Ричард потер рукой лицо, словно хотел стереть воспоминания о боли, которую испытывал. Его лицо было искажено горем.
— Женщина, акушерка… сказала…
— Что? — почти выкрикнул Нэд.
Ричард шумно вдохнул, как будто его давили рыдания.
— Она сказала, что я не имел права заставлять свою жену странствовать вместе с собой. Она сказала, что именно я… повинен в ее смерти.
— Но это не была твоя вина! — воскликнул Нэд. — Женщины ведь иногда умирают в родах.
Ричард не принял этих слов утешения. Он закрыл лицо. Его слова звучали приглушенно:
— Эта женщина сказала, что Констанция могла остаться жива, а умерла потому, что ей пришлось слишком быстро встать на ноги. Если бы ребенок родился в нормальных домашних условиях, то она бы не умерла.
В комнате воцарилась тишина. Слышались лишь прерывистые всхлипывания Ричарда. Элиджа тоже плакал, но беззвучно — только слезы катились по его щекам, оставляя мокрые бороздки на грязном личике.
Наконец Сесиль не выдержала и подошла к Ричарду. Обняв его, она сказала:
— Ты не знаешь наверняка. Она могла умереть, даже если бы ребенок родился дома. Женщины действительно умирают в родах, такова воля Божья. Так что успокойся, помолчи. Я думаю, что ты очень устал, ведь ты долго странствовал и ничего не ел. Почему бы тебе не пойти прилечь и отдохнуть? А малыш, Элиджа, ты пойдешь со мной? Я твоя кузина. Возьмешь меня за руку? Умница, хороший мальчик. Пойдем. Мы поднимемся наверх…
Так, мягкими уговорами, успокаивая их, она увела Ричарда и его сына, мальчика она держала за руку, а его отца поддерживала за талию. Остальные молча наблюдали, как они вышли из комнаты и тихо притворили за собой дверь. Ни у кого не было желания продолжать разговор. Сцена, свидетелями которой они стали, была слишком тяжелой.
— Бедняжка Констанция! — наконец вымолвил Нэд. — Да и Дикона мне так жаль! Но я уверен, что он со временем оправится от горя этой утраты, ведь все мы рано или поздно умираем. Давайте не будем омрачать сегодняшний праздник грустными мыслями. Будем надеяться на лучшее. Может, он вернется домой, и это доставит бабушке удовольствие.
— Нэд прав, — согласился Том. — Давайте приободримся. Это славный день для Англии.
Они просидели еще час, проведя его в приятной беседе. Потом они отошли ко сну, но каждый сохранил в своей памяти рассказ Ричарда, искренне сопереживая его беде.
В последующие несколько дней они все так или иначе возвращались к истории Ричарда. Отдых и еда восстановили его силы. Малютка, как оказалось, просто страдал от голода. Старший мальчик Ричарда в хороших домашних условиях чудесным образом превратился в очень приятного живого ребенка. Сесиль взяла на себя заботу о нем: она сожгла его лохмотья, искупала, одела в новое платье. Он оказался красивым малышом. Его волосы были не черными, как им показалось раньше, а темно-каштановыми, и Сесиль с большим удовольствием расчесывала и завивала его. Новые наряды Элидже подобрали тоже под цвет его волос. Мальчик был очень застенчивый и робкий. Он почти ни с кем не разговаривал, но постепенно под влиянием терпеливой Сесиль Элиджа стал чувствовать себя более непринужденно, хотя появление остальных членов семейства, похоже, по-прежнему словно накладывало на его уста печать молчания.
Все пытались выведать у Ричарда его дальнейшие планы, и выяснилось, что никаких планов у него нет, кроме того чтобы продолжать прежнюю скитальческую жизнь. Он ждал, когда ему подтвердят, что его ребенок вне опасности.
Сесиль не выдержала первой. Теряя терпение, она загнала его в угол и прямо заявила:
— Дети поедут со мной в Морланд-Плэйс.
Ричард казался удивленным.
— Я не собирался отправляться на Север так скоро. Я хотел двигаться дальше на восток. Думаю, что обитатели Восточной Англии очень отличаются от всех остальных.
— Ты можешь делать, что тебе заблагорассудится, Ричард, — раздраженно ответила ему Сесиль. — Хочешь, отправляйся на восток, хочешь, следуй по любому другому направлению стрелки компаса, но дети поедут со мной в Йорк.
Ричард покачал головой:
— Моя дорогая, ты не понимаешь. Мои дети отправятся со мной. Может, я и нанесу визит домой… в следующем году или через два года.
