Елена Усачева - Дева. Звезда в подарок

— Приехали, — прошептал он и недовольно присвистнул. Харина ойкнула, зажмурившись.

— Подумаешь! — прошагал мимо Инвер, поддев череп ногой.

Кострище, большая удобная поляна с оставшейся от предыдущих туристов перекладиной для котелка — все это их ждало за кустами.

Ирка еще секунду постояла, переводя дыхание после тяжелого подъема, а когда открыла глаза, то ничего перед собой не увидела. Череп исчез. Дорога была свободна.

— Вот и хорошо, — прошептала она, медленно снимая с себя рюкзак.

Вторая группа почти догнала первую. Присоединившимся к ней Инверу с Мишкой оставалось только перетащить рюкзак через набухшую речку.

Ничего из того, что представляла Юля во время их волнительного перехода, не было — ни палаток, ни костра. Харина сидела на своем рюкзаке и с тоской смотрела в ближайшие кусты. Фединой не было. Она появилась, когда поляна ожила голосами вновь пришедших.

— Это у них семейное, — Сережка кивнул в сторону появившейся из-за деревьев Насти. — С Мустафаевым на пару выгуливают чувства.

— Может, мы отойдем? — жалобно спросила Юля, наблюдая, как Ткаченко с Царицыным вертят в руках свою многострадальную палатку, пытаясь представить, как ее удобней поставить. — Здесь скелет.

— Где скелет? — подскочил Даушкин. Лебедева в ужасе закатила глаза.

— И никакой это не скелет. — Мишка только обрадовался предлогу бросить бестолковую палатку. — Это череп.

Он нашел его в кустах и задрал над головой.

— О! Я его узнаю! — Высокий Сережка легко отнял у него череп, крутанул его в воздухе. — За те годы, что мы не виделись, он слегка изменился, осунулся, отощал, а в целом… — Он развернулся к остальным и торжественно произнес: — Череп коня Вещего Олега — прошу любить и жаловать.

— Брось! Укусит! — шарахнулся в сторону Мишка. Череп полетел на землю, с сухим шелестом прокатился по опавшим иголкам, подпрыгнул на корне.

— Змеи нет, — присела над черепом Катя — неспешная прогулка и перенос тяжестей ей явно пошли на пользу. Выглядела она теперь вполне здоровой.

— К Вещему Олегу этот зверь не имел никакого отношения. — Ткаченко тоже был рад на время отложить решение сложной проблемы с установкой палатки. Он вгляделся в пустые глазницы. — Это была корова.

— Крошечка-Хаврошечка, — радостно хлопнула в ладоши Ивашкина.

— Да! — кивнул Петро. — И если его закопать, то вырастет яблоня. Сажаем? — Он вопросительно оглянулся.

— Не корова и не лошадь, — фыркнул Инвер. — Олень это. Видите, какая узкая переносица.

— Где же тогда рога? — Сережка отнял череп у Ткаченко. — У оленя рога должны быть.

— У коровы, кстати, тоже, — напомнила Юля.

— Опс, — хлопнул себя ладонями по бокам Петро. — Остались без яблок.

— Я же говорил — лошадь! — торжественно потряс над головой черепом Даушкин. — А змею мы сейчас найдем. Палыч говорил, что змей здесь предостаточно.

— И кого она у вас кусать будет? — хмуро поинтересовался Мишка, понимая, что в числе претендентов стоит первым.

— Лучше положите череп обратно. — Олег Павлович вытянул из своего рюкзака белую палатку и теперь сидел на ней, отдыхая. — Он не так просто здесь лежал. Стоянку охранял.

— О! Хорошо алтайцы устроились — на каждом повороте охранник. — Даушкин повернулся к Юле. — Бочарникова, иди, обнимись со скелетом, он для тебя должен быть как родной.

Юля с места не сдвинулась, но на череп посмотрела внимательней. Выходит, на Алтае каждая вещь обладает магической силой. Как интересно!

— Клади, клади, нечего трясти, — подогнал Сережку Олег Павлович. — Это оберег. Дух лошади защищает это место от недобрых людей и злых шаманов.

— Мустафаев! Беги отсюда, пока тебя не затоптали! — заржал Сережка.

— Иди ты знаешь куда? — разозлился Инвер и, правда, пошел прочь от лагеря.

Сережка же бухнулся на колени, качнул над головой черепом и стал медленно всем корпусом нагибаться к земле.

