Меня чуть не стошнило.
Джон аккуратно остановился на красный свет, а меня всю трясло, желудок подкатил к горлу, и я могла бы не представлять Джона через десять лет, он останется таким же, только станет старше. И себя, только старше. Невозмутимую. И нашу жизнь: приятную и ПРЕДСКАЗУЕМУЮ.
Стянув кольцо с пальца и швырнув его на приборную панель, я схватила свой клатч-кошелек, любимую сумку, единственное, что было у меня ценного, и выскочила из машины под проливной дождь. На своих каблуках. Я выбежала на проезжую часть, когда загорелся зеленый свет. Машины сигналили, а Джон спокойно кричал, чтобы я вернулась в машину.
Клянусь Богом, Джон единственный человек, способный кричать спокойно.
Я показала ему средний палец с большим пальцем наружу в стиле Детройта. Продолжая бежать, я добралась до тротуара, идя вслепую под холодным, проливным дождем. Что-то хрустнуло у меня под ногами, и я споткнулась, споткнулась и упала на землю, хлопая руками о грубый бетон, разрывая свое платье. Я заскулила и села на попу. Я осмотрела свои руки, а затем увидела, что мой каблук сломался, и мои колени кровоточили. Эти факторы исключали мое путешествие. Мой клатч-кошелек за две с половиной сотни долларов клатч-кошелек, лежал возле тротуара, на траве, в болоте. Дождь бил меня по голове, мои руки и колени пульсировали, левое запястье начало болеть, а мой кошелек был испорчен, и все вещи в нем — мокрые, что означало — мой сотовый телефон был уничтожен, мой не застрахованный одногодичный айфон. Я услышала, как недалеко остановилась машина, и стекло немного опустилось.
— Садись, Лео, — сказал Джон. — Ты мокрая, и тебе больно. Садись, я отвезу тебя домой. Я не могу понять, что с тобой случилось. Ты можешь подхватить пневмонию.
Я встала, ожидая, что Джон поможет мне. Он помог? Неа! Он сидел в машине, накрывая заднее сидение с кожаной обивкой полотенцем, и просто толкнул открытую дверь машины изнутри.
Я стояла с открытым ртом. Он даже не мог вылезти из машины, чтобы помочь мне? Мило.
— Чего ты ждешь? — спросил Джон. — Залезай, моя кожа становится влажной.
Я засмеялась, качая головой.
— Ты невыносим!
Я скинула свои туфли, оставив их в луже. Наклонилась, чтобы поднять сумочку, но снова поскользнулась в грязи и упала, разбрызгивая грязь по всему лицу и платью, которое полностью промокло и прилипло к моему телу. Сдавлено всхлипывая и виляя, я встала, положила под мышку свою сумку, растирая свои пульсирующие запястья.
— Леона, не будь идиоткой. Садись.
Я продолжила идти, отказываясь плакать, хотя слезы обжигали глаза. Не перед Джоном. Он просто протянул бы мне салфетку, ожидая, пока я перестану плакать, он всегда так делал.
— Отвали, Джон. Мы расстаемся.
— Куда ты пойдешь? Мы в пяти милях от дома, идет дождь, тебе больно, и ты идешь в неправильном направлении. — Джон не умолял или вышел из машины и заставлял меня делать какие-то вещи, он катился рядом в своем маленьком «Фольксваген Гольф» и говорил со мной сквозь отверстие в окне. Отверстие, сквозь которое дождь не испортит его кожу.
Я повернулась к нему, продолжая шлепать босиком по тротуару.
— Какая тебе разница? Проваливай и оставь меня в покое!
— Леона, не нужно меня прогонять. Ладно. Пусть будет по-твоему.
Я говорила, что могу быть беременна? А он просто уехал, оставив меня там.
Хрен.
Я топала по лужам и грязи, промокая все больше и больше, мои волосы облепили мою голову, падая на щеки и лоб. Когда Джон исчез из виду, я позволила себе заплакать. Это было долго, глаза горели, все было размыто, а грудь сотрясалась от рыданий, разрывающих меня. Я продолжала идти.
Глава 2
Я не обратила внимания на урчание двигателя харлея, который проехал мимо меня, подумав только, какой идиот может ездить на нем в такую погоду? Не обращая внимания, я продолжала топать и рыдать, глядя на свои ноги и проклиная всех мужчин на свете, а особенно Джона. Поэтому я не заметила, как харлей проехал по дороге вперед и остановился, как мужчина слез с байка и встал возле него, ожидая.
