Ренато продолжал говорить, но Хуан едва слышал его слова. Он подошел к перилам, выходящим в сад, а Айме мягко встала и пошла за ним.
Ноэль посмотрел на Ренато, который наблюдал за двумя у перил. Но ни один мускул не дрогнул на изящном и невозмутимом лице, в глаза ничего не отразилось. Рука вновь протянулась наполнить бокал, а затем он поднес его к губам, медленно смакуя.
– Я бы хотел поговорить наедине, Ренато.
– Мы почти наедине, Ноэль.
– Да, но не здесь. Я хочу поговорить совершенно спокойно и свободно в твоем кабинете.
– Для чего? Чтобы вы посоветовали не оставлять Хуана в этом доме? Бесполезно. Возможно, я никогда не должен был приводить его сюда. В действительности, я никогда его не привозил, он приехал сам, словно его подтолкнула судьба, и он остается. Он остается, потому что это мое самое горячее желание. Я стремился к тому, чтобы он остался!
– Хуан, ты слышишь? Хуан!
Напрасно прозвучал страстный голос Айме. Хуан не ответил, не повернув даже головы. Только челюсти сильнее сжались, судорожно напряглись руки, опершиеся о перила, и выражение в глазах, устремленных на открытый пейзаж и не видящих его, стало более напряженным. Айме сделала еще шаг, безразличная к глазам, следящим за каждым ее движением. Одновременно тревога, боязнь и надежда до краев переполнили чашу ее мрачных переживаний.
– Хуан, что ты решил о наших жизнях?
– О твоей жизни? – ответил Хуан приглушенно, но презрительно и режуще. – Ничего. Ты сама решила, сама выбрала путь, обозначила цель, которой хотела достичь и которой уже достигла. Ты на ней, на вершине. Все, что охватывает твой взгляд, принадлежит тебе. Справедливо, что ты платишь за это ценой своего тела, не говоря о цене души, поскольку не думаю, что она у тебя есть.
– Ты единственный, кто не имеет права сомневаться в этом. Не прячь глаза, посмотри мне в лицо, чтобы сказать об этом.
– Не собираюсь я снова смотреть в твое лицо! – извергнул Хуан и удалился.
– Хуан! – позвала Айме, и повысив голос, повторила: – Хуан!
– Что происходит? – спросил Ренато, приближаясь к жене.
– О, ничего! – попыталась притвориться Айме, делая огромное усилие. – Хуан кажется совсем глухим. Я спросила кое-что… о погоде. Полагаю, для мореплавателя это не трудно.
Раскат грома и порыв ураганного ветра прервал бессодержательные слова Айме, и Ренато холодно заметил:
– Думаю, никому не трудно предсказать приближающуюся плохую погоду.
– Нет, конечно. Я такая глупая, да? Да благословен Бог! Льет как из ведра, и этот Хуан. – Она протянула руку, не зная, что делать и как сказать, в полном замешательстве показывая на человека, который шел твердо и беззаботно, равнодушный к ветру и буре, уже обрушивавшейся на долину, которая еще больше приблизила сумерки. – Ты видел более странного человека, Ренато? Мы говорили о плохой погоде, думаю, твой управляющий не безумный. Было бы жаль, если бы он им оказался. Я подошла к нему, чтобы поговорить. Твой Хуан Дьявол такой приятный! Какой интересный и приятный!
– Могу ли я узнать, достаточно ли ты поговорила с Хуаном, чтобы изменить свое мнение?
Айме повернулась, тряхнула головой, как будто чтобы проснуться и вернуться к реальности. Она смотрела в глаза мужа, пристально всматривавшегося в ее лицо, словно тот хотел угадать, что происходит в ее душе, и залепетала:
– Ну, прямо сейчас. Мы были здесь, разговаривали и смотрели на облака.
– Мне показалось, что говорила только ты. Я не видел, чтобы он повернул голову и взглянул на тебя.
– Черт побери, не думала, что ты обращал столько внимания. По-видимому, ты следил за всеми малейшими движениями.
– Я не следил, а смотрел на тебя, как всегда, когда ты в пределах моего взгляда. Я мужчина, который тебя любит, Айме.
– О, я это уже знаю! В противном случае ты бы не женился. Избавь меня от напоминания, что я не принесла приданого в брак.
– Только мерзавец мог бы сделать жене подобный намек. Только негодяй, Айме, но со вчерашнего дня ты в третий раз обращаешься со мной как с мерзавцем.
– Со вчерашнего дня ты как безумный, как зверь, нервный, раздраженный, сомневающийся, мучающий меня. Думаю, ты поссорился с матерью, а так как не можешь выместить на ней…
– В четвертый раз ты обижаешь меня, Айме. Что с тобой? Почему ты так изменилась? Почему за несколько часов вся твоя любовь, вся нежность…?
