Она проснулась около одиннадцати часов в выходной день, и впервые за много времени ей не захотелось вставать из постели так сразу. Хотелось просто полежать под легким теплым одеялом. Она оглядела свою комнату, и почему-то ей стало смешно.

Оказалось это убогое, желтое помещение было ее домом все два года. Она напомнила ей коморку Родиона Раскольникова в увеличенном виде. Именно эта обстановка все время приводила ее в унынье.

Она вспомнила весь тот лоск и блеск, в котором она жила раньше, и он тоже не произвел на нее большого впечатления. В нем не было ничего настоящего. Все наигранное и преувеличенное. Когда-то ей все это опротивело, и она обрадовалась, что смогла из него вырваться, но сейчас она огорчилась, что тогда пришла к такой крайности.

Ей нужно было немного промежуточное положение, но не подчиненное и не подчиняющее, а свое искренне уважаемое. Это поняла она только сейчас.

Она вылезла из-под одеяла и позволила утренним мурашкам пробежать по всему телу. От ощущения «русалочкиных ножек» немного поморщила нос и подошла к окну. Она отдернула шторы, и в комнату ворвалось яркое зимнее солнце. Оно ослепило ее на мгновение, и заполнило все пространство вокруг, словно обволакивая ее со всех сторон, обнимая и лаская ее нежную кожу.

Стало как-то хорошо и спокойно. Но чего-то в этом всем не хватало. Ее взгляд упал на постель. Она вспомнила Мартина, вкус его нежных губ и ту ночь, которую она не в силах забыть, и тут же покраснела. Она не видела этого, но чувствовала, как загорелись ее щеки. Она поняла, что ей не хватало обыкновенного женского счастья, и оно возможно, нужно только кое-что изменить.

Уля открыла свой шкаф и нахмурилась. Там не было ничего такого, что бы ей сейчас хотелось надеть. Она вернулась к зеркалу и оглядела себя с ног до головы. Кажется, еще вчера она себе даже нравилась.

Она выпила чашку чая, выкинув каждодневную утреннюю овсянку в мусорное ведро, нанесла сама грим, и он оказался совсем не таким, как раньше. Надела кое-что из того, что они выбирали вместе с Настей, и ушла из надоевшей ей квартиры.

Она уже собралась спуститься в метро, как вспомнила, что можно и на машине прокатиться. Сегодня она, как никогда обрадовалась своей любимице. И как хорошо, что вчера Вангог настоял на том, чтобы его водитель отвез ее в автосервис, и теперь она могла спокойно ехать, ведь на колесах была хорошая шипованая резина.

Убедившись, что на ее счету достаточно средств, она решила навестить любимые бутики и прикупить себе что-то более интересное и модное. Шопинг еще более поднял ее настроение.

Еще немного она поколесила по городу, так как это было приятно. Слышать, как работает двигатель под капотом, играет любимое радио, и кипит жизнь за окном. Вечерние огни отбросили ее в воспоминания. И оказалось достойным окончания дня поездка к отцу, ведь у нее сегодня был день рождения. Так вот случилось, что она стала последним подарком на день рождения отцу от ее матери. Она умерла сразу после родов, а отец так и не женился больше. Он слишком сильно ее любил.

Глава 25

— Что я родителям скажу? — не унималась Настасья. Они ехали к отцу Вангога, но предварительно посетили несколько бутиков в поисках кофточки, взамен той, что порвал Иван. И в результате полностью обновили Настасье гардероб. К ее удивлению он не стоял и не канючил «когда это все закончится», а наоборот, имея чувство прекрасного, он вместе с ней выбирал вещи, и мог объективно оценить «хорошо сидит, или плохо».

— Скажешь, что… — он задумался, — …нет, я думаю ничего не надо им самой говорить. Сначала поговорим с отцом, а дальше действовать будет только он.

В голосе Вангога даже тени сомнения не было. Он был уверен на все сто процентов, что отец его не будет против этого брака, что внушало уверенность и в Настасью, и становилось как-то немного легче и вселяло надежду на то, что счастье вполне возможно.

Он привел ее в дом, где им открыла женщина далеко не молодая, судя по всему, домоправительница.

— Прошу, проходите, Иван Игоревич, — пригласила она их, — к вам сейчас подойдут.

