От мыслей этих и приятных воспоминаний меня кашель отвлек, сразу понял, где я и зачем:
— Лара, тебе нельзя курить, у тебя каждый год бронхиты по осени. Бросай это дело, загнешься!
— А тебе не все ли равно? Сдохну — быстрее руки будут развязаны. Хотя ты и сейчас не сильно стреножен, живешь, как хочется. Ты мне только одно скажи — чем она меня лучше?
— Кто?
— Девка эта — твоя новая блядь. Мне тут кое-кто порассказывал, как ты ее возишь в деревню. Ну, скажи, что у нее есть такого, чего нет у меня, что она лучше меня умеет?
— Лара, не начинай.
— Хватит уже мне рот затыкать. Я десять лет живу как на вулкане. Шаг вправо, шаг влево. Надоело. Ты меня в грош не ставишь, не любишь, не уважаешь, презираешь даже. Я для тебя значу еще меньше, чем твоя машина. Да, заботишься, кормишь, одеваешь. Ты машину свою тоже моешь и ремонтируешь. Чтобы она исправно служила и на вид была ничего. А выйдет из строя — сразу другую найдешь.
— Ну, ты сравнила тоже. Я «Фордика» ни на кого не сменяю пока он еще бегает. И с тобой мы неплохо жили…
— Это ты так думаешь, что неплохо. Пришел, денег кинул, наорал, всех построил, а что в душе у меня ты спросил хоть раз? Тебе это не интересно, у тебя другие заботы…
— Да, другие. Как вам с Лизкой денег заработать на Грецию и Китай. Тебе уже Анталья не «катит», тебе надо че-то позаковыристей, а толку-то с ваших поездок? Ты хоть какие-то достопримечательности ребенку показывала, там «чудо света» какое-нибудь, статуи — музеи, птички-зверушки… Ты же таскалась с ней по барам и рынкам, тебя же ничего кроме тряпок и «тоников» не интересует! Еще и трепалась с местными сосунками…
— Да, я тоже хочу успеть мир увидеть, и мне нравятся красивые вещи. Я хочу, чтобы у дочери был хороший вкус. И не думай, что мне в этих поездках было с ребенком легко. Ты нас выкинул в аэропорт и уехал в свой бордель, а я мучайся с сумками по отелям. Тебе же насрать на нас, ты откупился!
— Лара-а… Вот же я какая сволочь, оказывается! А, чего ты со мной — гадом таким живешь, а? Вот мне интересно! Страдаешь со мной столько лет, давно бы ушла к маме и начала новую жизнь. Нашла себе самого крутого мачо, чтобы не только бабки давал горстями, так еще и жопу тебе лизал.
— Новую жизнь! Да ты всю мою жизнь испоганил! Кому я с ребенком стала бы потом нужна! Я даже не смогла доучиться, я лохушка полная, что тебя послушала, надо было сделать аборт.
— Ну-ка, пасть закрой! Лиза услышит.
— Да ей плевать! Она тоже меня не воспринимает! Она эгоистка, такая же как ты. Вы оба меня достали. Я уехать хочу из этого сраного городишки. Я могу сама начать бизнес, у меня все получится, я всегда знала, что у меня талант к торговле. Вы мне здесь не даете дышать, мотаете нервы. Вы держите меня на цепи, как собачонку шелудивую!
— А ты, значит, породистая сука у нас! Истеричка! Лучше заткнись сама или я помогу.
— Ну, давай, давай, ударь меня, придуши, как котенка, давай! Тебя посадят, Лизка с бабушкой останется или сразу в детдом.
Я этой ахинеи стерпеть не мог. Затащил Лариску на балкон, бросил в кресло, случайно рукой зацепил цветок на окне, а потом со злости опрокинул на ковер сразу всю стойку с горшками. Еще поднял один вроде глиняный и в стену кинул рядом с Ларкиной головой. Она съежилась вся, руками закрылась, а мне хотелось еще грохнуть чем-то прямо в стекло, чтобы осколки на асфальт и звон стоял на весь дом. Сразу бы полегчало!
Но потом мне же придется вызывать парней, чтобы вставили пластик, опять деньги тратить, время терять. Тут еще Лиза забежала к нам через кухню, глазенки испуганные. Нет, надо что-то решать, Ларка совсем чокнутая стала, еще вытворит чего с ней.
Присаживаясь на корточки у противоположной стены, достаю сигареты, первую просто крошу в пальцах, разговаривая с дочерью:
— Понимаешь, Лиза, мамка твоя хочет пойти на работу. Говорит, дома скучно сидеть, от безделья и заболеть можно. И еще мамка твоя говорит, что папаша из меня никудышный и муж тоже. Я согласен. Но ты же знаешь, птенец, что я тебя очень люблю и все, что хочешь для тебя сделаю. Почти. Ты уже взрослая девочка, должна все понимать.
