— Чего?
— Чем. Ты. Занимаешься.
— Я хожу в школу. В Вероне. В следующем году перехожу в старшие классы.
— В самом деле?
— Ну да.
Бренда придвинулась ближе. Теперь она сидела так близко, что я ощущал запах мятного дыма, запутавшийся в ее кудрявых волосах.
— Я не об этом спрашиваю. Чем ты занимаешься, когда ты — это просто ты.
Я слышал, что студентки обожают философские разговоры о смысле жизни и прочей ерунде. Способны чесать языками ночи напролет. Поэтому я на секунду задумался. И дал честный ответ:
— Я люблю рисовать.
— Ты художник?
— Нет. Я бы так не сказал. Я просто люблю рисовать. Я нарисовал клоуна на этикетке для спичечного коробка. Хотел поступить в Заочную школу знаменитых художников. Но провалился.
Она улыбнулась и снова полезла в свою пляжную сумку.
— Покажи мне. — Она протянула мне шариковую ручку «Бик». — Я буду твоим судьей.
— Я обычно работаю маркерами…
— Покажи мне.
«Ну хорошо».
— У тебя есть какая-нибудь бумага? — спросил я.
Она протянула мне свой экземпляр «Над пропастью во ржи».
— Нарисуй внутри. На пустой страничке перед титульным листом.
— Ой, я не смогу этого сделать.
— Дейв, это не библиотечная книга. Она моя. Я хочу, чтобы ты в ней что-нибудь нарисовал.
— Ты уверена?
— Да.
— А что, если я все испорчу?
— Не испортишь. Рисуй.
Я открыл обложку. Начал рисовать на чистой странице внутри.
— У тебя красивые глаза, — сказала она.
— Спасибо. Они светло-карие, — ответил я, не поднимая глаз от наброска. — И меняют цвет в зависимости от того, что на мне надето.
— Очаровательно.
Опершись руками о песок, она встала на колени, чтобы посмотреть, как я рисую.
Дыхание у нее было тихое и учащенное.
Я давно заметил у себя способности к рисованию комиксов. Еще ребенком я читал много книжек с комиксами. И в самом деле участвовал в конкурсе для поступления в школу Знаменитых художников. Только я нарисовал скунса Бинки, а не клоуна. Потом я взял у них два заочных урока. Свои работы я отсылал им по почте. И каждый раз, бродя по магазинам, я обязательно заходил в «Б. Далтон» и листал эти чудовищных размеров книги об искусстве Микеланджело и Да Винчи. Впрочем, на произведение искусства, созданное мною для Бренды Наррамор, меня вдохновила, скорее, школа Билла Галло, отраженная на спортивных страницах «Нью-Йорк дейли-ньюс».
Я изобразил ее бейсбольным кетчером с бутылкой ржаного виски в ловушке.
— Voila!
— Мило, — еле слышно произнесла Бренда хрипловатым от бесчисленных сигарет шепотом. — Подпиши.
Я подписал.
— Я хотел нарисовать с буханкой хлеба, — пояснил я, выписывая замысловатую подпись, которая по сей день является моим автографом. — Но бутылку рисовать легче. Да и как бы ты поняла, что это ржаной хлеб? Пришлось бы рисовать какие-то семечки или что-то еще…
Я молол всякую ерунду, потому что теплая ладонь Бренды Наррамор осторожно ползла по моему колену, постепенно взбираясь все выше. Вот она уже легла на мое бедро и теперь двигалась не только вверх, но и вниз. Ширинка моих отрезанных джинсов стала похожа на походную палатку.
Внезапно Бренда встала. Теперь она возвышалась надо мной подобно Колоссу Родосскому, если бы у мистера Колосса были длинные, покрытые золотистым загаром ноги. Она стащила через голову свою полупрозрачную крестьянскую блузу, встряхнула спутанными кудрями.
— Дэвид, ты когда-нибудь рисовал обнаженную натуру?
Она протянула мне руку.
И так же, как в этот субботний вечер сделали до нас другие мальчики и девочки, мы ушли от костра, чтобы уединиться в дюнах.
Мы скользнули за покрытый морской травой песчаный холм.
— Я никогда… — забормотал я, когда она начала расстегивать мои джинсы.
— Не переживай. Я все сделаю сама.
Ее тяжелая грудь покачивалась, а пальцы ловко расстегнули молнию.
— А как же…
Она приложила палец к губам.
— Тс-с… Ты просто нервничаешь.
