Анна-Мария Зелинко - Дезире

— Как вы думаете, тетя, теперь Мари-Луиза выйдет замуж за графа Нейперга, от которого у нее уже трое детей? — спросила Марселина.

— Она давно замужем, дитя мое. Папа разрешил ей развод с первым мужем.

— А сын от первого брака? Король Римский всего несколько дней носил имя Наполеона II во всех официальных документах. Это было в течение ста дней, когда император возвратился во Францию! — Тон Мариуса был задирист.

— Этот мальчик называется теперь Франсуа-Жозеф-Шарль, герцог Рейхштадский, сын Мари-Луизы, герцогини Пармской. Талейран мне показывал копию правительственного указа.

— А о его отце даже не упоминается?

— Нет. Если верить документам, то его отец… неизвестен.

— Если бы Наполеон знал, что его ожидает… — начала Марселина.

— Он знал, — коротко ответила я.

Потом я села за мой секретер. Остров без цветов… Остров, где все гибнет… Наш сад в Марселе, окруженный полями, да, полями и лугами…

Я начала письмо его матери.

— Тетя Жюли однажды проговорилась, что ты… — пробормотала Марселина. — Может быть, ты когда-нибудь расскажешь?..

— Ты сможешь прочесть все в его мемуарах. — Я спрятала письмо в шкатулку. — Там ничего не будет изъято.

Сегодня утром, смотрясь в зеркало, я думала, что мне еще досталось в жизни пережить всю сладость, всю тревогу, все нетерпение первого свидания. Мои пальцы дрожали, когда я подкрашивала губы. Чуть-чуть помады. Не надо забывать, что мне сорок два года, чтобы он не подумал, что я стараюсь молодиться. Но мне так хотелось ему понравиться!..

— Когда я его увижу? — спрашивала я в миллионный раз.

— В половине первого, тетя. В твоей гостиной, — терпеливо отвечала Марселина.

— Но уже пора!

— Поскольку точно время его приезда сообщить не могли, то визит был назначен на это время, тетя.

— Он позавтракает со мной?

— Конечно. В компании со своим камергером Карлом Густавом Левенгельмом.

Дядя моего Левенгельма зовется тоже Густав. Племянника недавно прислали ко мне из Стокгольма взамен графа Розена, который вернулся на родину. Но он так пышен и неприступен, что я едва смею говорить с ним.

— Кроме того, за этим завтраком будем мы с Мариусом, чтобы ты могла поболтать с ним без помехи, тетя.

Мой Левенгельм, его Левенгельм, Марселина и Мариус. Нет! И еще раз нет! Я приняла решение.

— Марселина, будь добра, пришли ко мне Левенгельма.

«Он приедет, вымоет руки. После долгого путешествия он захочет немного подвигаться. Кроме того, он никогда не был в Э-ля Шапеле. Гостиница напротив собора, и он захочет посетить собор, как и все туристы».

— Вам только понадобится сказать вашему дяде. Ваш дядя должен будет уйти, как только меня увидит. Обещаете?

Мой Левенгельм был в ужасе.

— Разве, несмотря на все приготовления, нельзя устроить сюрприз? — спросила я. И молчала, пока он не ответил:

— Как прикажете, Ваше величество!

Я надела шляпу с вуалью. Вуаль прикрывала только щеки. Я натянула ее до подбородка. Кроме того, в соборе, вероятно, сумрак… Потом я одна вышла из гостиницы.

Это последний сюрприз в моей жизни, — думала я, входя в собор. Первое свидание с человеком, которого я не знаю, начало всему… Или не начало? Это выяснится через полчаса.

Я села на скамью и сжала руки. Они дрожали.

Одиннадцать лет — долгий срок. Может быть, незаметно я стала пожилой женщиной. Во всяком случае, он уже взрослый. Он такой взрослый, что его послали в заграничное путешествие, чтобы он мог выбрать себе невесту в царствующих домах Европы. Ему дали в провожатые верного Карла Левенгельма, который когда-то учил его отца всем тонкостям придворного этикета. А я нарушаю придворный этикет…

Этим утром в соборе было много туристов. Я провожала глазами каждого. Этот?.. — спрашивала я себя. А сердце билось такими частыми гулкими ударами! А может быть этот — маленький, с плоскими ступнями?..