Кто к ним сейчас подойдет, Настасья не могла представить. Сколько бы она не общалась с Ульяной, та никогда не говорила о своей семье, и сейчас от Вангога, она слышала только об отце. Да и на банкете она не успела спросить о личности дамы сопровождавшей Бахровцева. И она уже начала думать, что матери у них нет, но когда их оповестили, что к ним «сейчас подойдут», ей показалось, что она ошибается. Спросить у самого Вангога ей не довелось, потому что не успела из комнаты удалиться женщина, как вошел вчерашний юбиляр в сером шерстяном костюме.

— Здравствуйте, мои дорогие, — произнес он приветливо, но с некоторой грустью в голосе, — проходите в гостиную, думаю, там нам будет удобно. Чай или может быть кофе?

Говорил он холодно, и только заученные официальные фразы, которыми видимо всегда пользовался в общении с партнерами или другими важными лицами. Настасья снова ощутила страх, и, как и прошлым вечером находясь в компании Мартина, сжала сильнее руку Вангога. Он улыбнулся ей и проследовал вместе с ней за отцом.

— Чай, — согласился Иван и, повернувшись к своей невесте и увидев ее понимание и кивок, добавил, — Два чая.

И Бахровцев с какой-то небрежностью, будто в кафе, заказал давешней женщине два чая и кофе для себя, после чего обратил свой взгляд на сияющего счастьем сына и девушку сидящую рядом с ним с большими напуганными и утомленными глазами. Он усмехнулся простодушно и все так же грустно. Значит, веская причина уже имеется! Быстро же сейчас все делается… хотя почему только сейчас? Раньше тоже такое было возможно. Может оно и правильно?

— Итак, я прошу прощения, — начал он, став на много теплее, — Вань напомни мне имя твоей избранницы.

— Настя, — ответил Иван с едва уловимым упреком и с любовью посмотрел на нее.

— Значит, Настенька, — он задумался, с сыном было все ясно, он уловил его взгляд, а вот о девушке он ничего не знал, — Скажете мне, о прекрасное создание, вы что действительно любите этого оболтуса?

Настя покраснела, кажется до самых ушей, и глаза ее раскрылись еще шире.

— Да, — едва слышно ответила она, после чего еще больше смутилась, и теперь уже глаза опустила.

Принесли чай, и Вангог поставил чашку перед Настей, но она к ней даже не притронулась. Ей казалось, что она трусится так сильно, что может ее разбить. А она по ее представлениям, должна быть не дешевая.

— А теперь, только честно, сколько вы знакомы? — сделав глоток, спросил отец.

— Сутки, — честно ответил Вангог, и тоже опустил взгляд.

— И все сутки любите друг друга? — снова его тон стал насмешливым.

Глава 26

В гостиной снова появилась домоправительница.

— Игорь Борисович, к вам какая-то девушка, — неуверенно проговорила она.

— Какая девушка? — да уж именно девушки какой-нибудь сейчас явно не хватало. Он-то свою жену и сейчас любил, но девушки у него все же были.

— Говорит, ваша дочь…

— Улита? — он встал и моментально побледнел, словно привидение увидел.

«Ничего себе, довела отца, — подумала Настасья, — у него в один миг наверное и седины прибавилось!»

Девушка, не дождавшись приглашения, вошла и Улитой не оказалась. Однако Бахровцев знал абсолютно точно, что вчера именно ее его сын назвал своим секретарем. Она осталась на расстоянии и смотрела прямо в глаза отцу, слегка улыбаясь уголками губ.

— Кажется, я как всегда вовремя, — заметила она, обведя глазами комнату, и улыбнулась брату и лучшей подруге. Поколесив по городу, она поняла, что эти двое сегодня без ее помощи точно не обойдутся. Особенно Вангог, натворивший вчера таких делов, что в теперешнем состоянии вряд ли сможет все разгрести без потерь.

И Игорь Борисович не мог не узнать голос собственной дочери не искаженный английским акцентом.

— Боже мой, — воскликнул он и подошел к ней, чтобы обнять, — Радость моя, наконец-то ты вернулась!

— Пап, я еще не вернулась, — возразила она, обняв отца.

— Почему вы вчера мне не сказали, что это ты?

— Именно потому, что возвращаться я еще пока не намерена. Ты же видишь, что я и сейчас не похожа на твою дочь.