Я кивнул. Я и в самом деле очень нервничал.
— Вот… — Она сунула руку в свою пляжную сумку и нашла смятую пачку «Дорала». — Покури. Это тебя успокоит.
— Я думал, что обычно курят… ну… после всего.
Она прикурила две сигареты сразу.
— Покурим, Дейв, покурим.
И вот тут я его и увидел. Позади нее. Сразу за ее плечом.
Она протянула мне сигарету. Я ее не взял.
— Дейв?
Я уже не обращал на нее внимания.
Да и как я мог?
И кто бы смог на моем месте?
В десяти футах позади Бренды Наррамор, притаившись в тени, стоял демон дюн! Это был древний, дряхлый старик… нет, скорее скелет старика. Острые кости выпирали из-под туго обтянувшей их кожи. Он горбился от боли, как будто его позвоночник скрутило в кривой горб. Это существо было облачено в какой-то белый, похожий на саван, балахон, доходивший до колен и открывавший взору костлявые босые ступни и многочисленные раны на ногах, как покрытые струпьями, так и сочащиеся сукровицей.
Я оттолкнул Бренду. Грубо. Прикуренные сигареты, которые она держала в руке, очертили огненные траектории и, подобно кометам, вонзились в песок. Я отчаянно затеребил молнию на джинсах, торопясь застегнуться.
— Это…
Она посмотрела туда, куда смотрел я. Туда, куда я показывал.
— Что?
Она ничего не увидела.
К сожалению, мне повезло меньше.
Зловещее облако, закрывавшее луну, сместилось в сторону, давая ночному светилу возможность озарить чудовищно изнуренное лицо демона. Под складками наброшенного на голову капюшона я увидел морщинистые впалые щеки. Зияющую дыру на месте рта. Никаких волос у него не было. Даже над черными глазницами. Ресниц, разумеется, тоже. Только распухшие и выкатившиеся наружу глазные яблоки перепуганного эмбриона.
Я помню, что тихонько заскулил.
— Дэвид?
Мое поскуливание перепугало Бренду насмерть.
Мне уже было все равно.
Я в панике начал пятиться назад, карабкаться по склону дюны, пытаясь добраться до верха этой жуткой песчаной ловушки и убежать от этого доступного только моему зрению демона.
Тут я услышал, как хрипят, борясь за каждый вдох, ссохшиеся легкие существа. Это было похоже на храп в обратную сторону. Его грудь раздувалась, как воздушный шар, из-за чего съежившееся лицо корчилось от непереносимой боли.
В этот момент Бренда меня бросила.
— Эй, ребята! — кричала она, убегая и пытаясь прикрыть руками грудь. — Ребята-а!
Я тоже хотел бежать, но мои ноги были парализованы.
Демон дюн, шатаясь, шагнул вперед. Он сипел, и на меня обрушилось ужасное зловоние смерти. Он поднял правую руку и ткнул в мою сторону отвратительно длинным костлявым пальцем.
— Кто ты? — заикаясь, прошептал я, хотя и так знал ответ.
Демон был моей пьяной галлюцинацией. Моим истощенным розовым слоном. Похоже, пиво и вино не всегда разрешено пить. «Вино и пиво — ужасно некрасиво», — промелькнуло у меня в голове. И не только некрасиво, но еще и очень страшно. Особенно если речь идет о шести банках пива, разбавленных половиной бутылки медицинского спирта с земляничным ароматом.
Особенно после историй о привидениях.
Я решил, что это существо является кошмарной манифестацией дремлющего во мне чувства вины, присущего всем католикам. Иллюзией. Чудовищной реинкарнацией моего неукротимого стыда из-за того, что мы чуть было не сделали с Брендой Наррамор. Именно об этом предостерегали нас монахини. Ко мне явился сам Смертный грех в образе воплощения Смерти. Я не был женат на мисс Наррамор, но я видел ее обнаженную грудь. И я чуть было не пал еще ниже.
Я заслуживал того, чтобы меня пытали черти и демоны, порожденные моим собственным воображением.
Существо подходило все ближе, и я уже ощущал зловоние прогорклого мяса, сочащееся из его разинутого рта.
— Остановись! Сейчас же!
Он прохрипел эти слова еще раз.
— Остановись! Сейчас же!
Я осторожно и неловко поворачиваюсь на постели.
Я пытаюсь не разбудить жену.
Почему я вспоминаю субботу шестнадцатого августа 1975 года?