— Господин Фитцпатрик снова подкатывал к тебе? — поддразнила я. — Я посоветовала ему действовать изобретательнее, чтобы поразить такую, как ты!
Мэгги бросила в меня комком пены из посудомоечной машины, и она повисла у меня в волосах.
— Нахалка, — сказала она, бросая взгляд в зал, чтобы удостовериться, что никто не слышат.
Эйджей повернулся в нашу сторону, поднял кружку с кофе, приветствуя нас и подмигивая Мэгги. Посмотрев на него, я вспомнила, о чем мы говорили с Маркусом несколько дней назад.
— Подожди-ка, мне кажется, я должна перекинуться с ним парой слов.
— Холли, пожалуйста, не говори ему ничего… что ты делаешь? — Мэгги была в панике.
— Не волнуйся, я по другому поводу, — я взяла кофейник, кружку и направилась к нему.
— Привет, Эйджей, можно к тебе?
Он убрал со стула портфель и кивнул, жестом приглашая садиться. Я села напротив и налила нам в кружки кофе. Он смотрел на меня с неподдельным интересом, ожидая, что я скажу.
— Ты ведь индус?
— Да вроде так, — ухмыльнулся он.
— Нет, прости, я не так выразилась. Мне интересно, ты из Индии или родился в Британии?
— Я из Джайпура, из Индии. Здесь уже два года, работаю инженером. Почему ты спрашиваешь?
Я сделала глоток кофе и стала рассказывать Эйджею о поисках Тома, а он слушал и сочувственно кивал. Я добавила, что Маркусу посоветовали найти кого-то, у кого есть знакомые в Бомбее, и попросить их помочь.
Эйджей откинулся на стуле и посмотрел на кухню, где Мэгги протирала тряпкой столы. Он улыбнулся мне, сцепив руки на затылке, и сказал добродушно:
— Кажется, я знаю, что надо делать.
Эйджей объяснил, что его двоюродный брат — англо-азиатский священник, он живет в католическом квартале Бомбея, работает с местной Армией спасения и часто помогает разыскивать людей.
— Я позвоню ему сегодня и попрошу порасспрашивать о Томе. Это займет какое-то время, потому что есть много мест, куда Том может ходить, а у Питера много дел, он очень занятой человек, но я знаю, что он поможет, если попросить.
— Правда? Ты меня очень обяжешь. — Я была так счастлива, что даже не знала, как его благодарить.
Эйджей серьезно посмотрел на меня:
— Холли, в нашей культуре помочь другой семье не означает оказать услугу, это обязанность и честь.
Неделю спустя Фиона с Маркусом зашли ко мне, чтобы завершить обустройство детской.
Все утро мы проговорили о ребенке, о том, на кого он будет похож, хорошо ли он будет спать, а также где же сейчас может быть Том. Эйджей позвонил и сказал, что Питер уже начал искать Тома, но пока безрезультатно. Он обошел много мест и был уверен, что со дня на день нападет на его след.
Пока мы разговаривали, Маркус закончил красить дверцу шкафа. Фиона сидела на диване в гостиной и обрабатывала край стеганого одеяла, подходящего по цвету к занавескам. Я готовила им воскресный обед и бегала взад-вперед между кухней и детской, проверяя, не нужна ли Маркусу какая-нибудь помощь.
Я остановилась в дверях, любуясь перевоплощением комнаты.
— Фантастика!
Стены были теперь выкрашены в солнечно-желтый цвет, а по центральной части стены Маркус изобразил животных, хороводом опоясывающих всю комнату. Он сделал два шкафа, с дверцами вишневого цвета, и установил их в дальнем углу комнаты. Над кроваткой висели фигурки филина и кошечки, а на окнах — занавески в тон стенам и дверцам шкафа. На одной стене Маркус даже повесил несколько полок, и я уже рассадила на них всех плюшевых мишек, которых купили мне друзья, детские туалетные принадлежности, от которых в комнате воцарился характерный аромат детской.
Маркус разогнулся, докрасив последний участок шкафа.
— Думаю, мы почти закончили. Как дела у Фионы? — спросил он, опуская кисть в банку с раствором.
— Мне кажется, она тоже заканчивает, — ответила я. — Как раз вовремя: обед будет готов через десять минут.
— Замечательно, пахнет очень вкусно. Мне как раз хватит времени, чтобы умыться и убрать инструменты. — Он обернулся к столу, на котором оставил дрель, и потянулся за ней. Выпрямившись, он вдруг вздрогнул от боли и выронил дрель из рук.
