— Ох, — хмурюсь я. — Прости.
Наоми садится на кровать и мнет в руке обертку от моего гамбургера.
— Почему ты думаешь, они врали? — спрашивает она тихо.
— Потому что хотели, чтобы мне было неловко.
— Чепуха. Они хотели защитить тебя. Хотели, чтобы тебе стало лучше.
— Даже София знала.
— Я не удивлена — эта девочка знает все. Иногда она словно видит людей насквозь. — Наоми слегка поеживается, но в комнате не холодно. — Теперь пообещай мне, что сегодня ты не проникнешь в детское отделение, хорошо?
— Но… мне нужно с ними попрощаться.
— Утром я отведу тебя попрощаться. Обещай мне.
— Я обещаю.
— Конкретнее.
Я раздраженно произношу:
— Обещаю, что не взберусь по стене и не перелезу через шаткий оконный карниз в детскую палату.
— Рада это слышать.
Она поправляет мою капельницу и подключает монитор. После быстрой проверки моей диаграммы, она закрывает жалюзи и выключает свет.
— Спокойной ночи, Айсис.
— Спокойной ночи.
Больничная кровать достаточно удобна, но слишком большое количество комфорта вскоре надоедает. Заставляет чувствовать себя беспомощной и неуклюжей. Но я уезжаю. Завтра мой последний день здесь. Реальный мир снаружи ждет меня. Мои реальные воспоминания ждут меня снаружи.
— 3 –
Крыльцо Айсис неизменно обветшалое.
Китайский колокольчик жалобно звенит на вечернем ветерке. В доме горит свет; теплые квадраты золотистого света отгоняют тьму. Я вытаскиваю ключи из замка зажигания и хватаю с заднего сиденья еще теплую лазанью. Миссис Блейк украсила парадную дверь рождественским венком и белой гирляндой. Я приглаживаю волосы и дважды стучу. Пестрое стекло по обе стороны от двери было восстановлено после того, как тот ублюдок его разбил, однако при его виде мое горло по-прежнему неприятно сжимается.
Миссис Блейк подходит к двери в свитере и штанах для йоги. Она выглядит более счастливой и здравомыслящей, чем в мои предыдущие визиты.
— Джек! — открывает она дверь. — Проходи быстрей! Ты, должно быть, замерз.
Я захожу в теплоту холла, женщина сразу же берет мое пальто и суетится над лазаньей.
— Ты сам ее приготовил? Пахнет просто восхитительно! Наверное, ее очень сложно сделать!
— Не очень. Просто немного мяса и соуса.
— Чепуха. Я не смогу приготовить хорошую лазанью даже во имя спасения собственной жизни. Огромное спасибо.
— Ешьте, пока она еще теплая.
Она смеется.
— Обязательно. Проходи в кухню. Хочешь кусочек?
Я игнорирую урчание в животе.
— Я уже поел.
— Ну, по крайней мере, хоть сока выпей. Или ты хочешь содовой? Я могла бы приготовить тебе гоголь-моголь!
— Воды будет достаточно.
Она цокает, и это звучит так знакомо. Айсис делает точь-в-точь так же, когда в чем-то разочаровывается. Миссис Блейк наполняет стакан водой и пододвигает его ко мне, а затем накладывает себе порцию лазаньи. Мы сидим за столом, и я наблюдаю, как она ест. Ее запястья выглядят тоньше, чем были в прошлый раз.
— Вы вообще едите? — мягко спрашиваю я. Женщина пожимает плечами.
— Ох, знаешь. Последнее время в музее невероятно много дел, поэтому я не готовлю так часто, как должна.
— Вы забываете.
Она смущенно улыбается.
— Да. Айсис хороша в этом — всегда собирает мне обед и кладет в машину, поэтому я не забываю его утром.
Ее глаза загораются, когда она откусывает еще кусочек.
— А ты действительно замечательный повар, Джек. Лазанья просто восхитительна! Спасибо.
— Это меньшее, что я мог сделать.
— Нет-нет. Ты вообще не должен был этого делать. Визиты, еда, все это. Я… я очень благодарна. Ты нам очень помог.
Под столом я сжимаю пальцы в кулак.
— Я вообще никак не помог.