Я не знаю переживаний женщин, сыновья которых растут на их глазах, которые говорят им «спокойной ночи» каждый вечер, которые видят, как их сын бреется в первый раз и слышат о его первом свидании из его уст. Я этого не знаю. Я ожидаю мужчину, который похож на того, о ком я грезила всю жизнь, и которого я еще ни разу не встретила. Самой большой дружбы, очарования, я жду всего, да, всего от моего незнакомого сына!..

Я узнала его сразу. И не потому, что он шел в сопровождении Левенгельма, который нисколько не изменился со времени Стокгольма. Я узнала его по осанке, походке, неуловимому движению, которым он повернул голову и прошептал несколько слов Левенгельму. Он был в штатском темном костюме и почти такой же высокий, как его отец. Только более худощав. Да, гораздо более худощав.

Я поднялась и подошла к нему.

Как во сне… не представляя, как и с какими словами я обращусь к нему. Я тронула за рукав его спутника, и он, узнав меня, быстро отошел в сторону.

— Это склеп Шарлемана? — услышала я свой голос, хотя против моих глаз была дощечка, подтверждающая это. Вопрос был просто глуп.

— Да, как видите, мадам, — ответил он, не поднимая глаз.

— Я понимаю, что веду себя не совсем правильно, но мне так хотелось познакомиться с вами, Ваше высочество, — проговорила я.

Он поднял глаза.

— Вы знаете, кто я, мадам?

У него были черные глаза и мягкие волосы. Боже мой! Волосы совсем как у меня! И маленькие усики, чуть-чуть завитые, приподнимали уголки губ.

— Ваше высочество — наследный принц Швеции. А я… я почти соотечественница, так как мой муж живет в Стокгольме…

Я говорила нерешительно. Он смотрел на меня.

— Я хотела спросить Ваше высочество, но… мне неудобно занимать ваше время.

Он посмотрел вокруг:

— Не знаю, почему мой компаньон меня покинул, но я располагаю часом времени. Если разрешите, мадам, я буду иметь удовольствие сопровождать вас… — Он смотрел на меня улыбаясь. — Это разрешается, мадам?

Я кивнула. Когда мы подошли к выходу из собора, я заметила Левенгельма, камергера Оскара, который прятался за колонной. Оскар его не заметил. Не обменявшись ни одним словом, мы прошли через рыбный рынок на площади перед собором, пересекли широкую улицу и очутились в переулке. Я натянула вуаль еще ниже, потому что чувствовала, что Оскар искоса смотрит на меня.

Он остановился перед маленьким кафе с несколькими жалкими столиками и двумя пальмами в пыльных горшках.

— Могу ли я пригласить мою очаровательную соотечественницу выпить стакан вина?

Я с ужасом смотрела на пыльные растения в горшках. «Это неудобно, — подумала я, краснея. — Неужели он не замечает, что я не молодая дама? Неужели Оскар привык приглашать всех дам, с которыми только что познакомился?» Однако я смело вошла.

— Здесь не слишком элегантно, но мы сможем поболтать без помехи, мадам, — любезно сказал он. Потом к моему ужасу: — Гарсон, у вас есть французское шампанское?

— Но не сейчас, утром… — испуганно запротестовала я.

— А почему бы и нет? Безразлично когда, если есть, что отпраздновать, — настаивал он.

— Но праздновать совершенно нечего.

— Есть. Знакомство с вами, мадам. Не можете ли вы немного приподнять эту ужасную вуаль, чтобы я мог видеть ваше лицо? Я вижу только кончик вашего носика.

— Мой нос стоит всей моей жизни, — сказала я, — в молодости он доставлял мне много неприятностей. Как жаль, что люди всегда имеют носы, которые им не подходят!

— У моего отца нос просто фантастический. Он похож на клюв орла. На его лице только и видно, что нос и глаза.

Гарсон принес шампанское и разлил по стаканам.

— «Скооль»! «Скооль», неизвестная соотечественница! Вы одновременно француженка и шведка, не правда ли?

— Точно так же, как и Ваше высочество.

Шампанское было очень сладким.

— Нет, я только швед, мадам, — сказал он быстро. — Кроме того, еще и норвежец. У шампанского отвратительный вкус, не находите ли?

— Оно слишком сладкое, Ваше высочество.

— У нас одинаковый вкус, мадам. Я счастлив. Большинство женщин предпочитают сладкие вина. Наша Коскюль, например…

Я задержала дыхание. Что он хочет сказать.

— Наша Коскюль?

— Фрейлина Марианна Коскюль. Прежний лучик солнца для нашего покойного короля, потом — фаворитка отца. И если бы я согласился — моя любовница. Что вас удивляет, мадам?