— Конечно, я бы хотела, — ответила я, отмечая, как вежливо мы общаемся друг с другом. Я чувствовала себя неловко, неестественно.
Я положила ребенка в детское сиденье, накрыла одеялом, а Том взял наши вещи.
— Боже, что там у тебя? — простонал он, удивляясь их весу.
— Это все для ребенка, — ответила я, надеясь, что он не заглянет внутрь и не увидит, как много моих вещей так и остались нетронутыми.
На всем пути до машины мы не сказали друг другу ни слова. Том то и дело останавливался, поджидая, пока я нагоню его. Я изо всех сил старалась идти нормально, а не как Джон Уэйн после того, как упал с лошади. В то же время я пыталась максимально втянуть живот, что было почти так же невозможно, как пытаться остановить прилив.
Когда мы были в матине, я спросила Тома, как себя чувствует его отец, стараясь уменьшить напряжение.
— На самом деле у него все в порядке, — ответил Том, выезжая с больничной парковки. — Я думал, что он будет выглядеть хуже. Но он, похоже, очень быстро идет на поправку. Впрочем этот приступ его напугал, думаю, он хочет, чтобы я как можно скорее занялся семейным бизнесом. Похоже, он совсем отказался от мысли продолжать работу.
— А ты готов к этому? — спросила я, надеясь, что он наконец забудет о своих путешествиях.
Том кивнул и бросил на меня быстрый взгляд:
— Да, и это будет хорошо. Мне кажется, что я уже сам начал задумываться о будущем. — Он снова стал смотреть на дорогу, а у меня защемило сердце. — Папа очень нахваливал тебя, — продолжал он. — Сказал, что ты очень помогала ему и что это ты разыскала меня в Индии.
Я покраснела и отвернулась к окну, буркнув:
— Мне нужно было срочно что-то сделать.
Том замолчал, после этого мы не сказали друг другу ни слова за всю дорогу, пока парковались и разгружали вещи. Том вытащил ключи и направился к двери.
— Подожди-ка, — сказала я удивленно, — а откуда у тебя ключи?
Он продолжал идти к кафе, неся в одной руке кресло с ребенком, в другой мои сумки, а в зубах связку ключей.
— Мэгги дала, — пробормотал он.
— Постой здесь, — попросил он, опуская кресло на порог и указывая мне место рядом. Он поднял вверх сумки, прошел на кухню, потом вернулся, взял ребенка и тоже отнес на кухню. Потом спустился вниз, очень осторожно взял меня под локоть и медленно повел вверх.
Первое, что я увидела, когда вошла на кухню, — это яркие воздушные шарики под потолком. Они все были синие, с надписью «Поздравляем!» на боку. Вниз свисали бледно-голубые ленточки. В квартире было безукоризненно чисто. Полы вымыты, пыль вытерта, журналы с газетами, прежде разбросанные по полу, убраны. На кофейном столике стояла огромная ваза цветов. Очарованная этой картиной, я замешкалась на пороге. На какое-то мгновение мне даже показалось, что это не моя квартира. Я уже несколько лет не видела так много свободного пространства в своей берлоге.
Том повел меня дальше в комнату, захлопнув за собой дверь и бросив ключи на блестящую кухонную стойку. Войдя в гостиную, я обнаружила там гору подарков в ярких упаковках.
— Вот это подарки от мамы и папы, — объяснил он. — Вот эти — от Мэгги и Ноя, Элис и Саймона. Тут даже есть подарок от Энди, помнишь моего кузена? — И он хитро взглянул на меня. — Ты, похоже, произвела на него сильное впечатление! А эти — от меня, — закончил он, указывая на отдельно лежащие свертки. — Я прошелся по магазинам утром, после того как навестил тебя, мне было как-то неловко, что я ничего не принес тебе.
— Но… кто все это сделал? — спросила я, оглядываясь.
— Я встретился с Мэгги, когда вернулся из магазина. Она сказала, что только что была у тебя и ты выглядела усталой. Мы решили помочь тебе как-нибудь. Ты не возражаешь? — Он посмотрел на меня своими бездонными зелеными глазами, и я растаяла.
— Как я могу возражать? Это потрясающе. Спасибо. — Я так сильно хотела поцеловать его, но между нами по-прежнему была эта невыносимая дистанция.
Я посмотрела на нашего малыша, который все еще спал.
— Когда, думаешь, он проснется? — спросил Том.
