– Вижу, ты не из полиции, а священник. Прибереги-ка свою проповедь.
– Хуан, тебе не интересно вспомнить, кто я?
– Судя по всему, тот, кто хочет скинуть меня с обрыва, но…
– Я Ренато, Ренато Д`Отремон, – прервал он спокойно. – Это имя тебе ни о чем не говорит? Не помнишь? Ночь, ручей, мальчик, у которого ты забрал все его сбережения в платке, и которого оставил внизу мечтать о его первом путешествии по морю. Да, да, ты помнишь. Вспоминаешь…
Да, Хуан помнил. На секунду он взглянул на него по-другому, словно стал тем самым мрачным несчастным мальчиком, сбежавшим пятнадцать лет назад из Кампо Реаль. Он шагнул к Ренато, но вдруг передумал, выражение лица стало прежним, он снова стал грубым капитаном пиратского судна.
– У меня нет времени на эти шалости. Я отплываю на рассвете, и ты меня не задержишь разговором, чтобы меня схватили. В другой день, когда я сыграю удачнее, я верну тебе твою горстку реалов.
Хуан убежал, уклоняясь от Ренато, прыгнул туда, где заканчивались скалы на узком взморье, и исчез после этого невероятного прыжка.
Как и тогда в детстве, у бурлящего ручья, Ренато Д`Отремон увидел, как тот скрылся, словно тьма его поглотила.
– Мой дорогой Ренато. Это снова вы? Я думал, вы на пути в Кампо Реаль, – удивился Педро Ноэль.
– Действительно, я должен был вчера туда поехать, но не послушал вашего совета и потратил несколько часов.
– Вы искали Хуана, да? Я был уверен, что вы сделаете это. Было бы странным, если бы Д`Отремон последовал чьему-либо совету.
– И ведь я нашел его. Сам убедился в правильности ваших сведений. Я нашел его в грязной таверне порта, наблюдая одну из его драк, видел, как он защищал свои права по закону сильного, как прокладывал путь среди врагов. Это грустно, но признаюсь, что не смог не восхититься им.
– Восхитились им?
– Какое противоречие, не так ли? Любопытно, но в нем есть что-то такое, какая-то странная притягательная сила.
– Да. В жизни есть странные вещи и любопытные случайности, – подтвердил задумчиво Ноэль. – Думаю, есть таинственная и неизвестная нам сила, которая бессознательно нами управляет. Провидение, случайность, рок. Вы говорили с Хуаном?
– Я попытался поговорить, но тот не захотел слушать. Думаю, у него ко мне все то же чувство полного презрения, какое было в двенадцать лет.
– Возможно, хотя под кажущимся презрением, несомненно, есть много чего еще. Но вернемся к случайности. Только что я узнал, что наш неугомонный Хуан передан в распоряжение властей. Арестовали его корабль при отплытии. Мужчина, которого он ранил в драке в таверне, потерял много крови и находится в тяжелом состоянии. Есть много свидетелей, что Хуан проиграл ставку и не захотел платить. Раненый взыскатель долга обвиняет его в попытке убийства.
– Но этого не было! – неистово заверил Ренато.
– Эти скользкие типы всегда легко отделываются; неожиданно они оказываются под покровительством закона, судьи имеют обыкновение с некоторых взымать по старым счетам.
– Это несправедливо! – выразил недовольство Ренато и решительно воскликнул: – Ноэль, вы друг всех судей, властей и чиновников. Вы предложили свою помощь, и я хочу незамедлительно ею воспользоваться. Хочу помочь Хуану!
Сначала Педро Ноэль посмотрел на Ренато с искренним удивлением, а затем с нескрываемой благодарностью, которая разрушала нарочито суровое выражение лица, с которым он хотел было ему ответить. Казалось, что он был готов пожать ему руку и поблагодарить. Но тут же дал задний ход с достаточным благоразумием пожившего человека, выходя из трудного положения заурядным восклицанием:
– Порывистый, да? Вы не противоречите своей породе. Но мой совет был как раз наоборот.
– Простите, что снова не прислушиваюсь к вашим советам. Я могу рассчитывать на вас?
– Конечно, юноша. Я приложу все силы. Но предупреждаю, это будет ни легко, ни дешево.
– Меня не волнуют деньги, Ноэль.
– Ну тогда в путь, – закончил приятно удивленный нотариус.
– Айме, я напугала тебя?
– Естественно. Ходишь так бесшумно.
