Она оправилась от испуга. В левой руке она все еще держала копье и теперь ловко уперлась его острием ему под ребро.
— Отпусти меня, или я проделаю в тебе дыру. Дайри так же внезапно отпустил ее и улыбнулся, но Джура осталась серьезной.
— Объясни, в чем дело. Дайри пожал плечами.
— Может влюбленный немного поревновать?
— Поревновать к кому? — обиженно спросила Джура.
Он не ответил. Джуре не нравилось, что он улыбался одними губами, а глаза его оставались серьезными. Они провели вместе столько лет, что он умел читать ее мысли. И теперь по их первому поцелую он понял, что что-то произошло.
Джура попыталась улыбнуться.
— У тебя нет повода ревновать.
— Идем, — сказал наконец Дайри. — Разве ты не хочешь посмотреть на нового принца?
Она с облегчением вздохнула. Неприятная сцена закончилась.
— Я скорее в одиночку пойду в лагерь ултенов. Дайри снова странно посмотрел на нее.
— Возвращайся, — сказала Джура. — Тал ждет тебя. Каждый должен засвидетельствовать свое почтение этому белокурому англичанину.
Дайри не двинулся с места.
— Я слышал, что вечером будет пир.
Джура метнула копье и попала точно в красный кружок.
— Не думаю, что я к вечеру проголодаюсь. Иди, мне нужно тренироваться.
Дайри хмуро посмотрел на нее, словно пытался разрешить какую-то загадку. Потом повернулся и, ни слова не говоря, направился к городу.
Джура со злостью выдернула копье из соломенной мишени. «Он вел себя слишком странно для возлюбленного», — подумала Джура. Она обняла его, а он оттолкнул ее руки, а через минуту дернул за волосы и сказал, что ревнует. Почему он не выразил свою ревность в поцелуях? Почему не обнял ее?
Джура бросала копье снова и снова. Она хотела сильнее устать за день, чтобы потом, ночью, у нее не осталось сил вспоминать, как тот мужчина гладил ее ноги или как прижался губами к ее губам… Она тряхнула головой, метнула копье и промахнулась.
Черт бы побрал этих мужчин! Один дергает ее за волосы, другой гладит бедра, а в это время англичанин собирается завладеть всей Ланконией. Она снова метнула копье и на этот раз попала в самую середину.
Руан замешкался перед дверью в комнату отца, чтобы отряхнуть с одежды дорожную пыль. У него не было времени переодеться. Ему передали, что Тал не может ждать и хочет видеть его немедленно.
Дом был грязный и запущенный. Постучав нога об ногу, он расправил плечи и толкнул тяжелую дубовую дверь. В комнате было темно, и глаза Руана не сразу стали различии, очертания предметов.
Тал лежал на груде грубых меховых шкур. Он был необычайно высок, по крайней мере на четыре дюйма выше Руана, и, в отличие от него, более худощав. Возможно, его лицо когда-то было красивым, но сейчас оно все было покрыто шрамами — следами минувших боев. Руан легко представил, как отец, сидя на боевом коне, размахивает над головой мечом и ведет своих воинов в победный бой.
— Подойди ко мне, сын мой, — глухо прошептал Тал. — И сядь рядом.
Стараясь скрыть волнение, Руан приблизился и сел на край его постели. Все эти годы он не щадил себя на тренировках, чтобы отчеты его учителя доставили радость этому человеку. И теперь он беспокоился, что отец будет разочарован, увидев белокурого, бледнолицего сына.
Тал протянул израненную, но все еще сильную руку и прикоснулся к щеке сына. Темные глаза старика увлажнились.
— Ты похож на нее. Ты похож на мою прекрасную Анну.
Он провел рукой по руке Руана.
— А волосы! Это волосы Анны! Но ростом ты в меня. Других сходных черт я не вижу.
Тал засмеялся, по его смех сразу перешел в кашель, и Руан терпеливо ждал, пока приступ прекратится.
— Что-то ест меня изнутри. Я давно знаю об этом, но я не подпускал смерть. Я должен был увидеть тебя. Вильям с тобой хорошо обращался?
— Очень хорошо, — тихо сказал Руан. Тал улыбнулся и на минуту прикрыл глаза. — Я знаю. Он всегда любил тебя. С самого рождения. После того, как умерла Анна… — он сделал паузу. — Когда приближается смерть — набегают воспоминания. Я молюсь, чтобы вскоре снова увидеть твою мать. После смерти моей дорогой Анны я бы сам отдал тебя на воспитание Вильяму, но он напал на меня и моих людей. Он хотел отобрать тебя силой. Тал снова закашлялся, но быстро взял себя в руки.
