— Вот это настоящий Морланд, — зааплодировала Элеонора.

— О матушка, — вздохнула Сесилия.

— Не переживай так, Дейзи, ведь ты знаешь, что есть вещи, которые превыше семьи, — преданность королю и служба. Я рада, что Том это понимает. Обязательства Нэда я вижу совсем в другом — он должен жениться снова. У него должны появиться дети, и мы добьемся, чтобы он так и сделал. Он совсем, как ты, Том. Нэд очень любит расточать комплименты и уделять внимание дамам, на которых не собирается жениться.

Том широко улыбнулся в ответ.

— О бабушка, при дворе короля Ричарда такие вещи не поощряются, уверяю вас. у Нэда гораздо больше возможностей, чему меня, если говорить об этом.


В октябре идиллическая картина была грубо нарушена. Коварный конспиратор Мортон организовал еще один заговор, в который ему удалось втянуть тщеславного и легкомысленного Бекингема. Став правой рукой короля, лорд Бекингем испытал головокружение от успехов. Благодаря покровительству монарха и его искренней дружбе Бекингем сумел сколотить немалое богатство и узнать вкус славы. Теперь его обуяла жажда власти.

Он представлял себя новоявленным герцогом Уорвиком — «делателем королей», и, подобно героям прошлой истории, обнаружил в своем короле не так много достоинств, как ожидал. На самом деле Бекингем хотел бы видеть в короле более слабого правителя, на которого можно было бы легко оказывать влияние. Мортон, который опутал своей шпионской сетью и Англию, и Францию, подсказал Бекингему выход. Нет, страну не устроил бы прежний мальчик-король, так как незаконность его пребывания на троне была доказана, но другая кандидатура, чья родословная не вызывала бы таких нареканий, подошла бы для планов заговорщиков. Морланды обсуждали новости.

— Генрих Тидр? — изумилась потрясенная Элеонора.

— Теперь он величает себя Тюдором. Считает, что так его имя приобретает большую благозвучность, — сказал Эдуард.

— Но кто же он? — хотел непременно знать Нэд. — Каким образом он связан с троном?

— Он сын леди Стэнли, — ответил Эдуард. — Помнишь, я указал тебе на нее, когда она несла шлейф королевы на церемонии возведения на престол?

— Но Тидр не может претендовать на трон! — воскликнула разъяренная Элеонора.

— Он претендует на него, ссылаясь на родословную своей матери, — проговорила Сесиль ровным голосом. — Она последняя из рода Ланкастеров.

— Она дочь старшего сына из рода Бофоров, — пояснил Эдуард, — а поскольку в роду не осталось сыновей, то она автоматически становится наследницей, хотя что это значит?

— Именно, Эдуард, — поддержала сына Элеонора, — это ничего не значит. Ланкастеры — потомки Джона Гонта[16], а Бофоры родились от его союза с любовницей. Такой союз не имеет права называться праведным или законным, поэтому они не могут претендовать на трон ни при каких условиях. Милорд Бастард имеет больше прав на трон, но даже он на него не претендует.

— Этот Генрих по обеим родительским линиям унаследовал грехи, так ведь? — спросил Нэд. — Не вы ли говорили, отец…

— Да, правда, — сказал Эдуард. — Его отец Эдмунд Тидр…

— …был незаконным сыном королевы Екатерины и ее валлийского любовника, — закончила за него Элеонора. — Должно быть, Бекингем сошел с ума. Страна никогда не примет такого претендента на престол, даже если им удастся сразиться с королевской армией.

— В стране осталось много сторонников Ланкастаров, — осторожно заметил Эдуард, не желая расстраивать Элеонору.

— Не хватит, чтобы одержать победу! — выкрикнула она в ответ.

— А еще надо помнить о Вудвиллах…

— Они-то с какой стати будут помогать Бекингему? — удивленно произнесла Элеонора.

— Мадам Элизабет знает, что ее сын не сможет стать королем, однако она не будет против того, чтобы трон заняла ее дочь, став королевой.

Элеонора сразу поняла замысел, и ее лицо исказилось гримасой отвращения.

— Выдать замуж принцессу Елизавету за Генриха Тидра? Хороша же будет королевская чета! Незаконнорожденная королева и такого же непонятного происхождения король, а правят всем Бекингем и Мортон при поддержке французских вояк! Боже милостивый, я удивляюсь только тому, что земля до сих пор не разверзлась и не поглотила их всех, ибо люди, в голове которых мог созреть такой план, не заслуживают снисхождения.


