Наташа вздохнула:
А об отце не будем, потом... Марина понимающе кивнула:
Ладно, вот только рюмочку за упокой души, не чокаясь.
Они молча выпили.
А Марина, наконец начав закусывать, сказала:
Ой, Наташ, мне надо одной дилерше позвонить, можно? Получив разрешение. Марина позвонила и лихим, совсем другим голосом ска-зала:
Галь, ну как? Это Марина. В порядке? Отлично, старушка!
Премия тебе через местком! Давай с утра. Только не рано! Я спать буду, сейчас у старой молодой подруги сижу, ещё посидим. Ну, привет! - Повесила трубку и, довольная, потерла руки: - Вот ещё поллимончика наварю!
Наташа с интересом спросила:
А ты, я смотрю, делами заворачиваешь?
Марина театрально потупилась.
Наташа сказала:
Мариш, я тут ничего не узнаю. Уехала - одна страна. Приехала - совсем другая. И мы - другие. Тогда были молодые, сейчас все постарели, у всех уже своя сложившаяся жизнь, А мне здесь непри-каянно, болтаюсь в каком-то дерьме и ничего не могу понять...
Привыкнешь, - успокоила её Марина, - я тоже сначала волком выла, а потом как-то случайно пристроилась, присмотрелась и вот тебе - новый бизнесмен! Были б мужики все нормальные! Можно было бы де-лов понаделать! А то - один нормальный, а сто - идиоты, вот и вертись. Но я-то кого хочу того и куплю. Лишь бы бабки были. Так я ещё никогда не жила! Эта жизнь по мне. Я на все презента-ции, на все премьеры, выставки хожу. Бабки выкладывай и сиди се-бе в первом ряду, никого не бойся! Кстати, Наташка, я тебя со своими людьми сведу, у нас ребята есть - ого! А ты - красавица, богатенькая, из загранки прямым ходом, а? Давай?
Наташа устало сказала:
Подожди, не спеши со своими ребятами. Мне в этой жизни надо как-то разобраться, я пока ничего не понимаю! Что - к чему...
Потом через долгую паузу она спросила:
Я думала ночь всю - это хорошо, что ОН умер?
Кто? - спросила Марина. - Отец?
Да нет, я не о том... - Ты мне по телефону сказала, что... мой ребенок умер... Это так? Марина налила в рюмку водку:
Давай помянем и его светлую душеньку, младенческую!
Они выпили, и Наташа почувствовала, как на глазах закипают сле - зы, горючие слезы - так вот что значит - горючие?! Они именно - горючие, горячие, как кипяток и горькие, как хинин.
Марина наклонилась к Наташе:
Ты что? Никак ревешь? Да брось ты, Наташка! Неизвестно еще, чем бы он стал, в кого превратился. Стал бы таким, как Санек, ты бы ещё горше заплакала. Да начал тебя трясти, как грушу - с де-нежной помощью! Зарыдала бы. А знаешь, как он помер, вскоре и приемная мать его померла. Она его любила.
Да-а? - ещё больше удивилась и обрадовалась Наташа и вдруг слезно попросила.
Расскажи, какой он был? Ты же его видела!..
Не хотела я на эту тему говорить, - сердито сказала Марина, так нет, заставила. Видела, конечно, я ж им деньги твои отда-вала! Ты-то мне не верила! - И она искоса посмотрела на Наташу.
Та сидела, сложив руки ладошками внутрь и засунув их меж сжа - тых колен. Она будто не слышала про деньги, а снова повторила.
Расскажи, какой он был...
Какой?.. - Повторила Марина. - Знаешь, я как сейчас его вижу.
Такой рыжий... Я сама удивилась. И кудрявый. Носик такой пупоч - кой, курносенький, ни на тебя, ни на Санька не похож. Я, грешным делом, даже подумала, а может, кто другой папаша? Но потом тебя представила и поняла, что быть такого не может. Но вот те крест,
- рыжий и кудрявый. Толстенький такой, упитанный. Румяный. Щеч - ки, как яблочки...
Боже мой, Боже мой, почему же его не спасли! Наверное, можно было! Наверное, эти люди не хотели! - И Наташа зарыдала.
Марина не знала, что делать.
Она сунула рюмку с водкой Наташе под нос, считая, что это са - мое лучшее лекарство. Наташа покорно выпила, вздрагивая и кача - ясь из стороны в сторону.
Наташенька, Наташка, ну, перестань! Сама же сказала, что луч-ше для него... Он только с виду здоровенький, доктор же сказал. Маялся бы всю жизнь потом с сердцем. Да перестань ты! Наташ...
Ну, я сейчас тоже зареву... Нельзя нам в нашем возрасте плакать!
