Наталия Вронская - Девичьи грезы

Лукерья Антоновна, наслушавшись рассказов Ксении, только всплескивала руками да повторяла: «Откуда только силы берутся! Ведь что ни день, то бал, а то и два, три в один вечер! Балы, спектакли, маскарады… Настоящая пытка!»

Прасковья Антоновна на это раз сказала ей, что буквально на днях княгиня N на одном из балов заметила ей:

— Веришь ли, сестрица, она сказала мне так: «Удивляюсь, как еще жива наша молодежь! Проплясать шесть-семь часов кряду! После бессонных ночей я днями бываю совершенно как одуревшая… Всякий день балы, мои силы слабеют!»

— И-и, мать моя… Немудрено… — протянула Лукерья Антоновна.

— А еще… — Тут Прасковья Антоновна покосилась на девиц и, наклонившись к уху сестры, тихо ей шепнула: — Молодая Ленская до того дотанцевалась, что ребенка выкинула. Теперь, говорят, почти оправилась, но муж на нее зол и запрещает ей выезжать…

— Хоть у кого-то в голове разум есть! — ответила ей Лукерья Антоновна. — Хотя и запоздалый, ежели подумать.

— Что это вы там шепчетесь? — капризно спросила Ксения.

— Да я вот матушке твоей говорю, что многие поплатились за беспрерывные эти танцы. Бедная княгиня Хованская опасно больна, и все после танцев в Благородном собрании.

— Еще бы! Столько протанцевать! — поддакнула Ксения тетке.

— И охота вам про такие страсти рассказывать! — воскликнула Лукерья Антоновна. — Да я тебя, Ксения, не пущу более ни на какие такие танцы!

— Да полно, маменька, — жизнерадостно засмеялась Ксения. — Во мне силы станет еще не на один год таких развлечений.

— Не зарекайся, милая моя. Простуду схватишь, с духоты-то на воздух кинувшись… Воды холодной попьешь. Или переутомишься от танцев… Оборони Господь! — Мать ее испуганно перекрестилась.

— Полно, сестрица. Я уж так внимательно за всем слежу, — ответила Прасковья Антоновна. — Будь покойна! Я теперь осторожна, как никогда прежде. И до дурного не допущу…

— Милая тетушка, — подскочила к ней Ксения. — Вы уж так заботливы! — Она порывисто поцеловала ее в щеку. — Сколько я из-за вас танцев пропустила!

— Ах, проказница, — рассмеялись обе женщины.

Саша вторила их смеху, сочувствовала их утомлению от развлечений, обещала, что непременно все это наверстает, и с радостью, но пока еще чувствовала в себе такую слабость, что самая мысль о балах отнимала у ней силы.

Видя такое ее положение, и Ксения, и тетушка, и маменька — все бывали как можно чаще подле нее. Но ничто не развевало ее уныния окончательно. Вдруг, посреди веселья, замрет взгляд, помрачнеет лицо, опустится голова… Доктор, навещавший Сашу, определил, что она страдает от меланхолии, которую, чтоб развеять, надобно много сил употребить и времени.

А как же Владимир? Где же был он? О, он являлся, и довольно часто. И также сидел и рассказывал о происшествиях в свете, читал вслух газету или книгу, расспрашивал о пустяках. Оба, и Владимир, и Саша, чувствовали большое смущение в обществе друг друга. Саша вспоминала, как рыдала в его объятиях. И хотя она смутно помнила то, что говорила тогда, та вольность, которую она позволила себе теперь не давала ей покоя. Ельской же не знал, как теперь ему поступать. Он с радостью и удовольствием объяснился бы нынче же вновь, просил бы ее руки и, не медля, связал бы себя узами брака, но Саша… Она непременно скажет «нет», он не сомневался в этом. И — молчал…

Как знать, сумели бы молодые люди наконец найти общий язык или, быть может, обоюдная их нерешительность и деликатность так и отстранили бы их друг от друга? Может быть, так и случилось бы, если б… Если бы не одна случайность, не одно злое намерение, обернувшееся совсем не так, как предполагалось.

Кузина Анна, ныне баронесса фон Пален, однажды навестила родительский дом. Последнее время она, окунулась в светскую жизнь и мало времени уделяла своим родным. Муж, новая семья — вот что поглощало все ее свободное время. Но тут, узнав о выздоровлении кузины, Анна решила проведать ее по-родственному.