— Поклонимся же великому Духу дороги, беспощадному Стражу рек, ручьев и озер, могучему Хранителю нашего покоя и Навевателю приятных снов.

Череп осторожно положили под куст.

Мишка хихикнул и тоже плюхнулся на мокрую землю.

— Ура! — воскликнул он и ударился лбом о землю, удачно встретившись с прикрытым опавшей хвоей корнем. — Ой! — тут же раздалось следом, и все весело попадали на колени, вознося хвалу всем духам, что сейчас витали у них над головами. Юля постаралась выбрать место посуше, подложила под колени ладошки, осторожно присела, склонила голову.

— Помогите! — попросила она небо над головой. — Это же вам ничего не стоит.

— Обормоты, — довольно проворчал Палыч.

И тут же все неприятности сегодняшнего дня отправились в прошлое. И страшная ссора около костра, и дождь, и сердечный приступ. А главное — на время можно было забыть все то, что их ждало впереди.

Но пока опускались сумерки, пока горел костер, пока закипала в котелке вода для чая, а на пенке были щедро выложены пакет сгущенки и упаковка сухарей, все было не так уж и плохо.

Их охранял сам дух Алтая, так что можно было ничего не бояться. Олег Павлович спал в большой белой палатке. Две остальные палатки пристроились рядом. Пока было светло, Юля прикрепила хлястики к зеленому тенту, и теперь палатка стояла более-менее ровно, даже натянута была как следует. Проблема осталась одна — кто будет спать с Палычем в «Зиме».

— Я мертвых боюсь, — прошептала Лебедева, которой и так пришлось мириться соседством с черепом.

— Ага, совсем мертвый! — хихикнул Сережка, делая страшные глаза. — Слышишь, храпит? Только мертвые так умеют!

— Чего вы заладили — «мертвый, мертвый», — одернула их Катя. — Никто пока не собирается умирать!

Ей было страшно, но деваться некуда. В палатке девчонок места не было, туда без предупреждения вернулась Федина. Постелила свою пенку, кинула спальник, давая понять, что эту ночь она проведет здесь. Ивашкиной место было только в «Зиме». Да и Сережке тоже. Но это его, кажется, совершенно не волновало.

— А если он все-таки помрет? — не унималась Лебедева.

— Не каркай! — напустился на нее Мишка. — Он еще тебя переживет. Посидим пару дней, Палыч оклемается, мы обратно пойдем…

— И по дороге съедим самых говорливых, — поддакнул Сережка. — Ты посчитай, сколько нам спускаться нужно! Никаких продуктов не хватит.

— А мы экономить будем, — со значением произнес Царицын, пряча в кулаке четыре кусочка сахара. Чай вскипел, и все потянулись к своим кружкам.

Какое-то время слышались только громкие прихлебывания — чай был обжигающе горяч, но именно такой и хотелось пить сейчас, когда со всех сторон обступает тьма.

Юля смотрела на свою желтую кружку с фазанами на боку, на белесый парок, поднимающийся над пахучим чаем, и ей снова вспомнились слова Хариной: «Это все из-за тебя! Если бы не твой дневник!»

Виновата, виновата… Но Палыч ведь и до этого плохо себя чувствовал. Раньше это как-то не бросалось в глаза, но сейчас ясно вспоминалось — бледность, частые остановки, ленивые движения. Конечно, утренний скандал сыграл свою роль. А значит, все-таки виновата.

Она оглядела ребят, говорящих о всякой ерунде, лишь бы случайно не затронуть самую страшную тему — что делать дальше. Сейчас вечер, тучи разошлись, их ждет холодная, пронзительно-звездная ночь. За ней придет утро, когда решать этот вопрос придется. Об этом знают все, но молчат. Говорят о мертвых, о привидениях, еще немного — и начнут страшилки рассказывать. Но ни слова о завтрашнем дне. Конечно, можно рассчитывать, что за них все решит Палыч. Проснется, скажет, что выздоровел, и можно в том же темпе топать вперед к Шавлинскому озеру, пройти мимо красивых рек Чуя, Орой, Шабага, Шавла. Они совсем немного не дошли до перевала Ештык-Коль. А за ним где-то далеко-далеко Зеркало Красавицы, озеро, в котором отражаются снеговые шапки гор, где вода холодная, потому что речки, впадающие в озеро, берут начало на снежниках. Вода там стального цвета оттого, что быстрые реки размывают камни и их известковый налет попадает в реку. На озере будет хорошо, и только вечный шум священной реки станет нарушать его тишину.