентами-активистами, что не помешало нашему старшему другу пригласить нас если не на свадьбу (потому что уж больно важные люди там присутствовали, чтоб их с нами сводить), то хотя бы на мальчишник.
Именно после того празднования Леша пожаловался:
– Нет, мужики, вы двое когда будете жениться, чтоб даже не думали о таких мальчишниках. Да что это за праздник такой – собрались в сауне, накидались в дровень, в прорубь прыгнули и поотключались? Я хочу такой мальчишник, чтоб память потерять. А Долинскому за это дело – незачет.
Мы с Ильей запомнили это, но со своими гулянками просчитались. Я свел свой последний вольный пир перед рабством у Смагиных к разгрому караоке-зала одной из «Мафий» (спросите про невменяемого идиота в галстуке с оленями, который надел на голову винегрет и объявил себя будущим ректором ИПАМ – это я был, да-да!). На мальчишнике у Ильи вообще появилась Инна. Ну, она не сидела с нами, разумеется – просто притащилась в бар посреди гулянки под каким-то благовидным предлогом типа «как дела, родной?». Естественно, что все очарование праздника было разрушено.
Поэтому, когда наконец наступил тот день, когда мы узнали, что могучая спинушка Леши будет оседлана Ольгой…
Кем? А кто она вообще такая? Как выглядит? Где и когда они познакомились? Почему мы о ней никогда не слышали и не видели их вдвоем? А Леша не говорил мне, как и прочим, по простой причине – не верил, что с ней выйдет нечто серьезное. Он со студенчества не заводил длительных отношений: либо сам не выдерживал «вопиющей тупости и безграничной унылости» девушек, либо те бежали от «мелочного придиры», не осознавая, кого теряют. А помощник юриста Оля, пришедшая на стажировку в «Строльман энд партнерс», была, во-первых, не унылой, во-вторых, не тупой, и в-третьих, она легко переносила все слабости нашего друга, поскольку была от природы и по воспитанию девушкой терпеливой и воспитанной. К тому же, на Лешино и наше счастье, эта девушка оказалось еще и достаточно красивой, чтоб не подпадать под клеймо «буренка».
…И когда наступил день, в который мы узнали, что могучая спинушка Леши будет оседлана Ольгой, мы с Илюхой засели в моем кабинете и призадумались, как бы этак устроить, чтоб весело получилось.
Илью осенило:
– Ты «Доктора Хауса» видел? Помнишь мальчишник Чейза?
– Ага, ну и? Где мы возьмем…
– Да подожди ты! Все возьмем, все найдем – и сделаем другу по высшему разряду – я же
– Согласен. А деньги у него возьмем?
Илья перепугано постучал по лбу двумя пальцами:
– Ты че? Это сюрприз будет! В Фонде предусмотрены ежеквартальные расходы на помощь обездоленным.
– Да-да, идея гуд. Вот и поможем, хотя бы одному. Назовем это так: «Спасение рыцаря, лишенного свободы!»
– Коля, не для всех брак – это тюрьма, не забывай, – поправил Илья. – Не будь таким женофобом.
– Да ты заколебал бравировать своими идеальными отношениями! – нараспев пробормотал я. – Прямо все у него хорошо, посмотрите на него!
– Прости, забыл, что у тебя на это дело гештальт не закрыт, – друг спрятал улыбку в ворот рубашки. – И как сильно ты ненавидишь свадьбы? Как опаздывающих студентов? Как правых консерваторов? Как летчиков? Как священников? Как президента, за которого голосовал? Как заезженные цитаты? Как блевать по утрам? Как оливки? Как печень в сметане? Как Одессу? Как первый снег?
– Патефон заело, что ли? Каком вбок! – отмахнулся я. – Ненавижу, как блюющего оливками в сметане на первый снег в Одессе летчика-священника! Кстати, есть у меня такой знакомый, правда, он бортинженер-священник, а не летчик: жадный, завистливый, тьфу… В общем, падла редкая, да еще и казну разворовывал. И, не поверишь, сейчас в Одессе живет! Расстригся, ушел из церкви и купил стрип-бар на Мясоедовской. Называется «Обнаженка от отца Онуфрия». У меня там дисконт пять процентов, хотя я просил тридцать – зажилил, остолопина бородатая.
– И что из этого правда? – привычно уточнил Илья.
– Ни единого слова. Только что придумал. У меня настроение общительное.