И я врезалась прямо в него.
Он был огромным, твердым и промокшим насквозь. От него пахло мокрой кожей, запахом, который имел терпкий вкус на кончике моего языка. Я отшатнулась, но он поймал меня за руки своими сильными руками, надежно поддерживая. Я посмотрела вверх и задохнулась, встретившись с самой яркой парой серо-зеленых глаз, которые смотрели на меня, полные сочувствия и заботы, и с чем-то очень похожим на похоть. Это не могло быть желанием, по крайней мере, не для меня. Не тогда, когда я мокрая, грязная, злая и рыдающая.
Он был одет в кожаную куртку байкера, обшитую рок-панк нашивками, в центре которых была нашивка «HOGS», черепами, металлическими крестами и другими непонятными байкерскими вещами. Его джинсы были плотными, черными и чертовски дорогими, так же, как и его чертовски-ручной работы ботинки с шипами на носке, серебряными пряжками и заклепками. Его уши были полностью проколоты, в каждом ухе были маленькие шпильки, кресты и крошечные бриллианты. На пальцах у него были кольца, большие металлические вещи с такими же толстыми крестами, черепами и металлическими печатками. Его волосы были густыми, черными и прилипли к его лбу. Но его глаза…
Боже мой! Они пылали, сверкали, вспыхивали и делали вещи, которые мужские глаза никогда не делали для меня. Не в дождь, и не глядя вот так на меня
Его руки были теплыми и влажными на моей голой коже, и он до сих пор не отпустил меня, хотя я уже открыто глазела на него. У него была татуировка на каждом пальце, и если сложить кулаки вместе, то можно прочитать «Semper Fi».
Он был морским пехотинцем, ну или бывшим морским пехотинцем. Он похож на него. Рост его был более шести футов, широкий, как кирпичная стена, плечи и руки которого даже под кожаной курткой выглядели огромными. Он излучал опасность, чистый мужской тестостерон и власть, гибкость силы и смертельную уверенность в себе.
И все, что он делал, просто стоял там и держал меня за руки.
— Вы в порядке, мэм? — его голос был глубоким и гладким, напоминая мне о Джоше Тернере, когда он напевал низкие ноты.
Заткнись, я люблю кантри музыку, ну и что?
Я покачала головой, и волосы снова ударили меня по шее.
— Похоже, что у меня все в порядке?
Я больше не рыдала, он поразил меня. Я все еще задыхалась, глядя на него. Его рот изогнулся и выпрямился.
— Я догадываюсь, что нет. Вы выглядите… расстроенной. И мокрой.
— Весьма наблюдательно.
Он все еще держал мои руки, как будто опасался моего падения снова. Возможно, это так и было бы. Особенно когда эти огненные глаза все еще смотрели на меня. Он постоянно встречался со мной взглядом, но я могла сказать, это стоило больших усилий. Мое платье полностью прилипло к телу, после того как намокло, и стало прозрачным, чего я не учла, покупая его в магазине. Мое тело было четко обозначено под тканью, не оставляя места для воображения, кроме цвета моего тела, и этот человек с трудом, но довольно успешно старался не смотреть на меня.
Я оценила его усилия, и мне понравилось быть желанной для кого-то хотя бы раз.
— Вы бы не хотели прокатиться куда-нибудь? — спросил он, погладив большим пальцем по байку.
Я использовала эту возможность, чтобы освободить руку, и отступила назад, но моя вторая рука все еще была зажата его рукой, твердо, нежно и неумолимо. Я перестала отступать и встала перед ним. Я должна была потребовать отпустить меня, но не сделала этого.
Тогда я представила, что он сделает, если я попрошу.
— Отпустите мою руку, пожалуйста, — попросила я.
Он немедленно отпустил ее, и я почувствовала сожаление. Его рука была теплой и так приятно чувствовалась.
— Вы можете заболеть, мэм, — сказал Байкер. — Почему бы вам не разрешить мне подвезти вас куда-нибудь? Я буду вести себя хорошо. Я обещаю. Только высажу вас, где нужно и все. Я даже не буду просить ваш номер.
Я колебалась. Он выглядел опасным, хотя его глаза утверждали, что он не причинит мне боль. К тому же он уедет, если я не скажу «поехали».
— Я буду милым, хорошо?
— Я… наверное, не стоит. Я никогда раньше не ездила на мотоцикле, и я тебя не знаю, — сказала я. Оправдания были надуманными, и мы оба это знали. — Я буду в порядке, но спасибо.