– Не здесь, – сказала она.

Харитонов, не выпуская ее из объятий, ловко переместился в комнату. Комната, как краем глаза заметила Агния, представляла собой жуткую берлогу. Разобранная постель, обрывки бумаги на полу, стол, на котором были навалены книги, журналы и грязная посуда. Единственным «приличным» объектом в этой комнате являлась панель огромного плазменного телевизора, но на черном выключенном экране скопилось много пыли и кто-то уже успел нарисовать пальцем рожицы…

Харитонов расстегнул на Агнии блузку и стал целовать ее плечи.

– Ты такая холодная… – Он принялся своим дыханием отогревать ее пальцы. Далее он скинул с себя одежду, потом принялся раздевать Агнию. И все эти манипуляции Харитонов производил довольно ловко и легко, что возможно только после долгих лет интенсивной практики.

Через короткий промежуток времени Агния уже лежала обнаженной спиной на чужой постели.

Его руки. Щетина. Он целовал ее ступни, что Агнии показалось верхом… нет, не неприличия, но странности, что ли?

– Господи, надо же так замерзнуть…

– А ты говорил, что я – огонь.

– Огонь – там, внутри, – быстро произнес Харитонов и снова прижался к губам Агнии. Он прикрыл ее сверху своим телом, на какое-то мгновение буквально вдавил в диван.

– Ай, – едва слышно вскрикнула Агния и закрыла глаза.

…Это была ее любимейшая сцена из «Призрака Оперы» – Призрак уводит Кристину в свое подземелье и поет дивную песню. Главная мелодия, главный «зонг» мюзикла – «In sleep he sang to me, in dreams he came… that voice which calls to me and speaks my name…». Что примерно переводилось как: «В мечтах приходит он, он снится мне, чудесный голос звал меня во сне…» На какое-то время Кристина словно теряет разум, подчиняясь Призраку, силе его страсти. Она в тот момент – лишь игрушка в его руках, она покорна и податлива…

Агния открыла глаза. На нее, не моргая, смотрел Григорий Харитонов.

– Что это было? – тихо, даже строго спросил он.

– Что? – вяло отозвалась Агния. – Ты не знаешь?.. Тоже мне, доктор.

– Господи, ты должна была меня предупредить! – воскликнул он со злостью и недоумением.

– Зачем? – Агния осторожно села, поправила волосы. Прислушалась к собственным ощущениям – и с недоумением обнаружила, что никаких физиологических неудобств не испытывает. «Как?.. И это – все? Так легко, быстро… А где боль, где страдания, которые я должна была испытать, ведь столько об этом написано, рассказано? Да, вот я наконец и стала женщиной. Но что изменилось? Какой во всем этом смысл? Чем я прежняя отличаюсь от себя теперешней?»

– Ты сумасшедшая. Вот так просто, с первым встречным…

– Прости.

– Нет, и она еще и прощения просит! Ты… – Глаза у Харитонова были круглыми, белыми от гнева и… от удивления еще, наверное.

– Что? Ну что?

– Я не понимаю!

– Мой отец назвал меня старой девой, – спокойно, даже рассудительно произнесла Агния. – Все, теперь он меня не сможет больше так называть. Пусть я и старая, но уже не дева.

Агния встала и принялась одеваться. Она по-прежнему ощущала лишь недоумение, растерянность… Досаду? Харитонов, приподнявшись на локте, молча наблюдал за ней. Когда Агния принялась аккуратно натягивать на себя колготки, он спросил:

– Ты куда?

– Домой.

– Я провожу.

– Не надо.

– Я провожу! – мрачно произнес он, вскочил. И тоже без всякого стеснения принялся одеваться при Агнии. Он был худой, жилистый, но слабым совершенно не выглядел. Он – Призрак Оперы. А есть еще где-то Рауль, нежный и прекрасный… Только вот где его сыщешь, виконта Рауля де Шаньи?..

– Погоди! – Харитонов поймал ее, попытался снова поцеловать.

– Не надо. Глупости все это.

– Да что ты за человек такой! Что случилось? Рассказывай! Ты поссорилась со своим отцом? Он тебя оскорбил? Кто он?

– Перестань. Ты действительно хочешь с головой влезть в чужие проблемы? Оно тебе надо? Тебе мало твоей работы? Не наспасался еще людей? – поморщилась Агния.

– Хотя бы расскажи!

– Зачем? Ты чувствуешь себя обязанным? За что? За такую ерунду? Это я тебе обязана!

– Агния! Вот чума… – Харитонов, прыгая одной ногой в штанине, поскакал за ней в коридор. – Стой!!! Я сказал, что я тебя провожу, и я тебя провожу!

