зательно нужно продолжить учебу. Спасибо за все,
что ты делаешь для меня. Спасибо, что ради меня по-
шла на такой шаг – продала свои волосы.
– Акива, у тебя нет повода для печали, ведь
то, что ты научишься писать и читать, дороже, чем
то, как я выгляжу. И кстати, зачем мне длинные воло-
сы, когда ты уезжаешь? Меня интересует только один
мужчина на земле, и если его нет рядом, то для кого
тогда мне их распускать? Ты хочешь, чтобы кто-то
другой любовался моими длинными волосами? —
улыбаясь, произнесла Рахель.
– Нет.
– Вот и мне этого не нужно, у меня есть ты,
и я хочу, чтобы всю жизнь ими восхищался только ты
один.Акива был тронут поступком Рахель. Он крепко
обнял ее и пообещал:
– Рахель, я буду учиться день и ночь и сделаю
все возможное, чтобы твои усилия не оказались на-
прасными. Я даю тебе слово, что, когда выучу Святое
Писание и вернусь домой, то непременно куплю тебе
украшение «Золотой Иерусалим» в благодарность
за все, что ты делаешь для меня.
Рахель с улыбкой кивнула и сказала:
– Спасибо, любимый. Думаю, что к тому време-
ни у меня уж точно отрастут волосы, и, распустив их,
я надену эту диадему.
Затем Акива, которому с каждой минутой было
все сложнее расстаться с Рахель, чтобы не передумать,
крепко обнял ее, попрощается и отправился в город
Явне».
После нескольких прочтений этого действия и од-
ной репетиции Джули почувствовала, что очень уста-
ла. Утренняя поездка в Лондон на прослушивание
тоже давала о себе знать. Было уже пол-одиннадцатого
вечера, и Джули решила немного отдохнуть. Собрав
со стола все листы, она разложила по порядку и убра-
ла на полку. Затем, пройдя на кухню, достала бутылку
апельсинового сока из холодильника и, предваритель-
но взболтав, наполнила стакан.
Удобно расположившись на диване, мисс Уотсон
думала о словах мистера Гоулда – что ей нужно по-
любить свою героиню, постараться понять ее мотивы.
Однако она осознавала, что даже после пяти месяцев
репетиций не может полностью понять мотивацию Ра-
хели и относиться к ней с должной симпатией. Хоро-
шо, конечно, что у них все так закончилось, но вероят-
ность столь благоприятного развития событий весьма
невелика…
Устав от размышлений, она некоторое время лю-
бовалась новой картиной.
Майнц, Германия, 15 ноября 1929 года
– Как тебе спектакль? – спросил Гарри, подавая
пальто своей прекрасной спутнице.
– Замечательно. Я так давно не была в театре,
что забыла, насколько прекрасное это искусство, —
произнесла Лея.
– А я часто посещаю театр. По-моему, это самое
высокое искусство, так как между актерами и зрите-
лями в зале происходит прямое общение, это сродни
магии. Я часто сижу в зале и жалею только об одном —
что я не режиссер.
– Ты врач, а это не менее достойная специаль-
ность, – успокоила его Лея.
Когда пара вышла из театра на свежий воздух, мо-
лодой человек произнес:
– Мне очень не хочется расставаться с тобой.
Пойдем в ресторан или, может быть, просто погулять…
– Я не голодна, да и в столь поздний час я уже
не ем.
– Сейчас всего девять вечера…
– После шести вообще не ем, слежу за фигурой.
Если ты не против, хотелось бы просто пройтись. Сей-
час прекрасный ноябрьский вечер.
– Как скажете, фрейлин.
Спустившись по ступенькам театра, они напра-
вились к городской набережной. В этот осенний ве-
чер в Майнце стояла прекрасная погода. Несмотря
на поздний час, на набережной было довольно людно,
гуляли влюбленные пары и родители с детьми…
– Как ты представляешь себе идеальную се-
мью? – спросила Лея, глядя на проходящую мимо
пару с детьми: ребенок лет пяти держал за руку отца,
а мать везла коляску с младенцем.
Немного подумав, Гарри ответил:
– Муж, жена и как минимум двое детей, бегаю-
щих по дому, они шумят, играют… Наверное так, а ты?