— Маркус, что с тобой? — я бросилась к нему.
Он согнулся и, тяжело дыша, приложил руку к груди.
— Все в порядке, дорогая, у меня такое уже было. Приступ боли. Может, просто изжога от индийского блюда, которое вчера готовил Саймон. Там было больше чили, чем курицы. Я никогда еще не видел у Элис таких румяных щек. — Он шутил, но что-то в его лице подсказывало мне, что ему не до смеха.
— Я позову Фиону.
— Нет, нет, она только зря распереживается. Не волнуйся, через минуту все пройдет.
Он неподвижно стоял в той же позе.
— Почему бы тебе не присесть? — настаивала я. — Я могу принести стакан воды, еще у меня есть средство против изжоги.
Я подвинула ему мягкий пуф и помогла сесть, потом побежала в ванную. Налила воды и достала свою гигантскую бутылку с лекарством. Когда я вернулась в комнату, Маркус сидел согнувшись. Я присела на корточки рядом с ним и заглянула в лицо. Оно было пепельно-серым, на лбу выступил пот.
— Маркус, я думаю, лучше позвать Фиону, ты не очень хорошо выглядишь, — сказала я ласково, ставя стакан и бутылку у его ног.
Я боялась, что он запротестует, но он просто кивнул, все еще прижимая руку к груди. Казалось, ему слишком больно, чтобы разговаривать.
Фиона подняла голову, когда я влетела в комнату, и сразу догадалась, что что-то не так.
— Думаю, тебе лучше пойти взглянуть на Маркуса, ему нехорошо, — сказала я, стараясь оставаться спокойной. Она отложила шитье и пошла за мной в детскую.
Когда мы вошли, Маркус стоял на коленях на полу комнаты. Фиона подбежала к нему:
— Дорогой, что с тобой?
— Сердце… и рука, — прошептал он еле слышно.
Я побежала в гостиную к телефону и набрала 999; мои руки так тряслись, что я еле держала трубку у уха.
Вызвав «скорую», я сразу вернулась в детскую. Фиона сидела возле Маркуса, который тихо стонал. Она гладила его по спине, и просила расслабиться, и говорила, что все будет хорошо.
Я нетерпеливо ходила по комнате от окна к стене и обратно, как будто меня привязали резиновым шнуром. При этом я то и дело смотрела в окно, но улица была пуста. Прошло пять или шесть минут, и во двор въехала машина «скорой помощи». У меня все похолодело внутри оттого, что они прибыли так быстро, как будто были уверены, что ситуация очень серьезная.
Я побежала вниз, открыть им. На пороге стояли двое санитаров; один держал в руках черный чемоданчик, другой — раскладное кресло. Я повела их, рассказывая по дороге о симптомах.
Фиона отодвинулась, уступая санитарам место рядом с Маркусом.
— Привет, Маркус, я — Ричард, — громко и четко сказал один из них. — Я собираюсь осмотреть вас. — Он расстегнул рубашку Маркуса и стал его слушать.
Я подошла к Фионе и обняла ее за плечи. Она беспомощно посмотрела на меня, и я почувствовала, как она дрожит. Второй санитар задавал ей вопросы об истории его болезни, и Фиона рассказала, что отец Маркуса умер от сердечного приступа, когда ему было всего пятьдесят шесть лет. У нее был слабый испуганный голос маленькой девочки, и я услышала, как она спросила шепотом: «Но он ведь поправится?»
Никто из санитаров ее не услышал.
— Мы собираемся сделать электрокардиограмму; аппарат находится в машине, — сказал один из них.
Маркус попытался подняться, но не смог. Санитары усадили его в раскладное кресло.
Маркус молча сидел в кресле в неловкой позе; глаза его были зажмурены, а по лицу стекали капельки пота.
После того как кресло спустили вниз, Ричард достал рацию.
— Да, подозрение на инфаркт миокарда, восемь минут, — услышала я, когда он забирался в машину вслед за креслом Маркуса.
Я стояла и смотрела; мне казалось, что это происходит не со мной. Фиона сидела рядом с Маркусом, держала его за руку и все повторяла и повторяла, что все будет хорошо и волноваться не о чем. Его лицо бледнело все больше, а глаза все еще были закрыты от боли. Он был не похож сам на себя, высокого, здорового и веселого Маркуса. Сейчас он выглядел уязвимым и старым, с серым шерстяным одеялом, наброшенным на плечи.
Фиона старалась контролировать себя, ее лицо было похоже на застывшую маску. Она забралась в машину следом за санитаром и посмотрела на меня.