Саша, правду сказать, была не очень рада визиту родственницы. Баронесса приехала разодетая по последней моде, в щегольском экипаже и с самым надменным видом, на какой она только была способна. Держалась свысока и со стороны казалось, что она делает всем одолжение своим обществом.

Поначалу баронесса завела общий разговор, о погоде, светских развлечениях и других мелочах. Затем, с притворной жалостью посмотрев на кузину, сказала:

— Что ж, сестрица, должна признать, что ты и впрямь натворила множество дел… Ах, эта непосредственность, эта провинциальность! Кто бы мог подумать… Погубить такое сердце…

— О каком сердце ты говоришь? — переспросила Саша.

— Ну как же! А князь Владимир? Бедняга…

— При чем же здесь князь Ельской? — покраснела Саша.

Анна пристально взглянула на нее. От новоиспеченной баронессы не укрылся смущенный вид девушки, ее алые щеки.

— Хм… Он безнадежно влюблен в тебя… Как только тебе удалось так завлечь его? Хитрюга! Признайся, ты нарочно мучаешь его?

— Я никого не мучаю! — запротестовала Саша. — И ты, наверное, ошибаешься! Он вовсе не влюблен в меня…

— Да как бы не так. Он бросил все и всех, он отказался от меня! Впрочем, так ему и надо. Теперь я тоже замужем и вполне счастлива. Была бы я счастлива с ним? Не знаю, — задумчиво прибавила Анна. — Он слишком меланхоличен и не в моем вкусе. Теперь я это понимаю.

Саша молчала.

— А ты, я вижу, все влюблена в этого Дмитрия Багряницкого. Или это все поза? Игра? Возвращаться в деревню, поди, не весело… А у матушки моей в доме куда как хорошо всему вашему семейству…

— Так вот ты как судишь? — изумилась Саша. — Ты…

— Постой, постой! — оборвала ее Анна. — Не говори мне, что я не права! Я вижу, ты безнадежно влюблена в Багряницкого и теперь, верно, всю жизнь будешь от того несчастлива, — при этих словах Анна улыбнулась.

— Благодарю вас, баронесса, за столь приятный прогноз, — тихо начала Саша. — Но, надеюсь, он не сбудется. Вам не дано читать в душах и судьбах других людей, и Слава Богу!

— Вот как? — подняла брови Анна.

— Да, именно так. В моем сердце нет любви к господину Багряницкому.

Да, это было именно так! Уж сколько дней назад Саша поняла, что все ее страдания, все слезы, ее болезнь — все прошло. Прошло, как если бы она излечилась раз и навсегда от своего недуга. И это стало так ясно при разговоре с Анной! Именно кузина заставила Сашу понять, что теперь она вполне свободна, спокойна и счастлива. Да, да! Счастлива! Саша улыбнулась и посмотрела на Анну. Та, недоумевая по поводу столь безмятежного вида страдающей, по ее мнению, кузины, не нашлась даже, что сказать.

— Что ж, — только и произнесла баронесса, вставая. — У меня еще много дел… мне пора.

Кузины сдержанно распрощались, Анна уехала, а Саша… Саша задумалась. Она так глубоко погрузилась в свои мысли, что совершенно не заметила, как оказалась в комнате не одна. Неприятную посетительницу сменил новый визитер.

Саша подняла голову и увидела перед собою Владимира. Он молча стоял, глядя на нее, не решаясь прервать ее задумчивости.

— Владимир Алексеевич? — удивленно произнесла Саша.

Конечно, он уже не раз бывал у них со дня ее выздоровления, они виделись и говорили. Но между ними всегда оставалась некоторая недосказанность, сохранившаяся с той их пылкой вечерней встречи, когда Саша узнала о предательстве Багряницкого. До сих пор Владимир ничем не намекал ей на то событие. Но теперь первыми его словами были:

— Нам надобно объясниться, Александра Егоровна.

При этих словах Саша покраснела и опустила глаза.

— Вы позволите мне? — спросил князь.

— Да, — неожиданно твердо ответила она и посмотрела на него.

Помолчав, Владимир начал:

— Для вас не является секретом, Александра Егоровна, те чувства, которые я всегда испытывал к вам. Они еще живы, более того — они сделались сильней. Я люблю вас… Вы видели мое письмо… Боже, как давно это было! Тогда я не решался открыто объясниться с вами. Вы любили другого…