Настя.
Я нарочно не стала ему говорить заранее про день рождения. И вообще не хотела говорить, но он бы сам понял, когда сегодня забрал меня из офиса. Анатолий Иванович отправил Ирину за цветами и теперь у меня на столе в банке стоят три белые розы. Володя бы непременно спросил, кто и по какому поводу подарил мне этот букет. И удивился, что у меня сегодня праздник!
Мы скромно посидели в нашей «офисной столовой», я еще дома приготовила салат и заказала пиццу, на сладкое тортик был — «Пьяная вишня», мой любимый. Оксана Викторовна поругала, конечно, что я только утром сказала про небольшое торжество. А так она бы придумала красивое поздравление и настоящий подарок. Но я и не хотела никаких «громких слов», тем более на работе. Мама мне позвонила утром, потом от подруги «смска» пришла, вроде, больше и некому помнить про этот день.
Володя должен был вечером узнать и порадоваться со мной. Может, мы бы вместе куда-то поехали, завтра же выходной. Я так ждала эту пятницу! Еще и потому, что завтра начинается ноябрь. Это почти зима. Я люблю этот последний осенний месяц.
Хотя бы потому, что заканчивается период октябрьской слякоти, в ноябре земля покрывается снегом, а снег прячет грязь, жалкие остатки палой листвы, окурки, что не успевает убрать дворник, изъяны дорог и обочин. Под первой белой «простыней» город сразу кажется светлее и чище, схватывается морозцем, а воздух бодрит и хочется двигаться быстрее, все вперед и вперед.
Октябрь я всегда хандрю вплоть до дня рождения, а с ноября будто начинается новая жизнь, появляются силы и желание действовать, что-то новое узнавать, что-то менять к лучшему.
У меня было приподнятое настроение с утра, а когда ближе к обеду Володя позвонил сказать, что заберет на выходные как обычно, я вообще развеселилась. Но, оказалось, радовалась зря. Он не позвонил больше и не приехал. Я ждала долго, последней ушла из офиса, как улитка доползла до автобусной остановки и все смотрела-смотрела на мелькающие машины, вдруг остановится рядом знакомый серебристый джип.
Вечер пятницы, «час пик», все едут с работы — в автобусе давка, меня стиснули между телами, я даже держаться за поручни не могла, не дотягивалась. Перед глазами кружился калейдоскоп хмурых, уставших за трудовую неделю лиц, нос забивал едкий запах духов, нет, я такие не люблю, слишком терпкие, мужчина сбоку выдыхает перегар, видно, уже начал выходные отмечать. Кружится и болит голова…
Я выхожу раньше на одну остановку, только чтобы прогуляться по темной улице и немного прийти в себя. Но когда поправляю сумку на плече, вдруг замечаю сбоку тонкий порез «кожзама». Подбегаю к ближайшей скамье у кинотеатра, дергаю молнию, шарю руками в поисках тряпичного кошелька.
Нет… В сумке ни кошелька, ни телефона. Вытащили, украли в автобусе, пока я мечтала о том, как Володя приедет к подъезду и наберет мой номер. Я бы тогда слетела вниз по лестнице, и мы вместе умчались туда, где нам было бы хорошо вдвоем.
Сижу на холодной скамейке, как оглушенная, с ужасом вспоминаю, что в кошельке было три тысячи рублей — внеплановый аванс в честь дня моего рождения. С трудом сдерживаю слезы, стыдно реветь у всех на виду, и это же не конец света со мной случился, надо взять себя в руки. Одно горько — Володя не дозвонится до меня, а сама я никогда не решусь на звонок. Я не имею на это права, я ему почти никто.
В воздухе под оранжевым огнем фонаря кружатся снежинки.
Я всегда считала, что если на мой день идет снег, то весь год меня будет ожидать удача. Примета глупая, детская, но именно сейчас хочется в нее верить. Бреду в сторону своей улицы, еле ноги передвигая, если бы знать, что где-то здесь в этом городе меня ждет родной, близкий человек и я ему очень сейчас нужна, я бы бегом к нему побежала. Но такой уверенности у меня нет. И потому торопиться не хочу, да и сил, кажется, не хватает.
Предчувствие перемен
Владимир.
Долго я заснуть не мог. Все думал-вспоминал про свою жизнь. Что в ней было плохого и хорошего. Вроде выбрался на ровную дорогу, дом завел, дерево посадил на даче, поднимаю дитя. И деньги есть. А удовлетворения нет. Что-то идет неправильно. И от меня почти не зависит. И даже неохота вожжи натягивать. Пусть оно движется само собой. Может, я вчера помереть мог, и меня бы уже сейчас не было, все — конец. И что бы изменилось по большому счету? Да, фигня это все!