– Не ори. Даже я не орала.

Он вдруг развернул ее к себе. При этом у Харитонова было такое странное, мрачное, злобное лицо… Он смотрел на Агнию с ненавистью. «Точно, он – Призрак Оперы».

– У меня права отобрали, через пару месяцев только смогу сесть за руль… Но я поймаю такси. – Он подал Агнии пальто.

«А ведь он так и не понял, кто я. Не догадался, что я – из соседнего подъезда! И чья я дочь…»

Они спустились в лифте, молча вышли во двор.

– Все, спасибо. Мне вон туда, – она указала рукой на свой подъезд.

– Зачем – туда?

– Я там живу.

– Ты?.. Давно?!

– С рождения.

Харитонов взял ее за плечи, развернул к себе. Вгляделся в ее лицо.

– Ты шутишь, – холодно произнес он. – Почему ты такая, а? Почему?.. – Он слегка встряхнул Агнию за плечи.

Сверху стукнула балконная дверь.

– Агния! – раздался резкий голос отца.

Харитонов поднял голову, увидел на балконе четвертого этажа Морозова Бориса Николаевича.

– Агния, ты что там делаешь? Григорий, отпусти мою дочь! Агния, быстро домой, я сказал.

Снова хлопнула балконная дверь – отец вернулся в комнату.

– Агния… ну да, Агния… – пробормотал Харитонов, отпуская ее. – А я все не могу понять – вроде знакомое лицо… Еще вчера голову ломал! Как будто лицо из снов, знаешь? Снилось, снилось, а потом раз – увидел наяву… Дежавю! А это ты, Агния. Моя соседка. Это имя знакомое! Но у тебя вроде какая-то другая прическа раньше была, да?

– Да. Я с косой ходила. Но это все неважно.

– Так ты… Сколько же тебе лет? – прищурился он.

– Тридцать четыре, – без всякого выражения произнесла Агния. – Но выгляжу моложе, правда?

– О-о… И что теперь? – решительно произнес Харитонов. – Что мне делать?

– Ничего. Забудь.

– Забудешь такое!

– А ты забудь, – упрямо повторила Агния.

– Послушай… – Он опять схватил ее за рукав.

– Пусти. Если отец увидит…

– Да мне на твоего отца… Агния, мы не договорили.

– Нам не о чем говорить! Забудь, пожалуйста! – взмолилась Агния.

И в этот момент из подъезда выскочил отец, в одном костюме, без пальто.

Агния знала, что, когда отец налетает вот так стремительно, как коршун, – мирного исхода не жди. Сейчас отец набросится на Григория, будет скандал, мордобой, ужас… А потом достанется и ей, Агнии, – за то, что наговорила гадостей Полине.

– Пусти мою дочь! – Борис Николаевич рванул Агнию на себя и стремительно поволок обратно к подъезду. – Я тебе сказал – иди домой, ты что, оглохла?..

– Папа!

«С Харитоновым отец разбираться не стал… – машинально подумала Агния. – Значит, он только на меня злится. Ой, что будет…» – от тоскливого страха даже замутило.

В лифте ехали молча. Отец тяжело дышал, играл желваками.

– Что ему от тебя надо? – едва они вошли в квартиру и за ними захлопнулась дверь, спросил отец.

– Просто… Мы же соседи… – тихо ответила Агния.

– М…к он, а не сосед, – резко произнес отец. Он иногда позволял себе подобные выражения при дочери. – Не смей к нему даже приближаться, ты слышишь!

– Хорошо, папа.

«Почему он не спрашивает о Полине?»

Отец вдруг моментально успокоился, как это обычно с ним бывало.

– Ты даже не представляешь, насколько это страшный человек, – мрачно, но уже без бешенства в голосе повторил Борис Николаевич.

– Почему? – робко спросила Агния. Она не верила своему счастью – отец даже не вспомнил о Полине. Значит, невеста ему ничего не рассказала! Или – еще не рассказала? «А может быть, и не станет рассказывать! – догадалась Агния. – Потому что это правда – то, что она выходит за отца ради денег… И еще она насчет какой-то Киры проболталась! Точно-точно!» Эта мысль заставила Агнию вздохнуть свободней – с души словно камень свалился.

– Он выродок. Убийца, – отрывисто произнес отец.

– Харитонов – убийца? – растерялась Агния.

– А ты не знала? Господи, Агния, дитя природы… Ты вообще отдаешь себе отчет, в каком мире живешь? Ты хоть иногда смотришь по сторонам?..

– Если Григорий Харитонов – убийца, то почему он на свободе?

– А то нашего правосудия не знаешь… – презрительно усмехнулся отец.