– Вся моя любовь что? Заканчивай!
– Дело в том, что я даже не знаю, как начать. Знаешь, я поставил себе цель, у меня была мечта, чтобы мы жили друг для друга, угадывали мысли друг друга, чтобы наши чувства были одинаковыми, чтобы одним взглядом каждый из нас доходил до глубины души другого.
– О, ты ужасно романтичный, Ренато! – раздраженно прервала Айме. – Ты хочешь сделать из жизни идиллию, поэму, а в жизни есть много заурядных дней, много плохих часов, неприятных минут, в которых нельзя жить, мечтая.
– Но любя можно!
– Ладно, во все часы.
– Все время! Всегда! Это было моей целью, ты разделяла, принимала это, и мы клялись в этом перед алтарем. Разве ты забыла? Ты клялась быть частью меня, а я поклялся носить тебя в сердце и любить, как свою плоть! Как же быстро ты забыла!
– Дело в том, что ты стал невыносим! – воскликнула Айме, повысив голос.
– Не кричи. На нас смотрит Ноэль, – упрекнул Ренато тихим и твердым голосом. – Я не хочу играть перед ним грустный спектакль наших размолвок.
– Сожалею, но не умею притворяться!
– Ты обязана делать это, ибо ты Д`Отремон.
– Черт, ты тратишь много времени для упоминания знаменитой фамилии!
– Что ты говоришь? – удивился Ренато.
– Чтобы ты больше ее не упоминал, потому что я сыта ею по горло, понял? Сыта по горло! Как и этой усадьбой, этим домом и…
– Замолчи! – приказал Ренато. Затем, сменив тон, обратился к нотариусу: – Подойдите, Ноэль. Мы удостоверились, что льет как из ведра.
– Да, наверху буря, но нет причин удивляться, потому что она случается почти ежедневно. И тем не менее, кажется кратковременной.
Ноэль приблизился к перилам, мимоходом наблюдая, понимая и проникая взглядом в искаженные лица молодого Д`Отремон и его жены. Она побледнела, ее губы дрожали. Тут взгляд старика посмотрел в грозовую ночь, повернулся к ним более спокойно, не обнаружив следа Хуана. Уводя разговор в сторону, он спросил:
– Могу ли я удостоиться чести поприветствовать сегодня донью Софию?
– Боюсь, что нет, Ноэль. Это я и пытался вам объяснить. Между мной и матерью есть некоторые разногласия. Несмотря на то, что я пытался всеми способами избежать этого, мы поссорились. Вы друг, которому я достаточно доверяю, чтобы не скрывать этого от вас. Вы больше, чем друг, ибо я только что назначил вас юридическим советником.
– И как я сказал ранее, боюсь, что часть этой ссоры была из-за моего назначения.
– Нет, моя мать расстроилась из-за присутствия Хуана. Айме он тоже не нравится. Но теперь у меня есть надежда, что мать изменит свое мнение, как и Айме его изменила, даже если это случится не так скоро.
Он странно посмотрел на Айме, но та отвернулась, избегая взгляда, который поймал Ноэль. Будто кинувшись в воду, старый нотариус решился:
– Ренато, к чему такое старание привезти Хуана в Кампо Реаль?
– Вы меньше всех должны спрашивать об этом, ибо знаете волю моего отца. Я надеялся найти в вас союзника, а получается наоборот.
– Я пытаюсь заботиться о спокойствии этого дома. Хуан молодой и страстный; возможно, безнравственный, с независимым нравом, боюсь даже, плохо воспитанный. Его присутствие в гостиной доньи Софии…
– Ей незачем часто встречаться с ним. Как управляющий он может построить себе маленький дом в любом месте усадьбы. Там он может жить и делать то, что захочет.
– Мне это кажется замечательной мыслью, – заговорила Айме, полностью успокоившись, со странной вспышкой в агатовых зрачках, и, казалось, она бросала вызов удивленному взгляду мужчин, владея создавшимся положением со светской непринужденностью. – Так можно уладить дела. Я знаю, что у Ренато нет другого желания. Вы, как друг, а я, как жена, Ноэль, сделаем все возможное, чтобы порадовать его и помочь. Думаю, у вас нет недостатка во влиянии и дипломатии, чтобы укротить немного этого дикого кота Хуана Дьявола. Сделайте это, Ноэль, сделайте для Ренато.
Лишь на несколько шагов отошел нотариус от молодой пары; лишь на мгновение он оставил их, пытаясь успокоиться, проникнуть до конца в этот всколыхнувшийся водоворот. Этого было достаточно, чтобы увидеть, как Айме улыбнулась Ренато, оперлась о его руку, заставляя почувствовать горячее и нежное давление пальцев, и подняла голову, чтобы посмотреть ему прямо в лицо тем напряженным и горячим взглядом, результаты которого хорошо знала, и притворно прошептала: