Он замер, увидев неподвижную Монику, стоящую перед маленьким чемоданом, такую бледную и слабую, с таким мучительным выражением на лице, что непреодолимое чувство дружеского сочувствия привлекло его к ней, и он попросил:

– Мне бы не хотелось, чтобы ты огорчалась из-за меня, Моника.

– Я не огорчена, Ренато, для этого нет причины. Ты самый лучший мужчина.

– Я не такой, но хочу им быть, чтобы предложить твоей сестре счастье, которое она заслуживает, чтобы когда-нибудь ты смогла увидеть во мне брата, хотя у нас не одна кровь.

Быстрым жестом он взял ее руку и поднес к губам, а затем ушел вслед за Айме.

– Какой хороший юноша, Боже, – воскликнула Каталина. – Нет лучше его на всем белом свете. Я тоже пойду готовить чемоданы.

Моника осталась одна, чувствуя приятное и горящее ощущение поцелуя, горячее наслаждение прикосновения, которое огнем зажгло ее щеки, и она, чтобы стереть след поцелуя, яростно вонзила в него ногти.


17.


– Ваше появление – большая честь для меня, сеньорита, но откровенно говоря, я не припомню…

– Не утомляйте воображение, доктор Ноэль. Мы с вами видимся впервые с близкого расстояния. Я достаточно хорошо знаю вас зрительно. В Сен-Пьере ведь все друг друга более-менее знают, не так ли?

– Не думаю, что имел удовольствие до настоящего времени.

– Меня зовут Айме, Айме де Мольнар.

– Вот теперь да. Теперь все ясно! В конце концов, вы правы, что все друг друга знают. Я знаю вашу мать, отца, мир его праху, он был и моим другом. Но чем могу служить вам? Прежде всего, садитесь, садитесь.

– Не нужно, я ненадолго…

Украдкой посматривая на окна и двери старого обшарпанного кабинета, искусно владея собой, ради своей цели Айме решила сыграть в опасную игру. Она была уже несколько дней в Сен-Пьере, безуспешно расспрашивая, тщетно задавая вопросы, и решилась, наконец, посетить старого нотариуса, который смотрел на нее с непонятным взглядом то ли любопытства, то ли удовлетворения и подтвердил:

– Я видел вас несколько раз, когда вы были маленькой девочкой, но вы чудесно изменились. Чем могу служить вам? Вижу, вы очень обеспокоены.

– О, нет! Вовсе нет, я пришла из-за ерунды. Хочу сказать, что в моем посещении нет ничего серьезного. Я проходила рядом и подумала, возможно, сеньор Ноэль знает что-то о моих заказах. Вы, конечно же, не понимаете меня. Простите. Это путаница. Получилось так, что я дала несколько монет капитану некоей шхуны, чтобы он привез мне из Ямайки английские духи.

– Английские духи? А разве не присылает нам Франция самые лучшие духи в мире? – пришел в негодование добрый Ноэль.

– Да, да, конечно. Но речь не об этом. Это были особые духи, те, что я хотела. Духи для кабальеро. И несколько рубашек. Несколько тех удивительных английских рубашек, которые не похожи ни на какие другие. Речь идет о подарке, который я хочу сделать. Подарок для суженого. Я невеста, доктор Ноэль. Я скоро выйду замуж.

– Ну тогда поздравляю вашего будущего супруга. Но продолжайте: вы дали несколько монет капитану шхуны…

– Для того, чтобы он привез мне духи из Ямайки. Но человек не вернулся.

– И вы хотите предъявить ему иск. У вас есть квитанция?

– О, нет! Вовсе нет! Думаю, речь идет о человеке, достойном доверия. Мне его порекомендовали. Но никто не может дать о нем информацию, а так как мне сказали, что вы его друг…

– Мой друг – капитан шхуны? Как его зовут?

– Я не знаю его фамилию. Его корабль называется Люцифер.

– Хуан Дьявол! Невероятно, что вы об этом рассказываете. Хуан Дьявол – торговец духами!

– Ну, это было особое одолжение, которое он собирался мне сделать. Я попросила, он согласился, и я дала ему денег, он сказал, что скоро вернется, но никто ничего не знает.

– Действительно, сеньорита Мольнар. Никто ничего не знает, и думаю, что еще долго не узнает. Я должен быть искренним, потому что знаю и люблю вашего суженого – молодого господина Ренато Д`Отремон.

– Доктор Ноэль… – начала мяться Айме с беспокойством, отразившемся на ее красивом лице.

– И не знаю почему, но думаю, это он послал вас.

– Что вы говорите? – торопила предельно изумленная Айме.

– Ренато принадлежит к редкой породе людей, слишком благородных и слишком добрых. Его чрезвычайно волнует судьба Хуана Дьявола, и ему было недостаточно вытащить его из затруднительного положения, в оплату получив лишь неблагодарность. А теперь он хочет узнать, что с ним стало, не так ли? А так как он боится нравоучений с моей стороны, то послал вас.

– Меня, меня? – пробормотала Айме, так ничего и не поняв.

– Моя прекрасная сеньорита Мольнар, боюсь, что Хуан, к которому, признаюсь, несмотря ни на что, испытываю привязанность, замешан в довольно скверном деле. Он не слушает советов и упорно стремится сделать состояние одним махом. Точно не знаю, что он делает, но боюсь, что власти уже предупреждены насчет него. Не думаю, что он сможет вернуться, не думаю, что мы увидим его в Сен-Пьере еще много лет. Потому что если бы он вернулся, то наверняка оказался бы в подземельях тюрьмы. А Хуан Дьявол не настолько глуп!

Педро Ноэль говорил, уносясь чувствами, не думая о действии, которое производит на красивую девушку, которая слушала в замешательстве, сжав руки, с вытаращенными глазами, с огромным трудом сдерживая охватившую ее волну отчаяния. Наконец Айме де Мольнар встала и с трудом пробормотала:

– Вы уверены в этом?

– Естественно. Скажите Ренато, пусть больше не беспокоится о нем и даст ему жить своей судьбой. Мы будем счастливы, если его не повесят со дня на день, или он не получит в потасовке удар в сердце в какой-нибудь таверне. Ведь если он удачно выходил из всех драк раньше, то это не значит, что судьба всегда будет к нему благосклонна. Однажды все закончится и бац! Одним безумцем станет меньше.

– Вы считаете его безумным?

– Думаю, он был очень несчастен в детстве, а это всегда оставляет след. Он родился под черной звездой. Эта история долгая и запутанная. Лучше я не буду о ней говорить. Зачем?

– Дело в том, что я хотела бы знать. Если вы поведаете мне, то даю слово, я не расскажу никому, даже Ренато. Ладно, правда в том, что Ренато не знает, что я пришла. Я пришла и беспокоюсь его чрезмерной занятостью. А также по поводу духов, это тоже правда. Тот обещал вернуться через пять недель.

– Ждите его пять лет, и тогда, он, может быть, вернется. Ваши заказы были подарком для Ренато?

– Да, но я не хочу, чтобы он знал об этом.

– Мой вам совет – тоже забыть об этом.

– А вы забудете о моем визите?

– Ладно. Если вы так желаете.

– Я прошу вас. Вы сделали бы мне большое одолжение, огромное одолжение.


– Да, Ренато, поищи их. Мне это кажется хорошей мыслью. Иди поищи их, чтобы ускорить дела. Руководствуйся всегда своим рассудком, мнением – в браке это должно преобладать. Плохо, если мужчина уступает женщине. Понимаю тебя, ведь я говорю с тобой как женщина. Но ты мой сын, Ренато, и я знаю, что ты мягкий, покладистый, нежный, слишком благородный, возможно, слишком влюбленный.

– Но мама… – в голосе Ренато прозвучало отчуждение.

– Нас никто не слышит. Хочу быть с тобой совершенно откровенной. Ты знаешь, что никто тебя не любит больше, чем я. Никто!

– Айме меня любит.

– Конечно, сынок. Я хочу в это верить. Она тебя любит, отчего бы не любить. Она вполне довольна судьбой. Она любит тебя, но кроме того, должна уважать тебя, понимать свое предназначение, должна подчиняться тебе, ее первый долг – это доставлять тебе удовольствие. Восхитительная Айме кажется мне немного беспокойной, избалованной и чрезмерно изнеженной. Ее мать очень мягкая, а отец сначала отсутствовал, а потом умер. Старшая сестра, похоже, очень недовольна ею. Моника, несмотря на порывы, кажется человеком прекрасным, серьезным и прямым.

– Я всегда ее воспринимал такой, но теперь, ее нервы…

– А откуда такие нервы?

– Не знаю, мама. Иногда мне кажется, что ее болезни не существует, что это способ оправдаться, объяснить мрачное и враждебное состояние души ко всему миру или, по крайней мере, ко мне. Я не хотел тебе этого говорить, но раз ты хочешь понять лучше, знай: Моника перестала быть моей подругой с тех пор, как я начал общаться с Айме.

– А у нее уже были задатки монахини?

– Нет, ее религиозное призвание проявилось потом. Почему ты спросила?

– Просто так. Иногда воображение уносит далеко, но лучше этого не позволять. Так вот, завтра, Ренато, ты поедешь в Сен-Пьер и привезешь их. Ты можешь остаться там на несколько дней, нужно время, чтобы поторопились с бумагами, это, конечно, займет у тебя чуть больше времени. А когда ты вернешься, все будет готово. Я хочу, чтобы ты женился здесь, в нашей старой церкви, где крестили тебя, где провожали в последний путь твоего отца, откуда и меня проводишь в последний путь. Таков наш обычай. Я не очень любила эту землю. Но сейчас думаю, что это было плохо. Здесь моя жизнь, твоя, и здесь будет жизнь твоих детей. Хочу, чтобы ты дал мне много внуков! Хочу видеть, как они будут расти здоровыми и радостными в твоем Кампо Реаль, и чтобы красивая бабочка, твоя невеста, превратилась в сильную и спокойную женщину, о которой я мечтала для тебя. Люби ее, но не давай воли ее прихотям. Веди ее, делай на свой лад, лепи ей душу, чтобы она была твоей женой, а не красивой тиранкой, в которую грозит превратиться. Пусть она будет достойной твоей любви, и будет в Кампо Реаль, как королева.