Я кивнула, склонная им верить — ведь и у меня была мысль о том, что нас подобрала некая третья сторона, которая вышла из тени, как только представилась такая возможность.
— Могу я его видеть? — без особой надежды на положительный результат спросила я.
Мужчина театрально вздохнул и отрицательно покачал головой — что ж, я не была удивлена.
— Видеть его вы не можете, но ваша помощь будет неоценима, — сказал мужчина, растягивая губы в любезной улыбке.
— Вы хотите, чтобы я шпионила за Ричардом? — скривившись, произнесла я.
— "Шпионила?" — и мужчина приподнял брови от удивления. — О, нет. Мистер Барретт достаточно опытный разведчик, чтобы хорошо скрывать свои тайны, даже от таких прелестных особ как вы. Хотя… — мужчина наклонил голову набок и взглянул на меня более заинтересованно, — из вас бы получилась обворожительная Мата Хари. Ваша детская невинность обезоруживает любого мужчину. Есть в вас некая одухотворенность и внутренняя сила — вам хочется открыться, доверить свои тайны и исповедоваться в грехах, — и мужчина мягко улыбнулся. — И все же, я предпочитаю вести дела без посредников, мужские дела не терпят женского общества.
— Так чего вы хотите от меня? — более настойчиво потребовала я ответов, устав от его сладких витиеватых речей.
— Дело в том, несравненная Лилит, нам кое-что нужно урегулировать с мистером Барреттом. Решить с ним некоторые вопросы, а также вспомнить и обговорить дела давно минувших дней. Но вы, как особа проницательная, несмотря на ваш юный возраст, уже успели изучить характер мистера Барретта, а в особенности такие его черты, как упрямство и несговорчивость.
Я молчала, ожидая продолжения этого постановочного спектакля, а мужчина между тем ловким движением снял намотанные на ладонь четки и стал их медленно перебирать кончиками пальцев с идеальным мужским маникюром.
Внезапно, его лицо изменилось — оно утратило свою елейность и приобрело реалистичное выражение хладнокровного палача. Он намотал длинные четки на ладонь и, слегка сжав их в кулаке, спокойно, но жестко произнес:
— Мистер Барретт влез в те структуры моего бизнеса, куда ему носа совать не рекомендовалось. Он нарушил связи, которые моя семья создавала многие годы, и теперь я пожинаю плачевные результаты его бурной деятельности. Он перешел дорогу не только мне, но и моим друзьям из сената. Его смерть на данный момент ничего хорошего нам не принесет, так как мистер Барретт юридически грамотно ведет свои дела, и я понятия не имею, на что надеялись его конкуренты, целясь ему в голову. Но это уже не мои проблемы, не правда ли? — словно заигрывая, риторически произнес мужчина. — В любом случае, как оказалось к нашей всеобщей радости, рычагом давления на него можете стать вы, маленькая юная прекрасная Лилит. На данный момент он отказывается с нами сотрудничать, но я уверен, увидев вашу фотографию или видео, он станет гораздо сговорчивее. Не скрою, — хладнокровно продолжил мужчина, — наши методы не самые гуманные, и нам бы совершенно не хотелось применять к вам насилие, так что здесь все в руках мистера Барретта и Всевышнего.
От этой речи, сказанной спокойным тоном, к моему горлу подкатил ком. Я вспомнила подслушанные в машине слова, как можно было сделать Барретта посговорчивей, и меня покрыл липкий пот.
— Почему вы решили, что он дорожит мной? — стараясь сохранять маску хладнокровия, попыталась я переубедить Эфенди в обратном. — Я для него никто — очередная игрушка, купленная им для забавы.
— Все может быть, — равнодушно пожал он плечами. — Если я переоценил ваше влияние на мистера Барретта, мы будем искать другие методы.
Холодно улыбнувшись, мужчина произнес пару слов по-арабски и двое боевиков сделали несколько шагов вперед. Я резко дернулась в сторону, но тут молодой человек, стоявший все это время без движения, сделал жест рукой, и военные остановились. Седовласый мужчина посмотрел на сына, а он в свою очередь опустил взгляд на отца и заговорил на чистейшем французском языке без акцента:
— Отец, не порть ее. Оставь ее мне. На данный момент достаточно заснять ее на камеру, чтобы предъявить доказательства Барретту, что она у нас.
Мужчина хотел возразить, но сын опустил голову в почтительном поклоне и произнес:
— Прости, что перечу твоему решению. Ты в праве меня наказать. Я найду тебе дублершу, и если Барретт заподозрит подмену, даю тебе свое слово, я отдам тебе Лилит по первому твоему требованию, — и парень опять поклонился отцу в знак уважения.