С глухой злобой Айме посмотрела на ноги сестры, обутые в мягкие фетровые тапочки, на белую монашескую одежду, обрамлявшую прекрасное бледное лицо. Они были за пределами сада, на краю скалистых гор, откуда скалистая узкая дорожка спускалась к песчаному берегу. Солнце майского утра золотом и огнем омывало виднеющийся с небольшого холма прекрасный вид. С одной стороны города находилось поле, здесь три гигантские горы завершали пейзаж. С другой – был маленький круглый залив и отвесные скалы, о которые вечно разбивались морские волны. Вдалеке от города виднелся дикий берег, усеянный выступами, трещинами и впадинами, крошечными песчаными берегами и мысами, неожиданно возникающими горсткой черных полос среди голубых и пенящихся вод. Когда они находились наедине, глубокий, вопрошающий и пронизывающий взгляд Моники досаждал Айме, мягкий голос портил ей настроение.
– Меня удивило, что ты так рано встала. Это не входит в твои привычки, Айме.
– Привычки часто меняются. Теперь я встаю рано и мне нравится быть одной.
– Не буду мешать тебе, не волнуйся. Я пришла потому, что мама позвала. Она начала готовить экипаж и… Что с тобой происходит?
– Абсолютно ничего, – теряла терпение Айме. – Я смотрю на море. Станешь упрекать меня за то, что я смотрю на море?
– Нет. Море очень красивое. Ты удивляешь меня. Никогда не думала, что тебя интересуют картины природы. Что ты ищешь в море? Ты вдруг побледнела.
– Если так тебе интересно, вон тот парус корабля.
– Какого? Того судна? Но парус не поднят.
– Я уже вижу, не слепая. Люцифер не отчалил и даже не собирается.
– Люцифер? – удивилась Моника. Так называется корабль?
– Да, сестра, его зовут Люцифер, и можешь перекреститься, если думаешь, что тебя утащит дьявол, – ехидно ответила Айме.
– Люцифер, – повторила Моника. – В конце концов это очень красивое имя. Кроме того, содержит в себе великий урок. Люцифер был самым красивым ангелом, но потерял небеса за гордыню. Такие истории случаются намного чаще, чем кажется. Как легко рискнуть по легкомыслию, прихоти, всем райским счастьем! Ты думала об этом, Айме?
– Не рановато ли слушать притчи?
– Это не притча, а только совет.
– Советы и нравоучения тоже рановато выслушивать.
– Жаль. У меня не было ни малейшего намерения читать тебе нравоучения. Что же с тобой происходит? Что? Не ты ли клялась со слезами на глазах, что Ренато Д`Отремон – твоя жизнь, и ты готова убить или умереть, чтобы его удержать. Ты изменилась. Очень изменилась. Сейчас ты сама не своя, хотя и будешь отрицать.
– Сейчас я ненавижу тебя! – взорвалась Айме. – Почему ты преследуешь и мучаешь меня? Ты словно моя тень. Вещая тень, которая только и может предсказывать несчастья!
В это время корабль, полный солдат, вплотную приблизился к борту Люцифера; не сдерживая волнения и тревоги, Айме шагнула к краю отвесного берега. Но послушница вцепилась в нее с неожиданной силой, заставляя обратить на себя внимание, и спросила:
– Что с тобой? Что происходит на том корабле?
– Мне бы тоже хотелось знать.
– Тебе хотелось бы знать? Почему? Почему тебя это так волнует?
– Если бы ты знала, как же я ненавижу тебя сейчас! Оставь меня в покое!
Резко освободившись от вцепившейся руки, она заторопилась. Мгновение она колебалась, оценивая расстояние, отделявшее от песчаного берега, сделала несколько шагов, как будто собиралась спуститься по узкой дорожке среди скал, но не стала задерживаться, развернулась и пошла обратно домой.
Моника видела, как та удалялась, затем повернула голову и посмотрела на море, на Люцифер. Даже вдалеке она различила, как палуба заполнилась многочисленными солдатами, которые разбрелись, словно для боевых действий. Но ничего не указывало на сопротивление; на палубе суетилась только одетые в голубую униформу люди. Убранный парус, брошенный якорь, рангоут Люцифера, окрашенный в красный цвет и блестящий черный корпус Моника связывать только с тем мужчиной с широкой обнаженной грудью, с нахальным взглядом и дерзкой улыбкой.
– Люцифер…
Она повторила имя, чтобы запомнить его, запечатлеть в памяти, как запечатлелось навсегда лицо, увиденное сквозь решетки окна. Затем неторопливо она тоже вернулась в дом Мольнар.
– Подождите минутку, Ренато. Позвольте мне первому поговорить с ним. Подождите немного.