Ларка бы даже обрадовалась — богатая вдовушка как-никак, Лизка поныла бы немного, а может, и еще легче перенесла. Дети быстро утешаются. Хм. Почему быстро? Разве я быстро про мать забыл? Я ее ждал. Скучал по ней, она мне даже снилась. Я хотел, чтобы она вернулась и забрала меня с собой, все равно куда, лишь бы с ней жить. Но она так и не объявилась, письма какие-то писала тетке по полстранички, открытки присылала с видом чужого города — цветы и фонтаны. Я их потом изорвал в клочки и на улице сжег.
Отца помню смутно, фотографии спрятаны где-то в коробке в гараже, надо достать, показать Лизе деда. А то живет без корней, вот и нет понимания. Растет как сорняк, сама по себе — Ларка ею плохо занимается. А я? А почему я должен ее воспитывать, если Ларка дома сидит и не работает? А теперь они собираются уезжать и я, вроде, готов отпустить. Так чего же меня так прихватило-то, не пойму.
Насте надо позвонить завтра, узнать, как там дела. Не получится пока встретиться, надо выяснить, что задумали свои. Вот так вернешься в квартиру, а тут ветер гуляет, ищи потом дочь по свету. А, может, Ларка про Питер врет, может она в Эмираты собралась или на Кипр, с нее станется, та еще дура безмозглая. Тогда Лизу не отдам. Ни хрена себе, увозить ребенка «зарубеж», не-ет, все знакомства подниму, никуда их не выпустят вдвоем. Ларка пусть одна к своему шейху катит, рожает ему еще отпрысков.
…. Поднялся только к обеду. Забрякали чашки на кухне, семейка проголодалась, значит. Вышел к ним мятый, небритый — молчат, глаза в тарелках у обоих. Ну, я что, совсем дикий? Что, я буду на них рычать с самого утра… ну, с обеда почти?
— Кофе сделай!
К Лизе подсел, хотел сыра взять, ничего в рот не лезет, будто с жуткой похмелюги, так я же не пил. Надо в баню съездить, выгнать из себя эту хворь. Или таблетки в аптеке спросить. Какие-нибудь от сердца, на всякий случай. Лара поставила передо мной чашку, в угол комнаты отошла и выдала речь:
— Я билет заказала, завтра вечером вылетаю. Лиза пока останется здесь. Я все там улажу и потом ее заберу.
— Не дергай ее этот год, пусть хоть доучится нормально. Школа тут знакомая, друзья…
— Нет у меня здесь друзей! У нас в классе одни крысы и пиявки! И учительница — тупица! Я тоже уехать хочу.
Мешаю горячую бурду в кружке, неохота пить горький кипяток, а молока Лара забыла добавить. Помнит только нужное ей. Отвечаю Лизе:
— Ага! А там тебя будут ангелы ждать и Матерь Божья вместо класснухи? Питер — второй город страны, там народ борзый, тебя — малявку приезжую быстро закоширяют.
Сказал и чуть не поперхнулся. Не понравилось мне это сравнение. Лиза среди «ангелочков». Херня лезет в голову.
— Справлюсь! Зато перспектива будет. Я выучусь и перееду в Канаду жить.
— А че не в Англию сразу? Там хоть принцы живые есть.
Надулась, молчит. Я Ларке говорю: «Задурила девчонке мозги. Затаскала по всяким кружкам, лишь бы самой с ней не сидеть, не говорить. Думаешь, она тебе благодарна будет и в Канаду с собой возьмет? Черта с два!»
Надоело спорить, как об стенку горох. Рад был в душе, что дочь пока остается дома. Ладно, все вроде притихли, успокоились, давай тряпки перебирать, готовить маму к поездке. Я сказал, что до магазина дойду, выбрался из квартиры, как из клетки. Ледышки в лужах хрустят под ботинками, снег вроде ночью пролетал, может, уже не растает, лежат россыпи белых шариков в морщинах застывшей грязи. Пионеры зимы. Уверенно держат фронт.
Набираю Настин номер. Вне доступа. Что за ерунда? Обиделась, говорить не хочет. Пытаюсь еще раз и толку нет. Зло берет, я хочу ее слышать сейчас, просто пару слов, что у нее все нормально. Она еще будет мне нервы трепать!
Продукты купил, уже хотел подниматься домой, решил у Рыжего уточнить насчет Насти. Кошки скребут на душе, может, случилось что. Когда Толян мне сказал про день рождения, я офигел. Я же не знал вообще! Зачем скрывать, я бы все спланировал, на Источник бы съездили или еще куда.