Людмила Волок - Девушка без платья

– Да… Жалко, что репертуар у нас тут довольно скудный. Никого, кроме тети Муси, и не пригласишь сюда. Давай, снова в платье переодевайся. Для чистоты эксперимента.

Я снова надела платье.

– Пусть войдет тетя Муся!

Дверь, как и ожидалось, отворилась через несколько секунд. И мы даже не удивились появлению уборщицы. А вот она удивилась:

– Вы чем это здесь занимаетесь?

– Да так… – неопределенно протянула я.

Ситуацию спасла Машка:

– У меня пятно на блузке, можно ваш халатик позаимствовать?

– Да бери, конечно, – великодушно согласилась техничка и ушла.

Я снова переоделась в халат. На этот раз мой мысленный призыв к тете Мусе снова вернуться в подсобку остался без ответа.

Но, переоблачившись опять в платье, я поставила опыт с вполне ожидаемым результатом: тетя Муся была тут как тут через десять (мы засекли) секунд.

– Вы еще здесь? – удивилась она.

– Ага, – радостно закивали мы с подругой одновременно.

– У вас так уютно, решили вот немного передохнуть, – закончила я.

Уборщица подозрительно протянула:

– Ну, ну… – и ушла восвояси.

… Мы проделали фокус еще трижды – то есть, три раза я была в халате (без результата) и три раза в платье (с результатом).

Когда несчастная тетя Муся в пятый раз за двадцать минут заглянула в подсобку, то в отчаянии присела на табуретку, обвела нас умоляющим взглядом и спросила:

– Девочки, я все время сюда прихожу, и постоянно забываю, зачем! Может, это вы меня с толку сбиваете?

Бедняжка даже не представляла, насколько была близка к истине! Мы решили, наконец, над ней смилостивиться и уйти из служебного помещения, перебравшись снова в приемную. Но поскольку я все еще была в чудотворном платье, нужно было улизнуть домой и переодеться. Я даже придумала историю про зуб – уже все привыкли, что я постоянно к стоматологу отпрашиваюсь. Конечно, в средние века на невольничьем рынке я бы мало ценилась с такими-то зубами. Однако, с другой стороны, такое внимание к своему здоровью могло быть и показателем высокой степени личной ответственности.

Но я не успела осуществить свой не слишком оригинальный план: вернулся Евгений, и подруге пришлось уйти в свой отдел и начать выполнять служебные обязанности. Я же, стараясь ничего не загадывать своей невидимой золотой рыбке (или кто там превращает все мои желания в реальность), стараясь скрыть волнение, прямо в приемной протянула Жене пакет:

– Доброе утро. С Днем рождения!

– Спасибо, Яна! – он улыбнулся мне, открывая бандероль. Достал оттуда пачку плотной бумаги – похоже, фотографий, и изменился в лице:

– Это… твой подарок? – спросил тихо.

– Нет, – засмеялась я. – Мой подарок еще ждет своего часа. Конверт утром курьер принес. А что там?

Евгений молча протянул мне фотографии. На них – на каждой из них! – были мы с Симаковым. Вот он снимает с меня платье. Проводит руками по моему телу, осторожно прикасаясь к нему. Вот я обнимаю его. А он обнимает меня… И мы целуем друг друга. И все это происходит в номере гостиницы. Да елки-палки, это все происходило вчера, когда он помогал мне избавиться от пауков!

– Что это? – спросила я. – Нас кто-то сфотографировал?

– Да. И я знаю, чьих рук дело. Господи, Юлия, тебе все мало! – в сердцах произнес он, хотя никакой Юлии здесь, к счастью, не наблюдалось. – Ясно, что это моя жена наняла фотографа…

Я вспомнила, как она раздвигала шторы в номере – наверняка для лучшего обзора своему папарацци!

– А зачем? – поинтересовалась я.

– Конечно, ради денег. У нас пункт такой есть – об изменах. В брачном договоре, который она решила ни с того ни с сего лет десять назад подписать. Нарушившая супружескую верность сторона получает все акции ЕИБ. Я тогда лишь посмеялся, думал, она так перестраховаться хочет. Но я бы никогда ее без средств не оставил и так… Да и в себе был уверен.

– Но ведь ты ничего не нарушил. И я в суде могу подтвердить! – принялась заверять я Женю.

– Тебе никто не поверит… ты – заинтересованная сторона. Заинтересованная ведь? По-прежнему? – спросил он с надеждой, глядя мне в глаза.