Я рассмеялась:
— Сколько еще продлится затишье? Думаю, что еще час, если мне повезет. — Я посмотрела на часы. — Я только час назад кормила его.
— Послушай, у меня есть предложение. Можешь отказаться, если тебе не нравится… что я здесь. Но я подумал, что ты можешь принять ванну и расслабиться немного. Я буду здесь держать оборону и, если он проснется, позову тебя. К тому же, если ты хочешь есть, я могу заказать что-нибудь, и мы поговорим. Если хочешь, конечно. Или мы можем увидеться завтра… — Он замолчал, нервно проведя рукой по волосам. Ему было так неловко, что я не знала, плакать или смеяться.
— Это было бы здорово, — ответила я.
Принимая ванну, я так беспокоилась, что Том в моей квартире и что ребенок может проснуться в любой момент, что не выдержала и десяти минут. От теплой мыльной воды я почувствовала себя усталой и размягченной, так что поспешила вылезти, закуталась в халат и поплелась в спальню. Я высушила волосы полотенцем и надела еще одну пару черных трусов поверх своей послеродовой прокладки. Я присела на постель, чувствуя себя крайне непривлекательной. Представляю, какой я кажусь Тому после его экзотических красоток. Я прилегла на подушку, не имея ни малейшего желания, чтобы он видел меня такой.
Меня разбудил стук в дверь, и я села на кровати, запахивая халат. Волосы были все еще мокрыми, и я поняла, что ненадолго задремала.
Том приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Он увидел меня, полусонную, на постели и вошел, поставив кресло с малышом так, чтобы он был к нам лицом.
— Все еще спит, — сказала я с облегчением, глядя на ребенка.
— Твоя мама звонила. Я сказал, что ты перезвонишь ей позже.
Он подошел к кровати и присел, подняв по дороге фен, который я оставила на полу. Он включил его на самую слабую мощность и начал сушить мне волосы. Сначала я замерла от неожиданности и смущения, а потом теплый воздух расслабил меня, и я закрыла глаза. Том нежно гладил рукой мои волосы, и я почувствовала, как его руки пахнут мылом. Я взглянула на него украдкой. Его лицо было полностью сосредоточено на том, что он делал. Это было как-то необычно интимно.
— Том, ты вернулся домой один? — выпалила я.
Он посмотрел на меня, отступая:
— Конечно один, а с кем же?
Я вздохнула и отвела взгляд, мне было стыдно признаться, что я читала чужую почту.
— Я видела твою открытку. Я знаю о женщине, которую ты встретил в Индии.
Его лицо прояснилось, он выключил фен и отложил его в сторону.
— Ты имеешь в виду Дэви, — сказал он и полез в карман джинсов за бумажником. Он открыл его и вытащил оттуда полароидную фотографию.
Боже, не надо мне ее показывать. Мне было плохо уже тогда, когда я сама пыталась представить себе эту женщину.
Он передал мне снимок, и я взглянула на него, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу. Я попыталась сделать безразличное лицо. Мое сердце стучало так громко, что я была уверена — он слышит это. Я взяла фотографию и посмотрела на женщину. Она сидела на пляже и смотрела на море. Трудно было определить ее возраст, но мне показалось, что ей немного за сорок. Ее лицо выглядело таким умиротворенным, будто она была где-то глубоко в своих мыслях. На руках у нее сидела девочка, которая смотрела на Тома прекрасными глазами. Они обе были очень красивы, черные гривы волос ниспадали на смуглую кожу. При этом обе были босые и одеты в грязные лохмотья.
— Они жили на улице рядом с тем местом, где я остановился, — объяснил он. — Мена, эта девочка, попрошайничала у прохожих. Всюду, куда бы я ни шел, она шла со мной и держала меня за руку. Она кувыркалась прямо посреди улицы и пыталась научить меня своим играм. Она рассказала, что ее родители умерли, когда она была маленькой. Дэви ее бабушка. Они обе вынуждены просить милостыню, чтобы выжить. В это невозможно поверить, но они были счастливы, все время улыбались и смеялись. Это заставило меня задуматься о многих вещах.
Я отдала фотографию, чувствуя не просто стыд, а полное свое ничтожество.
Том ласково посмотрел на снимок и убрал его обратно в бумажник.
— Она симпатичная, — сказала я с горящими от стыда щеками. Но еще одна вещь беспокоила меня. — Том, ну а где же ты был прошлой ночью? Саймон сказал, что ты не ночевал дома.