– Муж, жена, сын и дочь. По крайней мере, я всег-
да представляла идеальную семью именно такой.
Гарри с каждой минутой все больше убеждался
в том, что Лея именно тот человек, которого он ждал
всю жизнь. Он остановился, взял ее за руки и, глядя
на нее нежным взглядом, произнес:
– Лея, мы с тобой будем прекрасной парой, я буду
тебя очень любить, и ты родишь мне прекрасных детей.
– Ты уже так уверенно об этом говоришь? Вооб-
ще-то я еще не ответила согласием на твое вчерашнее
предложение…
– Хорошо, не будем торопить события. У тебя
есть еще несколько часов для раздумья, а пока давай
посидим около реки, здесь прекрасный вид и звезды.
Они подошли к скамейке, с которой открывалась
панорама реки. Какое-то время они сидели и смотрели
на небо, а потом Лея спросила:
– Ты закончил рисовать картину?
– Да. Это моя первая серьезная работа. Мне очень
нравится искусство, и хотелось бы сделать целую се-
рию картин и в старости организовать выставку. В глу-
бокой, глубокой старости…
– Ты так романтично говоришь о старости, а я вот
очень боюсь постареть. – Лея пристально посмотрела
на Гарри. – Если бы у тебя была возможность, хотел
бы ты никогда не стареть и жить вечно?
– Я много думал об этом, но каждый раз прихо-
дил к мнению, что нет. В вечной жизни не будет ника-
кого развития. А так ты постоянно подгоняешь себя,
чтобы больше успеть… А ты?
– Если мы не берем в расчет вариант вечной мо-
лодости, то тогда я хочу пожить лет до пятидесяти,
пока еще сохраняется красота. А потом – или больше
не стареть, или умереть…
– Я тебе этого не позволю, ты для меня и в семь-
десят останешься красивой. Внешняя красота – это
просто оболочка. Если человек красив изнутри, то это
навсегда. Я уверяю тебя, ты и в пожилом возрасте
сохранишь привлекательность, и я даже через пятьде-
сят лет, когда у нас будут дети и много внуков, не пе-
рестану смотреть на тебя с восхищением.
– Ты уже все распланировал? – с ухмылкой
спросила Лея.
– Да, я давно решил, что мне нужна только одна
женщина, которой могу посвятить всю свою жизнь
и, встретив тебя, Лея, понял, что это именно ты, —
внимательно смотря в глаза девушки, произнес Гарри.
– Если как ты говоришь, что уже все распланиро-
вал до глубокой старости, тогда скажи, как бы ты хотел
покинуть этот мир?
– Ну и вопросы у тебя… – почесал голову Гарри.
– Разве ты никогда об этом не задумывался?
– Наверное, как и все остальные: в глубокой ста-
рости, рядом с любимым человеком.
– А поконкретнее?
– Погоди, надо подумать… – неуверенно ответил
Гарри. – Если конкретнее, то, наверное, в преклонном
возрасте, глядя на свои картины… Чтобы играла клас-
сическая музыка, предположим, Бетховена… И самое
главное – чтобы рядом был любимый человек. А ты?
– Я часто об этом думаю. Скорее всего,
в Иерусалиме.
– Почему именно там?
– Мой дедушка был раввином. Однажды в компа-
нии других раввинов он посетил Иерусалим. Дедушка
много рассказывал об этом древнем городе, о незабы-
ваемых впечатлениях, о том, какие эмоции пережил,
вступив в старый город Иерусалима и помолившись
у стены, которая осталась от Храма.
– Не знаю… Я как-то нейтрально отношусь
к религии.
– Я тоже не могу причислить себя к религиозным
людям, – сказала Лея, – но там наша родина. Сейчас
1929 год, и только представь, что через две тысячи лет
скитания люди начали ездить туда и заново обживать
эти земли. И я думаю, что это некий знак.
Гарри поразмыслил над ее словами и ответил:
– Я с тобой согласен, в этом есть некая истори-
ческая справедливость, но если быть откровенным,
я не считаю Палестину своей родиной, даже истори-
ческой. Не знаю почему, но меня туда совсем не тянет.
Моя родина здесь, в Германии, в том месте, где я ро-
дился и вырос.