должал расспрашивать раввина Гарри.
– Вечерняя молитва уже закончилась. Вы можете
пройти в зал, расположиться в одном из кресел и, об-
ратив взгляд к шкафу, где лежат свитки Торы, произне-
сти молитву.
Поблагодарив раввина, Гарри отправился в зал
синагоги, где уже практически никого не осталось,
кроме двух молодых ребят, что-то изучающих в пра-
вом углу. Он подошел поближе к шкафу со свитками,
сел в кресло и, закрыв глаза, начал свое обращение
к Всевышнему.
– Прости меня, пожалуйста, но я не знаю,
как принято к Тебе обращаться. Тебе, наверное, из-
вестно, что мое имя – Гарри, я стоматолог, а имя моей
супруги – Лея, она – учитель младших классов…
Я несколько раз посещал синагогу в раннем детстве,
когда был жив дедушка. Но рос я в светской, интелли-
гентной семье, где к религии относились нейтрально.
Прежде я никогда не обращался к Тебе с просьбами,
но, наверное, правильно говорят, что люди приходят
к Богу, когда все другие варианты уже исчерпаны,
а у меня сейчас именно такой момент.
Гарри собрался с мыслями и продолжил:
– Мы с женой очень хотим детей и многое
для этого делаем, но пока не получается. У меня много
друзей-гинекологов, мы обращались к ним, но не ус-
лышали ничего определенного – только разводят ру-
ками и советуют надеяться и ждать… Мы с Леей лю-
бим друг друга и очень хотим иметь детей. Возможно,
в твоих глазах я этого и не заслуживаю, но дай нам
ребенка, хотя бы ради Леи. Она очень внимательная
и заботливая, и если я не смогу подарить ей ребенка,
стану самым несчастным человеком на свете. Наши
отношения вначале были теплыми и дружескими,
но без ребенка мы все больше отдаляемся – каждый
в свой угол.
Гарри вздохнул, глядя на шкаф со свитками Торы.
– Да, я признаю, что хочу детей не так сильно
как Лея, – продолжил молодой человек свою мо-
литву. – Меня мучают мысли о непрекращающемся
детском плаче, о бессонных ночах, о том, что мы уже
не сможем быть свободными, как раньше, но я обещаю,
что исправлюсь. Может быть, когда у нас родятся сын
или дочь, я изменюсь и буду любить их больше жизни.
По щекам Гарри потекли слезы. Он, не отрывая
взгляда от шкафа, говорил:
– Не знаю, за что так наказываешь нас и в чем
мы провинились, но прошу простить нас. Простить
хотя бы за то, что мы очень сильно любим друг друга,
и каждый готов сделать для своей второй половинки
все. Да, мы еще молоды, и я бы еще подождал, но моя
жена очень хочет детей, так как не видит дальнейше-
го смысла своего существования без них. Я постоян-
но успокаиваю ее, что у нас еще вся жизнь впереди,
но Лея устала ждать. Ты же и сам знаешь, что ради нее
я готов на все, меня уже не так пугают детский плач
и бессонные ночи. – Гарри достал из кармана платок
и вытер мокрое от слез лицо. – Врачи говорят, что это
может занять годы или даже десятилетия, но верую-
щие люди считают, что Ты всемогущ и для Тебя нет
ничего невозможного. И если Ты подаришь нам детей,
знай, что мы будем хорошо заботиться о них и очень
любить их…
* * *
Джули смотрела на картины и ловила себя на мысли,
что могла бы часами любоваться ими. Однако было
уже поздно – перевалило за десять. Она заварила чай
и, заедая его малиновым вареньем, принялась повто-
рять свою роль. Перечитав и освежив в памяти сце-
нарий, легла спать. Наступал очень важный для нее
день – премьера спектакля «Акива и Рахель».
Шестая глава
Среда
День премьеры выдался для мистера Гоулда, Джули,
Чака, Криса и директора театра мистера Питера Дрей-
сона очень волнительным. С утра режиссер провел
с актерами генеральную репетицию, где мистер Гоулд
мог указать на ошибки и дать последние наставления.