— Нет, это ты не понимаешь! — воскликнула Сесиль. — Ты не имеешь права брать таких маленьких детей в столь трудный путь. Как ты собираешься кормить малютку? Ты ведь почти уморил его голодом до смерти! Ты хочешь попытаться снова? А что ты намерен делать зимой? Тебе придется нести их сразу двоих, потому что Элиджа не может идти своими маленькими ножками по снегу.
Ричард задумался.
— Не буду скрывать, Мика вызывал у меня массу хлопот. Я мог бы доставать молоко, но только когда мы проходили бы по заселенной местности, но дети все время хотят есть, а я иногда попадаю в необитаемые места. Да, здесь я вижу трудности.
— Трудности! Так невозможно! Ребенок нуждается в еде и тепле, иначе он умрет. Такова правда, Ричард! Ты хочешь смерти своему ребенку?
— Нет, конечно нет. Наверное, ты права. Лучше, если вы заберете Мику с собой…
— И Мику, и Элиджу.
Ричард проявил упрямство:
— Нет, Элиджу я не отдам. Меня нельзя разлучать с ним. Он привык к странствиям еще с младенчества. Если вы заберете мальчика, я могу не увидеть его много лет. Он меня забудет…
— Тогда тебе лучше отправиться в Йорк вместе с нами, где и обосноваться с детьми.
— Нет, не могу. Я не могу бросить свое дело. Просто взять и забыть, зачем Бог призвал меня.
— Дядюшка Ричард, прошу вас посмотреть на этого ребенка, — сказала Сесиль. — Он растет. Ему требуются нормальный дом и хорошее воспитание. Ему нужны занятия, для того чтобы вырасти образованным джентльменом. А с тобой он станет диким, как звереныш! Он не сможет занять достойного места в обществе, если не получит хорошего образования.
— Почтенные мужи охотно разговаривают со мной, — с достоинством возразил Ричард.
— Потому что ты воспитывался в приличном доме, — уточнила Сесиль. — Потом ты сам выбрал себе путь. Имеешь ли ты право выбирать такую же судьбу для своих детей?
— Это лучшая из жизней, когда ты выполняешь заветы Бога. У меня есть обязательства…
— Возможно, — резко прервала его Сесиль. — Единственное, чего я не понимаю: как ты можешь чувствовать обязательства перед посторонними людьми и при этом совершенно забывать о своем долге перед родными?
Ричард посмотрел на нее широко открытыми от удивления глазами.
— Ты не веришь в мое призвание? Ты не веришь, что я иду на Божий зов?
Ясный взгляд голубых глаз Сесиль не замутился от смущения.
— Откровенно говоря, нет. Я думаю, что ты просто живешь так, потому что это доставляет тебе удовольствие. Однако это не меняет того неоспоримого факта, что раз уж у тебя есть дети, то они нуждаются в нормальном воспитании.
Ричард погрузился в раздумье.
— Я не могу перестать жить так, как живу, — наконец вымолвил он. — Я не могу жить в доме. Он меня душит. Нет, я не вернусь домой. Еще не время. Позволь мне забрать детей с собой. Хотя бы до конца лета. Затем я обещаю прийти в Йорк.
— Я сказала тебе: делай, как считаешь нужным, но дети поедут в Йорк со мной.
Он вздохнул.
— Чему быть, того не миновать. Но это тяжкое испытание, когда у мужчины отнимают его отпрысков.
— Ты можешь не расставаться с ними. Для этого тебе просто надо отправиться с нами.
— Еще нет! — в отчаянии выкрикнул он.
Он смотрел мимо нее, уставившись в окно, словно из темницы.
— Еще нет. Да, забери их. Может, я все же направлюсь на север, а не на восток. Если я пойму, что никак не проживу без детей, я вернусь. Позаботься о них, чтобы они не забыли меня. Я вернусь.
Он встал и пошел к двери.
— Куда же ты направляешься? — спросила Сесиль, одновременно и испуганная, и удивленная.
— Назад, — ответил он, словно не ожидал такого вопроса. — Назад в свою жизнь.
— Вот так? Прямо сейчас? Даже не попрощавшись?
— Нет причины оставаться дольше. А детям я лучше не буду говорить «До свидания». Тогда не будет слишком больно.
Он повернулся и вышел.
Сесиль подбежала к окну, а через секунду увидела, как он вышел на улицу, неся с собой свою нехитрую поклажу. Он не взял с собой ничего. Ричард осмотрелся по сторонам, а потом спешно двинулся на восток. Сесиль была поражена, наблюдая за ним, пока он не скрылся из виду. Она чувствовала, что ее обманули, ведь теперь ей придется объяснять всем, куда делся Ричард, не сказав никому ни слова, а Элидже сообщить, что отец покинул его.