– Очень. Очень заинтересованная, – я взяла его за руку – но тут же отпрянула, потому что в приемную начали заходить коллеги. Я быстро собрала фотографии, запихнула их обратно в конверт и спрятала в стол.

Дальше, как обычно, началась праздничная кутерьма, и рабочий день закончился, так и не успев толком начаться. И какая может быть работа, если у мужчины мечты – день рождения?

Лишь в конце дня все утихомирилось – бесконечные тортики, конфеты и чаи для поздравляющих. У нас алкоголь в офисе был строжайшим запретом, – хотя бы в этой части Симакову удалось победить национальные традиции. Почти победить, если быть точным. Потому что запрет предполагал одно исключение: именинник мог в конце рабочего дня, а именно в семнадцать ноль-ноль, устроить легкий фуршет для сослуживцев с сухим вином. Правда, иногда такой фуршет превращался в пьянку, однако безобразий сотрудники себе не позволяли. Все-таки, европейский путь развития и все такое.

Изо всех сил я старалась сдерживаться, чтобы ничего не желать. Но когда наступило пять часов пополудни и все собрались в большой переговорной на бокал шампанского, я не удержалась и пожелала клубники.

Народ толпился вокруг Евгения, произносил здравицы, пил и с аппетитом закусывал – праздник обслуживала известная кейтеринговая компания, и этому «легкому фуршету» позавидовали бы многие полноценные банкеты. Поэтому клубники я пожелала не ради гастрономического удовольствия (хотя клубника – это всегда удовольствие, а среди зимы – особенно). Скорее, начала фантазировать, чтобы отвлечься от желания остаться наедине с Женей, поговорить с ним, обнять его… целовать его…

– Яна, чего такая грустная? На, возьми клубнику, – я очнулась, увидев около себя Гришина, протягивающего мне большое блюдо с фруктами.

– Спасибо, – я взяла веточку винограда, несколько ягод клубники и попыталась уйти подальше от Константина. Но он не отставал. Я вышла в коридор со своей тарелкой и села на диванчик в коридоре. Гришин пришел за мной следом.

– Душно там, правда? – сказал он в пространство, ослабляя узел галстука. И потом, без никакого логического перехода, спросил нарочито безразличным голосом:

– А что у тебя с Симаковым?

– С Симаковым? – удивилась я. – Ничего. А должно что-то быть?

– Ну… Я заметил, как вы друг на друга смотрите. Да и письма ты ему чужие пересылаешь неспроста. Ты в курсе, что он женат? – насмешливо спросил Гришин.

– А вам, извините, какое до этого дело? – неожиданно резко ответила я, разозлившись, и посмотрела ему прямо в глаза. – Может, лучше вы мне расскажете всю правду о том, что произошло двадцать лет назад?

И он вдруг начал рассказывать.

В его голосе сквозило удивление – словно и сам не верил, что это именно он говорит. А я молча слушала, иногда осторожно прикасаясь к мягкому бархату своего платья.

– Митька с Женькой в детстве жили по соседству и хорошо знали друг друга. Когда мы с Женькой бизнес начали, со временем решили подключить Митьку – он экономический закончил. А потом Юлия появилась. Ну и закрутилось у них.

Тут я вынуждена была уточнить:

– У кого?

– Да у Митьки с ней. А он женат, ребенок. И тут Юлька залетела, истерика, все эти бабьи разборки… Митька, конечно, жену бросать не собирался – она ж в нашем бизнесе плотно сидела, куда разводиться? Тогда Митька придумал эту историю с исчезновением. У жены его были хорошие связи во Франции, она вообще всегда мечтала туда уехать. Ну и уехали. А Юлька срочно замуж на Женьку выскочила, он на нее чуть ли не молился, – засмеялся Гришин.

Последние слова я постаралась не принимать близко к сердцу и задумалась. Получается, Женина дочь – совсем не его дочь?

– Это все? – подозрительно спросила я. – И как письмо про швеллер связано с теми событиями?

– Ну да, связано, – вздохнул Константин. – Это Митька мне написал, чтобы встретиться, и чтобы об этом никто не знал… Ему срочно нужно сына вытащить из передряги. А теперь самое интересное: про этого самого сына… Митька ведь с женой все-таки развелся. Вернее, она с ним развелась. Наверное, что-то подозревала – черт ее знает… Короче, их сын вырос, взял фамилию матери. Теперь он не Чернов, а Погорельский. Никого не напоминает?