Лиза откидывает ногой комья земли с балконного коврика, потом наступает на толстые зеленые листочки какого-то цветка, они слабо хрустят и превращаются в кашицу под ее прорезиненным тапком.
— Да, я все понимаю. Ты и так давно с нами не живешь. Мама нервничает, пьет таблетки. Ей тут плохо. Можно, мы уедем с ней в другой город?
Вот это поворот! Я даже курить не стал.
— И куда это вы собрались? Ну-ка, просвети отца, что вы там замутили опять!
Лиза смотрит на Лару, на меня и вдруг заявляет, что хочет в Питер. Там культура и красота, там она будет ходить в музей и там самые лучшие школы и бла-бла-бла…
Я офигел немного, спрашиваю жену:
— Лара, это как понимать все, твою ж мать?!
— Мне предложили работу. Вопрос с жильем решен. Нам нужно только, чтобы ты спокойно нас отпустил и помог с деньгами на первое время.
— Стой, стой, стой… А как же, «будем жить ради дочери», ты мне чего тут гнала пять минут назад?
— Я хотела посмотреть, как ты отнесешься. Ты же бешеный бываешь, тебе слова поперек не скажи, ты нас зашибешь обоих и вывезешь в лес, как тот псих…
— Чего мелешь, дура! Ты себе кого-то нашла, да? Ну, колись уже, разберем вместе, что да как.
Это хреновая новость, конечно, и год назад я бы отреагировал иначе, а сейчас оно по боку, но надо же фасон держать до конца. Я только чувствую, что под ногами как-то шатко стало, будто на палубе стою. Эта стерва еще под шкуру лезет:
— А ты? Ты кого себе нашел? Видела ее сегодня в магазине, ни рожи ни кожи, одета как старуха. Че ты ей даже шмоток нормальных купить не можешь, совсем дешевую взял?
Я медленно подошел к Ларе, я хотел сделать ей больно, очень больно, чтобы она визжала, как свинья и плевать на соседей, ментов, всех, кто может потом начать со мной разборки. Если бы рядом не оказалась Лиза, все могло кончиться очень плохо для Лары и собственно, для нас всех, я это понял позже. А сейчас только слышал, как за спиной Лиза орет и пытается меня за свитер оттащить от матери. Потом застучали по трубе сверху или снизу, я немного отрезвел, схватил дочь на руки и вернулся с ней вместе на кухню.
Да, пошло оно все к черту! Пусть обе проваливают, если хотят. Иначе я тут наломаю дров. Лиза заплакала, вырвалась от меня и побежала опять к Ларе, рыдала возле нее навзрыд, утешала, а та еще жаловалась, гребаная лицемерка. Мы часто ругались с Ларой, но при дочери никогда еще не было таких диких сцен. Теперь я последнее дерьмо в ее глазах. Что-то, и правда, сердце закололо, довели же спиногрызы! Будто кол в груди встал, не могу вздохнуть, воздуха не хватает.
— Лиза… принеси воды.
Не слышит. Как в пустыне сижу один. И не могу нормально дышать, и рука будто онемела и стоит шевельнуться, как этот кол в груди начинает меня давить.
— Лиза…
Выползли с балкона, мимо меня убрались в комнату, будто меня тут нет вообще. Дернулся, морщась от боли, дошел до чайника, пока наливал воду, половину пролил на поднос и под ноги себе. Потом долго сидел на табурете у стола, не мог подняться, глядел на дверцы кухонного шкафчика и пытался заново научиться дышать. Было трудно. Настю вспомнил.
Сегодня пятница, я хотел ее забрать, позвонил, что заеду позже, а вот с этими заморочками задержался. Теперь никуда не поеду. Просто с места двинуться не могу, надо пересидеть дома. Почему-то вдруг стало страшно. Такая мысль, что все разом отказались от меня: жена, дочь и даже Насте я больше не нужен. Ну, если здраво рассудить, вот доживет она хотя бы до Ларкиных лет, будет женщина в самом соку, а я кто? Даже при самом хорошем раскладе, уже коленкор не тот.
Насте, наверно, потом надо будет нормального мужа и детей. Ладно, я с Ларой разведусь, и что, потом опять женихаться начать? Не хочу. Детей тоже не хочу. Бабы когда родят, будто с ума сходят. Сразу показывают свою природу куриную. И Настя, наверно, такая же. Почему бы ей быть другой? Надоели… Всем нужен здоровый, богатый и чтобы хорошо трахал по расписанию. А-а… Еще, чтобы в душу при этом не забыл заглянуть. Точно!
В зал проковылял, не включая свет, так и лег на диване. Сейчас, главное, дожить до утра, а там будет видно. Завтра первое ноября. Зима близко.