Эфенди с недовольным видом взмахнул рукой, боевики отступили, а молодой человек достал из кармана брюк смартфон и навел его на меня. Не желая, чтобы меня снимали на видео, я уткнулась лбом в колени и скривилось, будто увидела таракана.
— Лили, я все равно сниму твое лицо на камеру, — обратился он ко мне на чистом английском, — и будет лучше, если ты посмотришь на меня без дополнительной помощи людей моего отца. Решать только тебе.
Я подняла голову и посмотрела на своего то ли спасителя, то ли будущего тюремщика. Он спокойно заснял меня на видео и, опуская сотовый в карман, произнес на безупречном французском:
— Она, определенно, станет жемчужиной моего дома.
От этих слов меня передернуло, но я держала себя в руках, чтобы ни сын, ни отец не заподозрили, что я понимаю их разговор.
Между тем молодой человек медленно подошел ко мне и прикоснулся к моей щиколотке. Мне показалось, что по моей ноге проползла змея, и содрогнувшись от тошнотворного ощущения я отползла на другой край кровати.
— Тебе мало твоей коллекции? — наконец заговорил отец по-французски.
— Она особенная, — задумчиво сказал парень и, обойдя кровать с другой стороны, почти незаметно притронулся тонкими аристократичными пальцами к моему подбородку, внимательно рассматривая мое лицо. — Выражение глаз… манера держаться… тонкая кость… — и он замолчал. — Чистый алмаз без примесей и фальши.
— Ты прав. В ней чувствуется порода, — кивнул мужчина. — Жалко будет портить такую красоту. Ладно, забирай себе, но если она мне понадобится для дела…
— Отец, я дал тебе слово.
Более ничего не сказав, мужчина встал и направился к выходу, уводя за собой сына, и свою военную свиту. Последним уходил Дуглас — он поставил кресло на место и также молча, избегая моего взгляда, вышел, закрыв за собой дверь на замок.
Я пыталась осмыслить все то, что со мной произошло, и свидетелем чего я стала. Внезапно дверь опять открылась, и на пороге появился Дуглас с подносом в руках, на котором дымился суп и горячий чай. Ну уж нет, есть я здесь не стану — меня усыпят и перевезут в дом этого араба, который планирует сделать меня жемчужиной. Поставив еду на тумбочку, Дуглас выпрямился, и я увидела рядом с тарелкой ложку, лежавшую на чистой бумажной салфетке. Что-то в этом аккуратно сложенном белом треугольнике мне показалось необычным. Что именно? Она была сложена как-то неправильно. Зачем складывать салфетку неправильно? Я посмотрела на Дугласа: он следил за моим взглядом и совершенно незаметно слегка прикрыл глаза, давая понять, что я не ошиблась. Я поставила поднос перед собой и, поблагодарив парня за обед, взяла ложку в руки. Ничего не сказав, он вышел, а я "приступила" к обеду, рассматривая салфетку. В ней не было ничего необычного. Может быть, в нее что-то завернуто или что-то лежит под ней? Я взяла салфетку в руки и промокнула губы. Нет. Бумага была достаточно тонкой, чтобы увидеть, что внутри ничего нет, равно как и под ней. Если бы на салфетке что-то было написано, я бы увидела. Да и неосмотрительно бы это было — записку легко могут заметить те, кто наблюдает за мной через видеокамеру. Может быть, мне пойти в ванную и рассмотреть ее внимательнее? Если видеокамерами просматривается все помещение, то ванная не исключение. Было бы глупо надеяться на такую оплошность со стороны людей Эфенди. Укладывая салфетку на поднос, я перевернула ее другой стороной и обнаружила, что на ней видны отпечатки букв, вернее текста, словно его писали на бумаге, подложив салфетку под низ. Присмотревшись, я прочла: "Скоро будь готова бежать".
Я сжала салфетку в руках, и мое сердце учащенно забилось — доверять или не доверять Дугласу. Взвесив все "pro et contra", я решила что в данной ситуации прежде всего нужно было выбираться с базы — без Дугласа я этого не смогу сделать в любом случае, а там нужно будет смотреть по обстоятельствам. Это гораздо лучше, чем попасть в дом сына Эфенди и стать "украшением его коллекции". Я вспомнила прикосновения его тонких холодных пальцев к моей лодыжке, и меня передернуло при мысли о том, что со мной могло бы происходить в этом доме.