Беспокоиться было не о чем. Волнения продолжались меньше месяца. Мятежники были приструнены. Бекингема и некоторых других зачинщиков приговорили к смертной казни, а Мортону удалось бежать во Францию. Там он присоединился к Генриху Тидру, корабль которого болтался в море пару недель, пока Тидр не услышал о полном провале восстания, после чего вернулся во Францию. Страна, которая жила, затаив дыхание, теперь расслабилась и вернулась к нормальной жизни, тем более что король и королева прибыли в Лондон для празднования Рождества.

В январе состоялось рабочее заседание парламента, посвященное вопросам установления законности и порядка. В марте бывшая королева Элизабет Вудвилл решилась все-таки покинуть свое прибежище и присоединиться ко двору вместе со своими дочерьми. Ричард даровал ей прощение, несмотря на ее активное участие в заговорах. Он назначил Элизабет Вудвилл неплохое содержание, а к ее дочерям относился очень хорошо. Король даже пообещал подыскать им достойных мужей и не обидеть приданым, когда придет время выдавать девушек замуж. Сыновей Эдуарда, бывшего короля, отправили ко двору их кузена, графа Линкольна. Там они содержались в поистине королевских условиях, а воспитывались так же, как и сам Ричард, когда он мальчиком жил в Мидлхеме. Принцам предстояло разделить компанию с сыном Кларенса, Уорвиком, с их кузеном Линкольном и с юным Джоном Глостером, незаконным сыном короля Ричарда, который появился на свет еще до его женитьбы на Анне. Мидлхем был исключительно приятным местом, где молодые люди могли получить все необходимые знания, вырасти здоровыми и сильными: здесь их обучали обращаться с оружием, танцевать, вести светскую беседу. Здесь молодые люди превращались в настоящих придворных.

И вот, когда казалось, что судьба начинает благоволить к Ричарду, она вдруг нанесла страшный удар. В самом начале апреля курьер из Мидлхема отправился через Йорк к королю, чтобы сообщить ужасную весть о смерти принца Уэльского. Курьер застал монархов в Ноттингеме, где на лето расположился двор. Они намеревались несколько позже отправиться на Север и увидеться с сыном и остальными обитателями замка.

— Это было ужасно, — рассказывал позже Том. — Меня не было, когда пришла новость, но как только я услышал ее, то немедленно отправился в личные королевские покои, хотя была и не моя очередь стоять на страже. Помощники короля собрались группами и молчали, чувствуя собственное бессилие что-либо сделать. Во всех остальных комнатах царила полная неразбериха. Королева, обхватив себя руками, стояла на коленях на полу и раскачивалась вперед-назад, издавая звуки раненого зверя. Она не плакала, не рыдала — она кричала. Это был ее единственный ребенок, и у нее не могло быть другого. Затем вошел король. Я не мог заставить себя взглянуть на его лицо. Он рухнул на колени рядом с королевой и заключил ее в свои объятия. Он держал ее так крепко, что вены проступили на его шее, но не проронил ни звука. Затем королева начала плакать.

Том остановился, не в силах продолжать — эта печальная сцена все еще стояла перед его глазами.

— Горе ее не знало границ. Мальчик, как сообщили, заболел, а потом внезапно у него начались колики, от которых он и умер. Позже одна из женщин сказала мне, что у нее было видение: ребенок в агонии звал своего отца. Принц умер девятого апреля, в тот самый день, что и король Эдуард. Король Ричард заперся в своей комнате, не желая никого видеть. Единственным звуком, доносившимся из комнаты, был плач королевы, которая бесконечно проливала слезы. Рыдания королевы стали подобны ветру, который зимой слышен за окнами дома. Казалось, что ее плач проник в самое сердце и не покинет его уже никогда.

В конце месяца король, королева и наиболее приближенные отправились на Север на похороны принца. Они остановились в замке Мидлхем, откуда Том и получил разрешение на недельный отпуск. Он навестил своих родных в Морланд-Плэйсе.

— Как королева переносит смерть сына? Ей хотя бы немного лучше? — спросила Тома его мать.

— Боюсь, что нет. Она выглядит очень больной и уставшей. Кажется, что она стала еще тоньше, чем прежде. Она всегда была очень хрупкой, но этот удар сломил ее. Ребенок не отличался крепким здоровьем, но они не ожидали такого конца.