— Без тебя… — Миссис Блейк делает глубокий вдох, словно то, что она собирается произнести требует больше воздуха, больше жизненной силы. — Без тебя Лео бы…
— Я ничего не сделал. Я не успел спасти Айсис, — резко говорю я. — Она пострадала, потому что я был недостаточно быстр. Я подвел.
Последние два слова отдаются эхом в практически пустой, тусклой кухне.
— Я подвел, — произношу я более твердо. — Она забыла меня, потому что я допустил ошибку.
— Она не забыла, Джек, нет. Дело не в этом.
Нет. В этом. Это мое наказание. И я приму его. В конце концов, я слишком долго его ждал.
Я встаю и иду в холл, где надеваю пальто. Миссис Блейк обеспокоенно следует за мной.
— Я не хотела… прости. Ты не должен уходить, — говорит она.
— У меня много работы.
Она не знает, что за работа. Она просто знает, что я должен уйти. И она, так же как и я, знает, что это всего лишь предлог.
— Ну, хорошо. Веди осторожно.
Прежде чем я успеваю шагнуть за дверь, миссис Блейк хватает меня за рукав пальто. Я оборачиваюсь через плечо и вижу, как сочувствие светится в ее глазах с невероятно трогательной теплотой, пока она тихо шепчет:
— Тебе всегда рады в этом доме, Джек.
Я молчу. Миссис Блейк протягивает руки и обнимает меня. Я подавляю желание ее оттолкнуть. У нее нежные руки. И на мгновение она ощущается как моя мама. Я первым разрываю объятия. Как всегда.
— Мне нужно идти, — произношу я. Она кивает.
— Ты придешь туда? В суд?
— Постараюсь. Не знаю, позволят ли мне войти в здание суда. Спрошу у юриста моей матери.
Миссис Блейк наблюдает, как я ухожу. В ее глазах нет страха — больше нет. Нет того страха, который я увидел в тот день. Она не пыталась остановить меня или забрать биту. Она позволила этому произойти. Может быть, она чувствует вину за то, что позволила мне избить Лео до полусмерти. Бесполезно говорить ей, что она в любом случае не смогла бы меня остановить. Дело во мне — в части меня, которая жаждет крови, страданий и справедливости с той самой ночи в средней школе. Меня невозможно было остановить. Эта часть меня слишком долго голодала, и решетка ледяной клетки невероятно легко растаяла из-за идиотской, раздражающей девчонки.
Этого больше не повторится.
Я сажусь в машину, завожу ее и отъезжаю от тротуара.
Чудовище не вырвется снова. В следующий раз я его удержу. Вот что я твержу себе с той ночи в средней школе. Я поклялся, что этого больше никогда не произойдет. Но это случилось. И я не смог это контролировать. И из-за этого я чуть до смерти не избил человека.
Я качаю головой и выезжаю на шоссе. Чудовищу придется подождать. Страху придется подождать.
А вот Бланш Морайллис нельзя заставлять ждать.
Немногие женщины на этой земле такие устрашающие, как Бланш Морайллис. Она представляет собой пугающее сочетание холодной уравновешенности, элегантных скул и злобной, коварной улыбки. Это сочетание придает ей обезоруживающий вид. Она всегда облачается в длинные до пола, поразительные, бархатные пальто. Никто не знает ее настоящий возраст. Бесчисленные косметологи, которым она без сомнения платит ведрами, делают все возможное, чтобы она выглядела моложе, чем есть на самом деле. Бланш — дочь французского посла. Она не из низшего класса, чтобы прибегать к ботоксу, так что морщинки вокруг глаз рассказывают ее историю: ей далеко за сорок. Возможно пятьдесят два. Точнее она скорее приближается к этому возрасту.
Я замечаю ее идеальную, темноволосую прическу среди дюжины невзрачных блондинистых голов Огайо и плетусь к ней, обходя столики. «Дю Лянж» — это престижный ресторан, в котором я работал некоторое время до того, как его выкупили и передали новой команде.
Я усаживаюсь на стул напротив Бланш. Она отпивает воду со льдом, затем начинает крутить рубиновое кольцо вокруг пальца и приподнимает бровь, показывая, что признала мое присутствие.
— Знакомо, не так ли? — спрашивает она, ее голос низкий и сильный.