Лицо теряется, ты что! А по нему не плакать надо, а радоваться, что безгрешный он ушел. Знаешь, я ведь крестилась, вот крест но - шу, - Марина показала на золотой крестик на цепочке, - поняла вдруг, что не могу без этого. Хоть, конечно, и грешу я, но ведь все грешны, а я исповедоваться хожу и так сразу легко-легко де - лается... А ты?
Наташа оторвалась от своих мыслей. Рыдать она перестала, усилием воли - разъехалась при Марине!
- Что? - Переспросила она, не сразу поняв, о чем говорит Марина.
- Я не знаю. Я ничего не знаю... Я много думала об этом, много... В церковь я хожу редко, только когда потянет... И не в каждую... Сама по себе я верю, верю, потому что без веры не может быть жизни... И к кому ты обратишься, если вообще не к кому? К Богу. А вот креститься... Мне кажется, это как в партию вступать. Вступил - тебе паек и всякие привилегии, не вступил - отщепенец, ничего тебе. А если человек верит, верит по-настоящему... Зачем ему вступать? Зачем креститься? Живи по законам добра и все, мне так кажется... Я ведь грешница великая, ты зна-ешь... И я отмаливаю грехи, стараюсь. Получается или нет, - не знаю... Вот такие у меня мысли, Мариш.
Марина внимательно слушала её, а когда Наташа замолчала, ска - зала, мудришь ты, девка, надо проще и строже жить. А у тебя выкрутасы.
Наверное, - согласилась Наташа, - но пока так... Пока я к дру-гому не пришла.
Марина назидательно сказала.
Гордыня в тебе говорит, а это грех великий. Раз батюшка в церкви есть и к нему ходят, значит, он нужен.
Наташа усмехнулась, - в общем, пока я знаю, что ничего не знаю... И я рада, что ты пришла. То ли легче мне стало, то ли поняла, что все прошло, ушло, но все это нас с тобой связывает даже ближе, чем самых родных людей...
Значит, ты больше на меня не злишься? - спросила с надеждой Марина.
Наташа качнула головой.
Нет, не злюсь.
Вот и хорошо, а то я звонила, а у самой поджилки тряслись...
Чего там говорить, я тоже хороша была, шальная, жмотистая, ха рактерец - тот еще! Бабка Палага говорила: ну и характер у тебя,
Маринка говнистай, - Марина засмеялась, но тут же стала груст - ной, я бабку теперь часто вспоминаю... Она ведь для меня все сделала... Все. А так, жить бы мне в Супонево или, по-крайности, в Волоке, работать в какой-нибудь зачуханной конторе всю жизнь.
Вышла бы замуж за местного алкарика и рожала бы ему каждый год по двойне.
Наташа рассмеялась, - ну, уж и по двойне... У меня, Мариша, тоже... Если бы не два человека: моя мать и мой бывший муж, мне бы тоже другая жизнь досталась и не знаю, какая, но что хорошего в ней было бы мало, это точно.
Марина схватила бутылку.
Давай, подруга, выпьем по целой за нашу жизнь, за все, что бы-ло и что ещё будет. Давай!
Она налила по полному бокалу, и Наташа беспрекословно, чокнувшись от души, выпила. Правда, с трудом. Отвыкла она пить по-русски.
Наташа, можно, я включу телек, потихоньку. Сериал я смотрю, там, как про нас. Ты не смотришь их? - спросила Марина.
Наташа, задумавшись о чем-то, покачала головой. Ей не хоте - лось сейчас разговаривать на всякие мелкие темы, и в голове поп - лыло, но не противно, а приятно, наконец-то она расслабилась, и все вокруг показалось не таким уж и плохим, не столь сложным, как полчаса назад. Хорошо, что пришла Марина...
Марина потихоньку включила телевизор и впилась в экран, пере - живая чужие придуманные несчастья и удачи.
Раздался звонок в дверь.
Марина, сидевшая спиной к двери,повернулась к Наташе несколько испуганная.
Кто это? Может, мать? Мне бы её не хотелось видеть...
Наташа, вставая с кресла, ответила:
Мать бы позвонила...
Наташа спросила, - кто?
За дверью прозвенел девчоночий голосок.
Я соседка ваша, у нас спички кончились...
Наташа хотела сказать, что спичек у неё нет, только зажигалки, но потом подумала, что осудят, скажут: вон какая гордая, спичек у неё нет и зажигалку не дала... Даст она им зажигалку.
Марина успокоенно уставилась в телевизор.
Наташа открыла дверь и от изумления и ужаса даже не вскрикну - ла. И в ту же секунду ей зажали рот рукой и показали острый кли - нок ножа. Она все поняла.