— Ты мог послать за мной, — мягко сказал Руан, — и я бы приехал.
Тал улыбнулся. Слова Руана были явно приятны ему.
— Да, но я хотел, чтобы ты вырос среди англичан. Анна открыла для меня мир. — Он взял Руана за руку. — Никто не сможет победить ланконцев, мой мальчик. Мы устояли против гуннов, славян, аварцев и Карла Великого. — Он помолчал. — Правда, мы не пережили проповедников. Они крестили нас. Но устояли против всех захватчиков. Мы, ланконцы, можем победить кого угодно, кроме самих себя, — печально добавил он.
— Племена враждуют друг с другом, — сказал Руан. — Я сам видел это. Тал сжал руку Руана.
— Я слышал, ты в одиночку вышел против зернанцев и встречался с самим Брокейном.
— Зернанцы — тоже ланконцы.
— Да, — через силу выговорил Тал, и Руану пришлось подождать, когда отец справится с новым приступом кашля. — Когда я поехал в Англию и встретил Анну, я увидел, что страной может управлять один король. Я провозгласил себя королем Ланконии, но на самом деле я король только ирлианцев. Ни зернанцы, ни вательцы меня королем не считают. Мы всегда были разделены на племена. Но если мы не объединимся, Ланкония погибнет.
Руан начал понимать, о чем просит его отец.
— Ты хочешь, чтобы я объединил ланконцев? Ему не удалось полностью скрыть волнение. Он не представлял, как можно помирить враждующие племена.
— Я оставил тебя в чужой стране, — продолжал Тал. — И потому, что ты наполовину англичанин, племена, может быть, примут тебя.
— Я понимаю, — сказал Руан.
Ему тоже хотелось, чтобы в Ланконии наступил мир, и, став королем, он надеялся остановить вражду между племенами. Но объединить их? Разве можно сделать старого Брокейна и хитрого Ксанта друзьями? На это не хватит человеческой жизни. Сейчас ланконцы поверили, что он король, потому что он открыл старые, ржавые ворота, но страсти быстро улягутся, и он снова станет чужеземцем.
— Ты выбрал меня, а не Джералта, потому что я англичанин? — спросил Руан. — Но ланконцы хотят, чтобы королем был мой брат. Лицо Тала стало сердитым.
— Джералт — ирлианец. Он ненавидит всех, кроме ирлианцев. Я слышал, ты привез сына Брокейна. Получше смотри за ним. Джералт убьет его, как только представится случай. Он мечтает, чтобы в Ланконии жили только ирлианцы.
— А другие племена мечтают о том же для себя? — устало спросил Руан.
— Да, — ответил Тал. — Во времена моего деда у нас было много врагов и мы были счастливы, сражаясь с ними. Война у нас в крови. Но захватчиков не стало, и мы начали воевать друг с другом.
Он поднял израненные руки.
— Слишком многих я убил этими руками. Я не мог остановиться, потому что я ирлианец.
Он схватил Руана за руку и с мольбой произнес:
— Я оставляю Ланконию тебе, и ты должен спасти ее. Ты сможешь. Ты открыл ворота Святой Елены.
Руан кивнул умирающему отцу. Он вспомнил о девушке, которую ему предлагали в жены в Англии. Если бы он тогда согласился, то сидел бы теперь перед камином, у его ног лежала бы гончая собака, а на коленях играли дети.
— Я удивляюсь, как их не повалило ветром лет двадцать назад.
Тал приподнялся на подушках.
— Ты скромен, как Анна, и, я слышал, так же краток. Наверно, в дороге тебе досталось от моих ланконцев?
— Ужасно, — широко улыбнулся Руан. — Они не высокого мнения об англичанах.
— Ланконцы верят только в ланконцев. Он посмотрел на Руана, словно хотел запомнить его лицо.
— Но ты изменишь это. Ты сможешь сделать то, чего я не смог. Ланконцы истребят друг друга, если не объединятся. Я верю в тебя, мой мальчик.
Тал закрыл глаза, словно для того, чтобы собраться с силами. Он боготворил женщину, в которую когда-то влюбился, и верил, что сын, родившийся от их союза, совершит великие подвиги. Руан попытался представить, что ему предстоит: заставить твердолобых ланконцев изменить выработанный веками образ мыслей. Эта задача казалась ему непосильной. У него снова мелькнула мысль вскочить на коня и ускакать домой, в Англию. Но затем он вспомнил о Джуре. Джура была единственным человеком, способным его здесь удержать.
— Отец, — ласково произнес Руан. — Это правда, что ты хочешь, чтобы я женился на Сайлин? Тал устало открыл глаза.