Вся эта многомесячная работа не прошла зря, и пре-
мьера спектакля «Акива и Рахель» состоялась успеш-
но при заполненном зале. Зрители долго аплодирова-
ли стоя – впечатленные блистательной игрой актеров
и мастерством режиссера. После спектакля мистер Го-
улд собрал актеров и горячо поблагодарил их за про-
деланную работу. Мистер Дрейсон был удивлен таким
успехом и тоже поспешил поздравить всех, после чего
артисты разошлись по гримеркам. Как обычно, моло-
дой посыльный доставил Джули цветы от неизвест-
ного воздыхателя, и все попытки узнать, кто же сей
джентльмен и присутствовал ли он сегодня на спекта-
кле, были тщетны.
Смыв грим, поразмыслив о жизни и придя в себя
от шума аплодисментов, крайне уставшая, Джули от-
правилась домой. Самой заветной ее мечтой в данный
момент было присесть на диван и вытянуть ноги,
а еще лучше – какое-то время полежать и отдохнуть.
Ее очень утомило напряжение, сопровождавшее эту
премьеру, и было необходимо побыть одной.
Майнц, Германия, 4 ноября 1939 года
Лея жила в браке с Гарри уже десять лет. Их отно-
шения стали еще крепче и теплее в 1933 году, когда
ровно через девять месяцев после посещения сина-
гоги, у них появились дети. С рождением близняшек
Моники и Хелен, которым 5 ноября 1939 года должно
исполниться шесть лет, жизнь Гарри и Леи стала еще
прекрасней, несмотря на то, что ситуация в Германия
с приходом к власти нацистов в 1933 году ухудшилась.
Видя все происходящее, они дали им немецкие имена,
чтобы в детском саду, а затем в школе и университете
девочкам не приходилось сталкиваться с антисемит-
скими проявлениями.
– Мама, мама, когда придет папа? Мы хотим по-
казать ему наши новые платья! – дергая халат жен-
щины, готовившей ужин к приходу мужа и периодиче-
ски беспокойно поглядывавшей в окно, задорно про-
кричали маленькие белокурые девочки, похожие друг
на друга как две капли воды.
– Скоро. Вы уже прибрались у себя в комнате?
– Нет, я завтра все уберу, – ответила Моника, она
была на час старше сестры.
Нравом близняшки весьма отличались. Старшая,
Моника, обладала более крепким характером и больше
любила отца, тогда как младшая, Хелен, всегда хотела
угодить матери, была к ней очень привязана и посто-
янно старалась находиться рядом с Леей.
– Я уже все прибрала и даже стихотворения выу-
чила, – тихо сказала Хелен, нежно держа свободную
от готовки мамину руку.
– Умница, Хелен. Моника, а ты хоть стихотво-
рения успела выучить? Фрау Ивон предупреждала,
что завтра будет всех спрашивать, и тех, кто не расска-
жет, на следующий год не примут в первый класс.
– Не пойду завтра в детский сад. У меня день
рождения, и я останусь дома. – Моника скрестила
руки и топнула ногой, как делают все капризные дети.
– А я пойду. Завтра мы будем петь и рассказывать
стишки, – смотря на Лею, сказала Хелен.
– Ну вот иди и рассказывай, а я останусь дома
или поеду с папой на работу.
Лея, готовя ужин и понимая, что Моника вот-вот
повысит голос на сестру, сказала:
– Зачем мешать папе на работе и все время отвле-
кать его? Завтра вместе пойдете в детский сад, а уже
потом вернетесь, и мы будем вас поздравлять. Я обя-
зательно спрошу у фрау Ивон, как ты себя вела. Она
часто жалуется, говорит, что ты шумишь и обижаешь
других детей.
– Передай нашей фрау Ивон, что она – большая
ябеда, – сказала Моника.
– Моника, папа же учил, что так нельзя говорить
про взрослых. Фрау Ивон хорошая воспитательница,
– нежно произнесла Хелен.
– Буду говорить, буду говорить! Наша
воспитательница – ябеда!
Закончив мыть посуду, вытирая руки, Лея повер-
нулась лицом к дочерям и нежно произнесла:
– Моника, я не перестаю удивляться: вы же с Хе-
лен близняшки. Как вы можете ругаться и быть такими
разными?
– Мы не близняшки. Я старше на час, а зна-
чит, главнее. А твоя Хелен такая же, как фрау Ивон,